30
— Шансы на успех крайне ограничены, — сказал Гюнтер Хартог Трейси. — Придется проявить максимум изобретательности.
— Это — похищение века, — думала Трейси. Она смотрела из окна на стеклянные фонари крыши Прадо, перебирая в памяти все, что она знала о музее. Открывался он в 10 утра, закрывался для посетителей в 18.00, и в течение этого времени система сигнализации не работала, зато на каждом углу стояли охранники.
Если даже кто нибудь сумеет снять со стены картину, думала Трейси, то нет пути вытащить ее оттуда. Все сумки проверяют на выходе.
Она изучила крышу Прадо и рассмотрела ночное освещение. Там нашлось несколько недостатков. Первый — очень высокая видимость. Трейси наблюдала, как мощно освещалась ночью крыша, что делало ее полностью обозримой для стражи. Даже если бы удалось прокрасться внутрь незамеченной, то внутри здания следили инфракрасные лучи и дополнительный ночной контроль.
Казалось, что Прадо полностью неприступен.
А что же задумал Джефф? Трейси была почти уверена, что он также попытается украсть Гойю.
Все отдала, лишь бы узнать, что он задумал, думала Трейси.
В одном Трейси была уверена полностью — она не позволит ему опередить ее. Она должна найти способ.
И она вновь направилась в Прадо на следующее утро.
Ничего не изменилось, за исключением лиц посетителей. Трейси внимательно вглядывалась в толпу туристов, ища Джеффа, но он так и не появился.
Трейси сидела и думала.
Он, наверное, продумал план действий. Ах, ты, ублюдок. Он использовал чары, чтобы отвлечь меня и суметь украсть картину первым.
Она подавила гнев и стала рассуждать холодно и логично.
Трейси снова направилась к «Пуэрто», ее глаза пробежали по ближайшим полотнам, стоящим на страже охранникам, художникам, сидящим перед мольбертами, толпе, ходящей взад и вперед по залам, она еще раз оглянулась, и сердце ее учащенно забилось.
Теперь я знаю, как утащу картину.
Она звонила из телефона автомата на Гран Виа, и Даниэль Купер, стоявший около входа из кафе, отдал бы годовое жалование, чтобы узнать, кому звонила Трейси. Он был совершенно уверен, что она давно собиралась позвонить и звонит за границу, но прослушать или записать разговор не представлялось никакой возможности. Он удивился, впервые увидев на ней в зеленую полоску платье, и еще — что она была без чулок.
Это чтобы мужчины обращали внимание, мрачно решил он. Распутница.
Он чувствовал себя ужасно разозленным. А в телефонной будке Трейси заканчивала разговор.
— Вы должны быть уверены, что он очень быстр, Гюнтер. У него будет только две минуты. Все будет зависеть от скорости.
"Кому: Дж.Дж.Рейнольдсу, Файл N Y 72 830 412.
От кого: Даниэля Купера.
Лично.
Объект: Трейси Уитни.
По моему мнению, объект находится в Мадриде, чтобы осуществить крупное преступление. Вероятная цель находится в музее Прадо. Испанская полиция отказалась сотрудничать, но я продолжаю лично следить и арестую ее в надлежащий момент."
Через два дня, в 9 утра, Трейси сидела на лавочке в саду Ретиро, одном из самых прекрасных парков в центре Мадрида, и кормила голубей. Парк Ретиро с его озером, прекрасными старыми деревьями, ухоженными газонами и удобными площадками для детей, притягивал сотни мадридцев.
Сезар Поретти, пожилой седовласый мужчина с незначительным горбом, прогуливался по аллеям парка и когда подошел к скамейке, то уселся рядом с Трейси.
— Добрый день, сеньорита.
— Добрый день. Возникли трудности?
— Нет, сеньорита. Все, что мне нужно, — это время и место.
— Пока не знаю, — ответила Трейси, — но скоро узнаю.
Он улыбнулся беззубой улыбкой.
— Полиция сойдет с ума. Ведь никто не додумался сделать именно так.
— Вот поэтому и нужно время, чтобы все подработать, — сказала Трейси. — Все узнаете от меня.
Она бросила последнюю крошку голубям и поднялась. Медленно прогуливаясь, Трейси пошла вдоль аллеи, а шелковое платье соблазнительно билось вокруг колен.
В то время, как Трейси находилась в парке с Сезаром Поретти, Даниэль Купер обыскал ее номер. Он видел, как Трейси вышла из отеля и направилась в парк. Она ничего не заказала в номер, и поэтому Купер решил, что женщина направилась завтракать. Он дал себе переждать минуту. Войти в номер оказалось проще простого. Он знал, что искать — копию картины. Он еще не знал, как она собирается украсть ее, но был уверен, что копия является частью плана.
Он тщательно исследовал номер, ничего не находя, оставив спальню напоследок. Он просмотрел шкафы, проверил платье и туалетный столик. Он открывал один за одним ящики комода — там лежало ее белье. Он схватил пару розовых трусиков и провел ими по щеке, чувствуя ее свежий аромат. Она словно присутствовала везде. Он положил их на место и просмотрел остальные вещи. Картины не было.
Купер направился в ванную. Раковина еще хранила брызги. Ее тело лежало здесь, в теплой воде, и Купер вдруг отчетливо представил себе Трейси обнаженную, как вода ласкает ее груди и бедра. Он почувствовал сильнейшее возбуждение. Он схватил мокрое полотенце из ванной и уткнулся в него губами. Запах ее тела разнесся по нему, и он расстегнул молнию брюк. Завернув кусок мыла в ее полотенце, он, глядя в зеркало, начал возбуждать себя им.
Через несколько минут он, так же осторожно, как и вошел, покинул номер, направляясь прямо в ближайшую церковь.
На следующее утро, когда Трейси вышла из «Ритца», Купер последовал за ней. Он чувствовал, что между ними возникло некое интимное чувство. Он знал ее запах, он видел ее обнаженную в ванной. Она принадлежала ему целиком. Она будет принадлежать ему до смерти. Он видел, как она направилась вдоль Гран Виа, исследуя магазины, и он следовал за ней в ближайший универмаг, стараясь не упустить ее из виду. Он видел, как она разговаривала со служащим, затем направилась в дамскую комнату. Купер встал неподалеку от двери, наблюдая. Это оказалось единственным местом, куда он не мог последовать за ней.
Если бы Купер имел возможность войти за Трейси в дамский туалет, тогда он увидел бы ее, разговаривающую с крупной, среднего возраста женщиной.
— Manana, — говорила Трейси, крася губы перед зеркалом. — Завтра утром, в одиннадцать.
Женщина покачала головой.
— Нет, сеньорита. Ему не понравится. Вы не могли выбрать более худшего дня. Завтра в страну приезжает принц Люксембурга и в газетах сказано, что он собирается посетить Музей Прадо. Так что в музее охраны будет еще больше.
— Чем больше, тем лучше. Завтра.
Трейси направилась к двери, а женщина смотрела ей вслед, что то бормоча под нос.
Высокопоставленных гостей ожидали в Прадо к 11 утра и поэтому район был оцеплен Национальной гвардией. Из за задержки церемонии в президентском дворце кортеж прибыл ближе к полудню. Сопровождаемый полицейскими машинам с сиренами, вереница черных лимузинов остановилась перед музеем Прадо.
У входа, дрожа от нетерпения, Его Высочество поджидал директор, Кристиан Мачада.
С утра Мачада внимательно осмотрел залы, проверив, все ли в порядке, охрану проинструктировали, приказав особенно внимательно следить за порядком в залах. Директор не зря гордился своим Музеем и ему очень хотелось произвести хорошее впечатление на принца.
— Никогда не помешает обзавестись друзьями в высших сферах, — думал Мачада. — Почему бы и нет. Меня ведь могут и пригласить отужинать этим вечером в президентском дворце.
К своему великому сожалению, Мачада не мог сдержать толпы туристов, собравшихся поглазеть. Но телохранители принца и служба безопасности Музея были уверены, что принц охраняется надежно. Все находились в полной боевой готовности.
Венценосные гости начали подниматься по лестнице на основной этаж. Директор приветствовал Его Высочество и присоединился к эскорту, сопровождаемому вооруженной охраной, который направлялся в залы, где экспонировались полотна художников Испании XVI века — Жуан де Жуана, Педро Мачука, Фернандо Янеза.
Принц не спеша переходил от картины к картине, восхищаясь увиденным. Он покровительствовал искусству, и особенно любил художников, которые реставрировали картины, возвращая их к жизни. Не имея таланта художника, принц, пройдя по залам, никогда не завидовал художникам, стоявшим за мольбертами и делавшим копии с картин великих мастеров.
Когда делегация прошла верхние залы, Кристиан Мачада с гордостью произнес:
— А сейчас, Ваше Высочество, позвольте отвести Вас в зал Гойи.
Утро для Трейси выдалось прямо таки нервное. Когда принц не прибыл, как ожидалось к 11 утра, она была на грани паники. Хотя она организовала и продумала все до секунды, ей требовался приезд принца, чтобы заставить работать план. Она переходила из зала в зал в толпе, пытаясь не привлечь внимания.
Он не придет, решила Трейси. Мне надо отменить все. И в этот самый момент она услышала звуки сирен на улице.
Наблюдая за Трейси из соседнего зала, Купер также услышал вой сирен. Разум говорил ему, что совершенно невозможно украсть картину из музея, но инстинкт подсказывал, что Трейси попытается, а Купер доверял инстинкту. Он находился неподалеку, ни на минутку не упуская ее из виду.
Трейси находилась в зале, соседнем с тем, где висел «Пуэрто». Через открытые двери она видела горбуна Сезара Паррету, сидящего за мольбертом и копирующего полотно Гойи «Одетая Маха», висевшую рядом с «Пуэрто». Охранник стоял в трех футах. В зале, где была Трейси, художница старательно копировала «Молочницу из Бордо», пытаясь хотя бы приблизиться к великолепным цветам Гойи.
Группа японских туристов вплыла в зал, щебеча подобно стайке заморских птиц.
Сейчас! — сказала себе Трейси.
Этого момента она и ждала, сердце ее билось так сильно, что она испугалась, вдруг его услышит охранник.
Трейси пошла навстречу приближающейся японской группе, повернувшись спиной к художнице. Когда японцы совсем приблизились к Трейси, она упала, словно ее толкнули, сметая при падении мольберт художницы, краски, холст.
— О, Господи, простите меня, — воскликнула Трейси. — Позвольте мне помочь вам.
Когда она направилась помочь испуганной художнице, каблуки Трейси попали в разлившиеся краски, размазывая их по полу. Даниэль Купер, видевший все, подобрался ближе, все чувства его были напряжены. Он знал, что Трейси Уитни сделала первый шаг.
Появился охранник, крича:
— Что случилось?
Происшествие привлекло внимание туристов, и они сгрудились вокруг упавшей женщины, размазывающей краски из разбитых тюбиков по полу, в результате чего там образовалось что то дикое. Безобразие! С минуты на минуту должен был появиться принц. Охранника охватила паника.
— Серджио! Скорее! Сюда!
Трейси смотрела, как из ближайших залов мчались на помощь охранники.
Трейси оказалась в середине суматохи. Двое охранников тщетно пытались разогнать туристов прочь от вымазанного пола.
— Зови директора, — закричал Серджио. Второй помчался к лестнице.
— Что за кошмар.
Через две минуты Кристиан Мачада прибыл на место происшествия. Директор с ужасом взглянул на разгром и приказал:
— Уборщицу сюда, живо! Швабру, тряпки, скипидар. Быстро!
Молодой помощник стремглав кинулся выполнять его поручение. Мачада повернулся к Серджио:
— Возвращайтесь на свой пост.
— Да, сэр.
Трейси наблюдала, как охранник сквозь толпу, пробирался в зал, где работал Сезар Поретти.
Купер не сводил глаз с Трейси ни на минутку. Он ждал следующего ее шага. Но ничего не происходило. Она даже не подошла ни к одной картине, не общалась с сообщником.
Все, что она сделала, так это ударила мольберт и размазала несколько красок по полу, но он был точно уверен, что сделала это нарочно. Но с какой целью? Однако Купер чувствовал, что что то произошло. Он быстро взглянул на стены зала. Ни одна из картин не пропала.
Купер пробрался в смежный зал. Он оказался пустым, за исключением охранника и пожилого горбуна, сидевшего за мольбертом и копировавшего «Одетую Маху». Все картины также оказались на месте. Но что то было не так. И Купер знал это.
Он пробрался сквозь толпу к директору, которого встречал раннее.
— У меня есть основание полагать, — буркнул он, — что несколько минут назад отсюда украли картину.
Кристиан Мачада во все глаза уставился на американца.
— О чем вы говорите? Если бы подобное происшествие имело бы место, охрана бы услышала сигнал тревоги.
— Я думаю, что оригинал подменили копией.
Директор снисходительно усмехнулся.
— У вашей теории, синьор, есть один небольшой недостаток. Посетителям неизвестно, что за каждой картиной установлены сенсоры. Если кто нибудь попытается снять картину со стены — что обязательно надо сделать, чтобы заменить ее копией — зазвучит сигнал тревоги.
Но Даниэль Купер опять не удовлетворился.
— Может быть, сигнализация выведена из строя?
— Нет. Если кто нибудь попытается перерезать провод, то система опять сработает. Сеньор, повторяю, невозможно кому либо украсть картины из музея. Наша система безопасности работает без сбоев.
Купер стоял совершенно расстроенный. Все, что говорил директор, звучало убедительно. Действительно, покушение казалось невозможным. Но почему тогда Трейси Уитни специально пролила краски на пол?
Купер не мог заставить себя отступить.
— Исполните, пожалуйста, мою просьбу. Не можете ли вы попросить своего помощника пройтись по залам и проверить, все ли на месте? Я буду в номере отеля.
Большего Даниэль Купер сделать не мог.
В 7 вечера Кристиан Мачада позвонил Куперу:
— Я лично проверил все, сеньор. Каждая картина висит на своем месте. Из музея ничего не пропало.
Итак, таковы оказались дела. Очевидно, происшествие оказалось случайностью. Но Даниэль Купер, с его инстинктом охотника, чувствовал, что добыча ускользнула от него.
Джефф пригласил Трейси поужинать в главный зал ресторана Отеля Ритц.
— Сегодня вечером вы выглядите особенно блистательно, — сделал Джефф комплимент Трейси.
— Благодарю. Я чувствую себя особенно хорошо.
— Просто хорошая компания. Давайте поедем вместе в Барселону на следующей неделе. Совершенно очаровательный город. Вы останетесь довольны.
— Простите, Джефф, но я не смогу. Я покидаю Испанию.
— В самом деле? — голос его погрустнел. — И когда?
— Через несколько дней.
— О, я разочарован.
Вы будете еще более разочарованы, думала Трейси, когда узнаете, что я стащила «Пуэрто».
Ей все таки было интересно, как он собирался украсть картину. Хотя это уже не имело особого значения.
Я оказалась умнее Джеффа Стивенса.
Да, но по какой то необъяснимой причине Трейси чувствовала грусть.
Кристиан Мачада сидел в кабинете, наслаждаясь крепчайшим кофе и рассказывая, насколько успешным оказался визит принца. За исключением дурацкого инцидента с разлитыми красками, все прошло точно, как планировалось. Он был благодарен, что принца и его свиту отвлекли до тех пор, пока зал не привели в порядок. Директор улыбнулся, вспомнив того идиота американца, который пытался убедить его, что кто то украл картину из Прадо.
Ни вчера, ни сегодня, ни завтра, — подумал он.
В кабинет вошла секретарша.
— Прошу извинить меня, сэр, но там пришел джентльмен, чтобы увидеться с вами. Он попросил меня передать вам это.
И она передала директору письмо с литерой музея Кунстхауз из Цюриха.
"Уважаемый коллега!
Письмо мое служит для представления вам месье Генри Ренделла, нашего эксперта живописи, совершающего тур по музеям мира и особенно интересующегося вашим уникальным собранием. Буду вам очень признателен за оказанное ему гостеприимство."
Письмо подписал куратор музея.
Рано или поздно, удовлетворенно думал директор, но все обращаются ко мне.
— Пришлите его ко мне.
Генри Ренделл оказался высоким лысоватым мужчиной с тяжелым швейцарским акцентом. Они обменялись рукопожатиями, и Мачада отметил, что указательный палец на правой руке у посетителя отсутствовал.
Генри Ренделл с улыбкой обратился к Мачаде:
— Мне повезло. Впервые мне представилась возможность посетить Мадрид и увидеть ваши выдающиеся произведения искусства.
Кристиан Мачада ответил со всей скромностью:
— Не думаю, что вы разочаруетесь, месье Ренделл. Пожалуйста, пройдемте со мной. Я сам вам все покажу.
Они медленно переходили из зала в зал, наслаждаясь фламандцами, Рубенсом и его последователями, прошли центральную галерею, где экспонировались испанские мастера, и Генри Ренделл тщательно изучал каждую картину. Они вели между собой диалог двух знатоков, обсуждая различные художественные стили, перспективу и цветовую гамму.
— А сейчас, — объявил директор, — я представлю вам гордость Испании. — И он повел гостя вниз, в галерею с произведениями Гойи.
— Господи, какой праздник! Позвольте мне просто постоять и посмотреть.
Кристиан Мачадо ждал, восхищаясь благоговением Ренделла.
— Никогда не видел такого великолепия, — воскликнул Ренделл.
Он медленно стал рассматривать картину за картиной.
— "Шабаш ведьм". Великолепно!
Они подошли к следующей картине.
— "Автопортрет Гойи" — фантастично!
Перед «Пуэрто» Ренделл на мгновение замер.
— Отличная копия. — И хотел двинуться дальше.
Директор схватил его за руку.
— Что? Что вы сказали, сеньор?
— Сказал, что у вас превосходная копия «Пуэрто».
— Вы ошибаетесь, — негодовал директор.
— Ну, почему же?
— Нет. Вы определенно ошибаетесь, — упрямо повторил Мачада. — Уверяю вас, это подлинник. У меня имеются доказательства.
Генри Ренделл подошел к картине и стал ее тщательно рассматривать.
— Тогда ваши доказательства также фальшивы. Эта картина написана учеником Гойи и его последователем Эугенио Лукасом у Падилло. Вы должны знать, что Лукас написал сотни копий Гойи.
— Естественно, я знаю о нем, — резко ответил Мачадо. — Но это не одна из его копий.
Ренделл пожал плечами.
— Подчиняюсь вашему суждению. — И он было отошел.
— Я лично проверял эту картину. Она прошла спектрографическое исследование, здесь проверены краски.
— Вы не убедили меня. Лукас писал в то же время, что и Гойя и использовал те же материалы. — Генри Ренделл нагнулся и принялся исследовать подпись в углу картины.
— Вы можете, если пожелаете, сами удостовериться. Все очень просто. Возьмите картину и отнесите ее в реставрационную мастерскую и исследуйте подпись. — Он усмехнулся. — Самолюбивый Лукас подписывал картины своим именем, но чтобы цена была значительно выше он замазывал свою подпись поддельной подписью Гойи.
Тут Ренделл взглянул на часы.
— Извините меня, но боюсь, я опаздываю на встречу. Большое спасибо за ваши хлопоты.
— Не за что, — ответил холодно директор. Этот мужчина определенно полный дурак, подумал он.
— Если я вам понадоблюсь, то я остановился на вилле Магна. И еще раз спасибо, — Генри Ренделл откланялся.
Кристиан Мачада смотрел ему вслед. Как этот идиот швейцарец осмелился утверждать, что Гойя был подделкой?
Он вернулся снова к картине. Как она прекрасна! Он принялся изучать подпись Гойи. Совершенно нормальная. Но это было возможно? Сомнения не уходили. Всем известно, что современник Гойи Эугенио Лукас у Падилло написал сотни подделок Гойи, сделав карьеру мастера фальшивок. Мачада заплатил 3.5 миллиона долларов за «Пуэрто». Если он на самом деле окажется подделкой, то на него, Мачаду, падет черное пятно, он боялся даже думать о такой возможности.
Генри Ренделл сказал одну вещь, которая имела смысл: существовал простой способ проверить его подлинность. Он проверит подпись и потом позвонит Ренделлу и как можно учтивее скажет, что тому надо заняться чем то более подходящим.
Директор вызвал ассистента и приказал отнести «Пуэрто» в реставрационную мастерскую.
Определение автора картины весьма деликатное мероприятие и должно осуществляться очень тщательно, потому что может разрушить нечто устоявшееся и бесценное. Все реставраторы в Прадо считались экспертами. Как правило, они были неудавшимися художниками, взявшимися за реставрационные работы, чтобы быть ближе к боготворимому ими искусству.
Все они начинали подмастерьями, изучая мастерство реставратора, и работали годами, прежде чем становились ассистентами и им позволяли прикоснуться к шедеврам, но всегда под присмотром старшего мастера.
Жуан Дельгадо, опытный реставратор, поместил «Пуэрто» в специальную раму под наблюдением Кристиана Мачадо.
— Я хочу, чтобы вы исследовали подпись, — сообщил ему директор.
Дельгадо удивился про себя, но ответил:
— Да, сеньор, директор.
Он налил изопропилового спирта на маленький ватный тампон и поставил на столик рядом с картиной. На второй тампон он налил чистого керосина, нейтрализующего агента.
— Я готов, сеньор.
— Начинайте. Но будьте осторожны.
Мачада вдруг обнаружил, что ему трудно дышать. Он смотрел, как Дельгадо поднял первый тампон и нежно коснулся им буквы "G" в подписи Гойи. Следом Дельгадо провел вторым тампоном и нейтрализовал им поверхность, чтобы спирт не мог сильно пропитать холст. Мужчины начали исследовать холст.
Дельгадо нахмурился.
— Простите, но я ничего не могу сказать, — произнес он. — Я должен использовать более сильный растворитель.
— Возьмите его, — скомандовал директор.
Дельгадо открыл другую бутылочку. Он аккуратно капнул диметилкетон на свежий тампон и им протер первую букву, и промокнул керосином. Комната наполнилась едкими химическими запахами. Кристиан Мачада стоял и смотрел на картину, не веря собственным глазам. Буква Г в имени Гойя исчезла и на ее месте стала видна буква Л.
Дельгадо повернулся с побелевшим лицом.
— Мне продолжать?
— Да, — хрипло ответил Мачадо. — Продолжайте.
Медленно, буква за буквой, подпись Гойи под действием растворителя исчезала и выступала подпись Лукаса. Каждая буква словно ударяла Мачаду поддых. Его, главу одного из самых лучших музеев мира, обманули. Комиссия директоров узнает об этом, узнает и король Испании, весь мир услышит.
Он погиб.
Он побрел в свой кабинет и позвонил Генри Ренделлу.
Мужчины сидели в кабинете Мачады.
— Вы оказались правы, — тяжело вздохнул директор. — Это Лукас. Когда слово исчезло, я думал сойду с ума.
— Лукас обманул многих знатоков, — утешил его Ренделл. — Его подделки стали для меня своеобразным хобби.
— За это полотно я заплатил 3.5 миллиона долларов.
Ренделл пожал плечами.
— Хотите получить деньги назад?
Директор в отчаянии покачал головой.
— Я получил ее прямо из рук вдовы, которая утверждала, что картина находилась в семье ее мужа три поколения. Если я буду просить ее вернуть деньги назад, случай будет известен повсюду, а это плохая реклама. Все экспонаты в музее окажутся подозрительными.
Генри Ренделл тяжело задумался.
— Действительно, не следует выносить случай на суд общественности. Почему бы вам не объяснить вашему начальству, что произошло, и просто не избавиться от Лукаса. Вы можете отправить картину на аукцион Сотби или Кристи и продать ее там.
Мачада покачал головой.
— Нет. Тогда весь мир узнает эту историю.
Лицо Ренделла вдруг просияло.
— Возможно, вам повезло. У меня есть клиент, который, может быть, приобретет Лукаса. Он собирает его картины. И он человек осторожный и не будет болтать языком.
— Я бы с радостью избавился бы от нее. Не хочу больше ее видеть. Подделка среди шедевров! С удовольствием отдам ее даром, — добавил он с горечью.
— В этом нет необходимости. Мой клиент может и заплатить, скажем, пятьдесят тысяч долларов. Так я позвоню ему.
— Очень обяжете, сеньор.
Быстрое совещание совета директоров решило любой ценой избежать огласки того, что одна из самых ценных картин Прадо оказалась подделкой. Постановили, что, соблюдая все меры предосторожности, необходимо избавиться от несчастной картины как можно скорее. Одетые все как один в темные костюмы мужчины в молчании вышли из кабинета. Никто не сказал ни слова Мачаде, стоящему словно побитая собака.
В полдень сделка свершилась. Генри Ренделл отправился в банк Испании и вернулся с чеком на 50 тысяч долларов, и картина Лукаса, тщательно завернутая, перешла в руки Ренделла.
— Совет директоров очень боится, чтобы эта история не получила огласки, — деликатно попросил Мачада, — но я уверил их, что клиент ваш — человек очень осторожный.
— Можете не сомневаться, — утвердительно кивнул Ренделл.
Покинув музей, Генри Ренделл взял такси и направился в зеленый район на северной окраине Мадрида, поднялся на третий этаж дома и постучал в дверь. Ему открыла Трейси. За ней стоял Сезар Поретти. Трейси вопросительно взглянула на Ренделла, и он утвердительно кивнул.
— Им не терпелось поскорее сплавить картину, — бросил он.
Трейси обняла его.
— Входите.
Поретти взял картину и положил ее на стол.
— Сейчас, — проговорил горбун, — вы увидите чудо. — Гойя оживет.
Он достал бутылочку метилового спирта и открыл ее. Едкий запах наполнил комнату. Пока Трейси и Ренделл смотрели, Поретти намочил ватку в спирте и очень аккуратно промокнул Лукаса. Немедленно подпись Лукаса начала исчезать. Под ней оказалась подпись Гойи.
Ренделл с восторгом произнес:
— Великолепно.
— Идея была мисс Уитни, — признался горбун. — Она спросила, возможно ли закрасить подлинную подпись художника фальшивой подписью и затем вновь сделать подпись художника.
— А он придумал, как осуществить трюк, — улыбнулась Трейси.
Поретти скромно ответил:
— Совершенно просто. Заняло не больше двух минут. Весь фокус заключался в красках, которые я использовал. Во первых, я покрыл подпись Гойи слоем суперочищенного прозрачного лака, чтобы сохранить ее. На нее я нанес имя Лукаса быстро сохнущей акриловой краской. Затем поверх нее написал имя Гойи масляной краской с использованием яркого лака картины. Когда верхнюю подпись убрали, то выступило имя Лукаса. Если бы они стали смывать и дальше, то обнаружили бы первоначальную подпись Гойи. Но, конечно же, они так не поступили.
Трейси пожала всем руки.
— Я хочу отблагодарить вас обоих.
— Иногда вы все таки нуждаетесь в эксперте картин, — подмигнул Генрих Ренделл.
Поретти спросил:
— Как вы собираетесь вывезти картину из страны?
— Я ожидаю курьера, который и заберет ее. Ждите моего звонка. — Она еще раз пожала им руки и вышла.
По дороге в Ритц Трейси переполняло радостное чувство.
— Все дело в психологии, — думала она.
С самого начала она убедилась, что совершенно невозможно украсть картину из Прадо, и ей необходимо было перехитрить всех и подставить им нечто в раме, отчего дирекция не преминула бы избавиться сама. Тут Трейси представила лицо Джеффа Стивенса, когда он узнает, что его обскакали, и вслух рассмеялась.
Она ждала в номере отеля курьера, и когда он прибыл, то сразу же позвонила Сезару Поретти.
— Курьер у меня, — сказала Трейси, — я посылаю его к вам за картиной. Смотрите, чтобы…
— Что? О чем вы говорите? — воскликнул Поретти. — Ваш курьер забрал картину полчаса назад.
