2
Есть ли в Капитолии бомбардировщики, способные быстро напасть на нас с неба? В то время, как мы пролетаем над Дистриктом 12, я с тревогой оглядываюсь в поисках признаков атаки, но нас никто не преследует . Через несколько минут, услышав как Плутарх и летчик обменялись фразами, подтверждающими, что воздушное пространство чисто, я понемногу начинаю расслабляться.
Гейл кивает в ответ на доносящиеся из мешка вопли.
- Теперь я знаю, зачем ты туда возвращалась.
- Даже и не надеялась увидеть его живым и здоровым.
Я бросила мешок на сидение, и эта мелкая животина начала низко рычать.
- Оох, заткнись, - обратилась я к мешку и опустилась в мягкое сиденье рядом с ним.
Гейл сидит рядом со мной.
- Там очень плохо?
- Хуже не бывает, - отвечаю я.
Смотрю в его глаза и вижу отражение собственного горя. Наши руки находят друг друга и мы держимся за ту часть Двенадцатого, которую Президенту Сноу так и не удалось уничтожить. Мы сидим в тишине до самого конца поездки в Тринадцатый, которая занимает всего лишь 45 минут. Простое недельное путешествие пешком. Бонни и Твил, беженцы из Дистрикта 8, которых я встретила в лесу прошлой зимой, после всего были не так уж и далеко до точки назначения.
Хотя видимо все-таки они не дошли. Когда я спрашивала о них в Тринадцатом, никто не понимал о ком я говорю. Мне кажется, что они умерли в лесу.
С воздуха, Тринадцатый выглядит примерно так же "жизнерадостно", как и Двенадцатый. Обломки не наполнены пеплом, как показывает это Капитолий по телевизору, но никакой жизни на земле нет.
Прошло 75 лет, с тех Темных Дней - когда Тринадцатый, как утверждается, был уничтожен во время войны между Капитолием и Дистриктами - почти все новые постройки были стерты с лица земли.
Уже тогда, существовал ранее изобретенный, разрабатываемый в течении многих столетий, подпольный центр, чтобы укрывать государственных лидеров во время войны, и последнее убежище для людей, если существование на поверхности станет непригодным для жизни. Самым важным для людей из Тринадцатого, был центр разработки ядерного оружия для Капитолия.
В течение Темных дней, мятежники из Тринадцатого, отвоевали контроль над центром у правительственных сил, направив совершенные ядерные ракеты на Капитолий, а затем заключили сделку: они будут играть роль мертвецов, в обмен на то, что их оставят в покое. У Капитолия был еще один арсенал на западе, но он не мог напасть на Тринадцатый из-за определенных противодействий. В итоге Капитолий согласился на сделку с Тринадцатым. Они разрушили весь Дистрикт без видимых остатков и перекрыли доступ извне.
Может быть Капитолийские лидеры считали, что без посторонней помощи Тринадцатый весь вымрет сам по себе. Так и происходило несколько раз, но людям всегда удавалось выживать за счет строгого распределения ресурсов, строгой дисциплины и постоянной бдительности в отношении любых дальнейших нападений Капитолия. В настоящее время в городе живут исключительно под землей. Вы можете выходить на прогулку и солнечный свет, но только на строго согласованные время по расписанию.
Вы не имеете права игнорировать ваш график. Каждое утро вы должны строго придерживаться расписания на вашей правой руке, которые вы получаете у специальной стены. Это татуировка с идиотскими фиолетовыми чернилами на внутренней стороне предплечья с расписанием на день. 7:00 - Завтрак. 7:30 - Обязанности на кухне. 8:30 - Образовательный центр в комнате 17. И так далее.
Чернила несмываемы до 22:00 - до Купания.
Вот тогда, все что заставляет график быть непроницаемым ломается и он отмывается. Свет выключается в 22:30 - сигнал, что все в ночную смену должны быть в постели.
Сначала, когда я была больна, в больнице я могла отказаться от этих татуировок. Однако, когда я переехала в помещение под номером 307 с моей матерью и сестрой, то я , как и ожидалось, получила собственную программу.
Кроме приема пищи, честно говоря я почти всегда игнорировала слова на моей руке. Я просто возвращалась в свою комнату или бродила по Тринадцатому, или же засыпала где-нибудь спрятавшись. В заброшенных воздуховодах. За водопроводами в прачечной. В шкафу образовательного центра, и самое замечательное, что никто и никогда, кажется, не нуждался в школьно-письменных принадлежностях.Они здесь скромно лежат с другими вещами, практически вещами для криминальной деятельности.
К счастью люди из Двенадцатого никогда не были расточительными. Хотя однажды, я увидела Фальвию Карди, комкавшую лист бумаги из-за записанной на нем пары слов, вы бы подумали что она кого-то убила, так она выглядела. Ее лицо приобрело оттенок сочного помидора, из-за чего ее пухлые щеки, инкрустированные серебряными цветами, стали еще более заметны.
Портрет пресыщенности. Одно из моих немногих удовольствий в Тринадцатом - смотреть на горстку избалованных Капитолийских "мятежников", пытающихся вписаться в новую жизнь. Я не знаю, сколько времени мне будет сходить с рук полное игнорирование планов, которые составляет руководство.
В настоящее время, они оставили меня в покое, потому что я классифицируюсь как умственно дезориентированная - по крайней мере так гласит надпись на моем пластиковом медицинском браслете, и все должны терпеть мой бред. Однако, все это не может длиться вечно. Так же как их терпение насчет темы о Сойке-Пересмешнице.
С посадочной площадки я и Гейл спускаемся к лестницам неподалеку от комнаты 307.
Мы могли бы спуститься на лифте, но это слишком сильно напоминает мне о том, как меня опускали на арену.
Мне трудно привыкнуть к тому, чтобы находиться под землей так долго.
Но после загадочного нахождения розы, я впервые за долгое время чувствую себя в безопасности. Я кошусь на дверь с табличкой 307, представляя вопросы моей семьи.
- Что мне им рассказать о Двенадцатом? - спросила я у Гейла.
- Я сомневаюсь, что они будут спрашивать о деталях. Они видели, как он горел. Больше всего их беспокоит, как ты справляешься с этим, - Гейл погладил меня по щеке. - Как и меня.
На миг я прижалась к его руке.
- Я справлюсь.
Затем я глубоко вздохнула и открыла дверь. Мои мама и сестра дома 18:00 - рефлекс, полчаса свободного времени перед обедом. Я вижу озабоченность на их лицах, так как они пытаются оценить мое эмоциональное состояние.Прежде чем кто-нибудь успевает что-нибудь спросить я опустошаю свою сумку с Игр, и становиться 18:00 - Преклонение коту.Прим просто сидит на полу, плачя и покачиваясь, в то время как ужасный Лютик прерывает свое мурлыканье только для того чтобы изредка на меня пошипеть.
Он особенно самодовольно на меня посмотрел, когда она перевязывает ему шею голубой ленточкой. Моя мама прижимает свадебное фото к груди, а затем помещает его вместе с книгой о растениях на наш казенный комод.
Я повесила папину куртку на спинку стула. На некоторое время это место показалось мне домом. В итоге я решила, что поездка в Двенадцатый не была пустой тратой времени.
Мы вместе спускались вниз в столовую в 18:30 - на обед, когда зазвучал комуникатор Гейла.
Он выглядит как большие часы, но получает письменные сообщения. Получить комуникатор - это особая привелегия, которая предназначена для тех, кто очень важен, Гейл получил этот статус при спасении граждан Двенадцатого.
- Им нужны двое из нас в управлении, - произнес он.
Отставая на несколько шагов от Гейла, я постаралась собраться, набраться уверенности чтобы быть непреклонной Сойкой - Пересмешницей на собрании. Я замешкалась в двери управления, высокотехнологичной комнаты военных совещаний, укомплектованной компьютеризированными говорящими стенами, электронными картами показывающими передвижения отрядов в разных дискритах, и гиганским прямоугольным табло с панелью управления, которою я не собиралась трогать.
Никто не заметил меня, хотя все уже собрались возле телевизионного экрана в дальнем углу комнаты, который круглосуточно показывал телепередачи Капитолия. Я думала, что смогу улизнуть, когда Плутарх, чья полная фигура заслоняла телеэкран, заметил меня и настойчиво подозвал присоединится.
Я неохотно подошла, стараясь представить, как это может меня заинтересовать. Всегда одно и то же. Съемки войны. Пропаганда. Повтор бомбардировок Дистрикта 12.
Угрожающее заявление от Президента Сноу. Это достаточно занимательно - видеть Цезаря Фликермана, неизменного ведущего Голодных игр, с его разрисованным лицом и забавным костюмом, готовящимся взять интервью. Все это забавно, пока камера не поворачивается, и я вижу что его гость это Пит.
Меня оглушило. На подобие утопающего, которому не хватает кислорода, я задыхаюсь и издаю стон одновременно, от неожиданной боли.
Я отталкиваю людей в стороны, пока не оказываюсь прямо напротив него, моя ладонь прижимается к экрану. Я ищу в его глазах любой признак боли, любое отражение агонии от пыток.
Ничего нет. Пит выглядит здоровым. Его кожа светится, безупречна, как и все тело будто отполировано. Его восстанавливали, серьезно. Я не могу сопоставить это изображение с избитым, растерянным мальчиком, который преследует меня во снах. Цезарь удобнее устраивается на стуле напротив Пита и пристально смотрит на него.
- Что же... Пит... с возвращением.
Пит слегка улыбнулся.
- Держу пари, вы думали, что уже взяли у меня последнее интервью, Цезарь.
- Признаюсь, я так и думал, - говорит Цезарь. - Ночью перед Двадцатипятилетием Подавления... что ж, разве кто-нибудь думал, что мы увидим тебя снова?
- Определенно, это не являлось частью моего плана, - говорит Пит с хмурым видом.
Цезарь слегка склонился к нему.
- Я думаю, что всем нам было ясно, каков был твой план. Пожертвовать собой на арене, чтобы Китнисс Эвердин и ваш ребенок могли выжить.
- Так и было. Просто и ясно.
Пальцы Пита двигались по обитому материей подлокотнику. - Но другие люди так же имели свои собственные планы.
- Да, у других людей были свои планы, - думаю я. Имеет ли Пит представление, что мятежники использовали нас в качестве пешек?
Как мое спасение воспринималось с самого начала? И наконец, по какой причине наш наставник, Хеймитч Эбернети, предал нас обоих, когда он лицемерил, что не имеет никакого личного интереса?
В последовавшей тишине, я замечаю складки, которые появились между бровями Пита. Он сам предположил или ему подсказали?
Но Капитолий не убил, и даже не наказал его. Сейчас это воскрешает мои самие смелые надежды. Я втягиваю в себя его собранность, крепость его тела и ума. Это проходит сквозь меня как морфий, который они давали мне в госпитале, притупляя боль последних недель.
- Почему бы тебе не рассказать нам о той последней ночи на арене? - предлагает Цезарь. - Помоги нам выяснить кое-что.
Пит кивнул, но заговорил не сразу.
- Та последняя ночь... рассказать тебе о последней ночи... ладно, прежде всего тебе придется представить, что чувствуешь на арене. Ты как насекомое, пойманное под чашей, полной горячего воздуха. И везде вокруг тебя - джунгли... зеленые, живые и тикающие.
Те гигантские часы отмеряют уходящее время твоей жизни. Каждый час обещает какой-то новый ужас. Тебе нужно представить, что прошло 2 дня, 16 человек погибли - некоторые из них защищая тебя. И вполне нормально, что оставшиеся 8 умрут к завтрашнему утру. Спасется один. Победитель. И согласно твоему плану, это будешь не ты.
Мое тело начало внезапно потеть от воспоминаний. Руки заскользили вниз по экрану и безвольно повисли по бокам. Питу не нужны кисти, чтобы нарисовать картины Игр. Он прекрасно это делает и на словах.
- Когда ты на арене, остальной мир становится очень далеким, - завершает он. - Все люди и вещи, которых ты любил или заботился прекращают существовать для тебя.
Розовое небо, чудовища в джунглях и трибуты, жаждущие твоей крови, становятся твоей последней реальностью, единственной, которая имеет значение. И как бы плохо это не заставляло тебя себя чувствовать, ты собираешься убивать, потому что на арене у тебя есть всего одно-единственное желание. И оно очень дорого стоит.
- Оно стоит твоей жизни, - сказал Цезарь.
- О, нет. Это стоит гораздо дороже твоей жизни. Убивать невинных людей? - парировал Пит. - Это стоит всего, чем ты являешься.
- Всего, чем ты являешься, - тихо повторил Цезарь.
Тишина обрушилась на комнату, и я почувствовала, как она распространяется по Панему. Нация прильнула к экранам. Потому что никто до этого не рассказывал, на что это похоже - быть на арене. Пит продолжил. - Поэтому ты борешься за свое желание.
И той последней ночью, да, моим желанием было спасти Китнисс. Но даже не зная о повстанцах, я не чувствовал, что это правильно. Все было слишком сложно. Я сожалел, что не сбежал вместе с ней раньше, как она предлагала. Но на тот момент никакого выхода не было.
- Вы слишком уж ухватились за план Бити электрофицировать соленое озеро, - сказал Цезарь.
- Слишком трудно играть в союзе с другими. Мне не следовало позволять им разлучать нас! - воскликнул Пит.
Вот тогда я потерял ее.
- Когда ты стоял у дерева молний, а она с Джоанной Мейсон протягивала катушку с проводом к воде? - подсказал Цезарь.
- Я не хотел!
Пит покраснел от смятения. - Но я не мог поспорить с Бити, в отсутствие уверенности, что мы сможем покинуть альянс. Когда проволку перерезали, все пошло кувырком. Я могу вспомнить только куски и осколки.
Я пытался найти её. Увидел как Брут убил Чэфа. Сам убил Брута. Я знаю, что она звала меня. Потом молния поразила дерево и силовое поле вокруг арены взорвалось.
- Китнисс взорвала его, Пит, - сказал Цезарь. - Ты видел пленку.
- Она не знала, что делала. Никто из нас в точности не мог следовать плану Бити. Вы можете увидеть как она пыталась понять, что делать с этой проволокой, - парировал Пит.
- Хорошо. Только все это выглядит слишком подозрительно, - сказал Цезарь. - Так, будто бы она была частью плана повстацев все это время.
Пит стоял на своем, изучая лицо Цезаря, он положил руки на спинку кресла ведущего.
- В самом деле? А было ли частью её плана, чтобы Джоанна почти убила её? Чтобы этот электрический шок парализовал её? Спровоцировать бомбардировку? - он начал кричать. - Она не знала, Цезарь! Никто из нас не думал ни о чем кроме того, чтобы попытатся оставить друг друга в живых!
Цезарь кладет руку на грудь Пита, это жест самозащиты и примирения.
- Хорошо, Пит, я верю тебе.
- Хорошо.
Пит отстраняется от Цезаря, оттягивает руки, пропускает их сквозь волосы, путая тщательно уложенные светлые локоны. Он тяжело опускается на спинку стула, потеряв самообладание.
Цезарь выдерживает момент, изучая Пита.
- Что относительно вашего ментора, Хеймитча Эбернети?
Лицо Пита каменеет.
- Я не знаю того, что знал Хеймитч.
- Он мог быть частью заговора?, - спрашивает Цезарь.
- Он никогда не упоминал об этом, - говорит Пит.
Цезарь продолжает давить.
- А что говорит тебе твое сердце?
- Только то, что я не должен был доверять ему, - отвечает Пит. - И это все.
Я не видела Хеймитча с того момента, как атаковала его в планолете, оставив длинную отметину от ногтя на его лице. Я знаю, что ему здесь плохо. В Дискрите 13 строго запрещено любое производство и потребление алкоголя, и даже медицинский спирт в госпитале хранится под замком.
В итоге, Хеймитч находится в вынужденном воздержании, без тайных притонов или сваренных дома смесей, которые облегчили бы его переезд.
Они держат его в уединении, пока он не протрезвеет, поскольку он считается не пригодным для публичного показа.
Меня должна мучить совесть, но я потеряла все
сочувствие к Хэймитчу, когда поняла, как он обманул нас. Я надеюсь, он смотрит передачу Капитолия теперь и видит, что Пит тоже отверг его.
Цезарь гладит плечо Пита.
- Мы можем остановиться прямо сейчас, если ты хочешь.
- Есть что еще обсудить? - сухим тоном спросил Пит.
- Я хотел спросить, что ты думаешь о войне, но если ты слишком расстроен..., - начал Цезарь.
- О, я не слишком расстроен, чтобы ответить на это. Пит глубоко вздыхает, и затем смотрит прямо в камеру.
- Я хочу попросить всех - независимо от того за Капитолий ли вы или на стороне мятежников - остановитесь на мгновение и подумайте о том, что эта война может значить. Для людей.
Мы и так почти вымерли, сражаясь друг с другом.
Теперь наша численность еще меньше. Наши обстоятельства более сложные. Это действительно то, что мы хотим сделать? Полностью истребить себя? На что мы надеемся? На то, что некий скромный род унаследует дымящиеся остатки нашей земли?
- Я действительно не думаю... Я не уверен, что следует..., - говорит Цезарь.
- Мы не можем сражаться друг с другом, Цезарь, - объясняет Пит. - В итоге останется слишком мало людей, чтобы продолжить жить. Если все не отложат свое оружие (я имею в виду ближайшее время), все так или иначе будет кончено.
- Так...ты призываешь к перемирию? - спрашивает Цезарь.
- Да. Я призываю к перемирию, - устало говорит Пит. - Теперь, почему мы не просим охранников забрать меня назад в моё жилище, чтобы я мог строить другую сотню карточных домиков?
Цезарь поворачивается к камере.
- Хорошо, думаю нам пора закругляться. Так что вернемся к нашему постоянному расписанию программ.
Играет завершающая музыка, и затем появляется женщина, читающая список ожидаемых нехваток в Капитолии – свежие фрукты, солнечные батареи, мыло. Я наблюдаю за ней с нетипичным вниманием, потому что я знаю, что каждый будет ожидать мою реакцию на интервью.
Но нет способа пережить все это так быстро - радость от того, что увидела Пита живым, отстаивание моей непричастности к сотрудничеству с мятежниками, и его, теперь бесспорное, сочувствие Капитолию после того, как он призвал к перемирию.
О, он сделал так, будто он осуждал обе воюющие стороны. Но с этой точки зрения, с незначительными победами мятежников, перемирие могло означать только возврат к нашему прежнему состоянию. Или к худшему.
Позади себя, я могла услышать кучу обвинений в адрес Пита. Предатель, лгун и потерпевший неудачу вражеский лазутчик. Так как я не могла ни участвовать в произволе мятежников, ни противостоять ему, я решила, что лучшее, что могу сделать это уйти.
Только я достигла двери, как голос Коин выделился среди других.
-Я вас не отпускала, солдат Эвердин.
Один из людей Коин кладет свою руку на мою. Это не было жестом агрессии, правда, но после арены я противодействую любому незнакомому прикосновению. Я резким движением освобождаю свою руку и выхожу в коридор. Позади себя слышу звуки борьбы, но я не оборачиваюсь.
Мой мозг быстро перебирает мои незанятые маленькие потайные места, и я оказываюсь в чулане с припасами, свернувшись напротив корзины мела.
- Ты жив, - шепчу я, нажимая ладонями на щеки, и чувствуя улыбку, настолько широкую, что она должна напоминать гримасу. Пит жив. И предатель. Но сейчас меня это не заботит. Ничего из того, что он говорил или то, для кого он это говорил, только то, что он все еще способен к речи.
Спустя некоторое время, дверь открылась и кто-то проскользнул внутрь. Гейл сползает позади меня, из его носа капает кровь.
- Что случилось? -спрашиваю я.
- Я встал на пути у Боггса, - ответил он, пожимая плечами.
Своим рукавом я вытираю его нос.
- Будь осторожным! - я стараюсь быть нежнее. Поглаживание, а не вытирание. - Которого из них?
- О, ты знаешь. Правая рука Коин. Тот, кто пробовал остановить тебя.
Он отталкивает мою руку прочь.
- Хватит! Ты только делаешь хуже.
Струйка превратилась в непрерывный поток. Я разочаровалась в попытках оказать первую помощь.
- Ты боролся с Боггсом?
- Нет, только блокировал дверной проем, когда он попробовал последовать за тобой. Он ударил меня локтем по носу, - сказал Гейл.
- Они наверно накажут тебя, - сказала я.
- Уже.
Он держится за запястье. Я уставилась на него с непониманием.
- Коин забрала мой коммуникатор.
Я прикусила свою губу, пытаясь остаться серьезной. Но это кажется настолько смешным.
- Я сожалею, солдат Гейл Хоторн.
- Не надо, солдат Китнисс Эвердин, - усмехается он. - Я думаю, это было, к чему бы мы пришли так или иначе.
Мы начинаем смеяться.
-Думаю, это было настоящее понижение в должности.
Это одно из немногих хороших событий в Тринадцатом. Гейл вернулся.
С начала давления Капитолия на устройство свадьбы между Питом и мной, мы пытались управлять нашей дружбой. Он не продвинул это дальше попыток поцеловать меня или разговоров о любви. Или я была слишком больна, или он был готов дать мне пространство, или он знает, что это слишком жестоко, что Пит в руках Капитолия. Я могу снова кому-нибудь рассказать все свои секреты.
- Кто эти люди? - говорю я.
- Они - такие же как мы. Если бы мы имели ядерное оружие, вместо нескольких глыб угля, - ответил он.
- Мне нравится думать, что Двенадцатый не отказался бы от остальных мятежников тогда, в Темные Времена, - говорю я.
- Мы могли бы. Если бы пришлось выбирать сдаться или начать ядерную войну, - говорит Гейл. - В некотором смысле, замечательно, что они вообще пережили это.
Может быть потому, что на моей обуви все еще сохранился пепел моего дистрикта, но впервые я плачу людям из Тринадцатого что-то, в чем им отказывала: долг.
Остаться в живых не смотря ни на что. Их первые годы, должно быть, были ужасны, толпиться в камерах под землей после бомбардировки, превратившей их город в прах.
Население уничтожено, и нет никакой возможности получить помощь от союзников.
За прошедшие семьдесят пять лет они научились быть самостоятельными, превратили граждан в армию, и создали новое общество без какой-либо помощи.
Они были бы еще более сильными, если бы не та эпидемия сифилиса, которая снизила их рождаемость и сделала их отчаянно нуждающимися в новом генофонде и производителях.
Возможно, они воинственны, чрезмерно запрограммированы, и им в некотором смысле не хватает юмора. Они здесь. И хотят взять Капитолий.
- Однако, потребовалось достаточно времени прежде, чем их обнаружили, - говорю я.
- Это было не просто. Они должны были создать базу мятежников в Капитолии, организовать своего рода подполье
в Дистриктах, - сказал он. - Потом им нужен был кто-то, способный привести это в движение. Им нужна ты.
- В Пите они нуждаются тоже, но они, кажется, забыли об этом, - говорю я.
Гейл мрачнеет.
-Пит, вероятно, нанес большой ущерб сегодня вечером. Большинство мятежников, конечно, сразу отклонят то, что он сказал. Но есть дистрикты, где сопротивление более шатко. Ясно, что перемирие идея президента Сноу. Но из уст Пита это кажется разумным.
Я боюсь ответа Гейла, но все же спрашиваю:
- Как ты думаешь, почему он сказал это?
- Его могли пытать. Или убеждать. Думаю, он ввязался в это, чтобы защитить тебя.
Он выдвинул бы идею перемирия, если Сноу позволил представить тебя как смущенную беременную девочку, которая понятия не имела что происходит, когда была взята в плен мятежниками. Так что, если дистрикты проиграют, все еще есть шанс для тебя. Если ты будешь играть по правилам.
Должно быть, я все еще выглядела растерянной, потому что следующую фразу Гейл произносил очень медленно.
- Китнис...он все еще пытается сохранить тебе жизнь.
Сохранить мне жизнь? И тогда я поняла. Игра продолжается. Мы покинули арену, но с тех пор, как Пит и я не были убиты, его последнее желание сохранить мне жизнь остается в силе. По его идее, я должна притаиться, оставаться в безопасности, заключенная в тюрьму, пока война не закончится.
Тогда ни у одной из сторон не будет каких-либо причин убить меня. И Пит? Если мятежники победят, то это будет губительно для него. Если выйграет Капитолий, кто знает? Может быть, нам обоим разрешат жить - если я буду играть правильно - чтобы смотреть Игры дальше...
Картинки проносятся в голове: копье, пронзившее тело Руты на арене, Гейл, висящий без сознания на столбе для порки, засеянная трупами пустошь, оставшаяся от моего дома. И зачем? Зачем? Так как моя кровь разгорячилась, я вспоминаю и другие вещи. Мой первый проблеск восстания в Дистрикте 8. Победители, взявшиеся за руки в ночь перед Двадцатипятилетием Подавления. И как бы случайно это не было, моя стрельба в сторону силового поля на арене.
Как нуждалась я быть поселенной глубоко в сердце моего врага.
Я вскакиваю, опрокидывая коробку с сотней карандашей, которые рассыпались по полу.
- Что это? - спросил Гейл.
- Перемирию не бывать.
Я опускаюсь, возясь, поскольку пихаю простые карандаши обратно в коробку. - Обратного пути нет.
- Знаю.
Гейл подбирает горсть карандашей и, стуча ими по полу, выравнивает их.
- Какова бы не была причина, заставившая Пита сказать такое, он неправ.
Глупые карандаши не хотят засовываться в коробку, и от расстройства я ломаю несколько из них.
- Я знаю. Дай. Ты ломаешь их.
Он забирает у меня коробку и снова наполняет ее быстрыми, стремительными движениями.
- Он не знает, что они сделали с Двенадцатым. Если бы он смог увидеть, что от него осталось..." - начинаю я.
- Китнисс, я не спорю. Если бы я мог нажать на кнопку и так убить всех, кто работает на Капитолий, я бы сделал это
Без колебаний.
Он опускает последний карандаш в коробку и закрывает крышку. - Вопрос в том, что собираешься делать ты?
Оказывается вопрос, снедающий меня изнутри, всегда имел один возможный ответ. Но понадобилась
уловка Пита, чтобы я поняла это.
Что я собираюсь делать?
Я делаю глубокий вдох. Мои руки взлетают вверх, как будто вспоминая черно- белые крылья моего платья, данного мне Цинной. Покой настигает меня.
- Я собираюсь стать Сойкой-пересмешницей.
.

4
Вонь немытых тел, застоявшей мочи и инфекции, прорывалось через облако антисептика. Три силуэта, едва узнаваемые по поразитльно ярким образам: Вения с золотыми татуировками на лице. Топорщашиеся рыжие локоны Флавия. Вечнозеленый цвет кожи Октавии, которая сейчас висела, напоминая сдувшийся шар. Заметив меня Флавий и Октавия отшатнулись от стены, будто ожидая нападения, хотя я ни разу не причинила им вреда. Недобрые мысли были моим худшим проступком против них и те я держала при себе, тогда почему они отшатнулись? Охранник выкинет меня вон, но по доносящемуся шарканью, я знаю, что Гейл как-то его задержит. За ответом я направилась к Вении, которая всегда была сильнее.
Я присела и взяла ее ледяные ладони, которые тисками сжали мои.
"Что произошло, Вения?" спросила я.
"Что вы здесь делаете?"
"Они забрали нас. Из Капитолия," хрипло произнесла она.
Позади меня вошел Плутарх.
"Что же происходит?"
"Кто привез вас?" надавила на нее я.
"Люди," прозрачно сказала она.
"В ту ночь, когда тебя забрали."
"Мы посчитали тебе будет удобно иметь при себе свою обычную команду," произнес Плутарх позади меня.
"Цинна попросил."
"Цинна просил об этом?" прорычала я.
Если и есть единственная вещь которую я точно знаю, так это то, что Цинна никогда бы не утвердил злоупотребления этими тремя, к которым он относился с терпением и кроткостью.
"Почему с ними обращаются как с преступниками?"
"Честно говоря я незнаю."
Было что-то в его голосе, что заставило меня поверить ему и бледное лицо Флавии подтверждало это. Плуарх обернулся к стражнику, который появился вместе с Гелом в дверном проеме позади.
"Я только попросил немного их ограничить. Почему они несут наказание?"
"За воровство еды.Мы должны были задержать их из-за происшествия с хлебом." сказал охранник.
Брови Вении сошлись вместе, будто не понимая его.
"Никто нам ничего не собирался рассказывать. Мы были очень голодны. Это был всего лишь один кусочек, который она взяла."
Октавия начала всхлипывать, пытаясь сдержать звук за своей туникой. Я вспомнила, как в первый раз когда я попала на игры, Октавия тайком под столом передала мне еды, потому что не могла пережить голода. Я подползла к ее рыдающей фигуре.
"Оливия?" - Я касаюсь её и она вздрагивает.
"Октавия?Все будет хорошо.Я вытащу тебя отсюда, хорошо?"
"Звучит нереально," заявил Плутарх.
"Это из-за того, что они взяли кусок хлеба?" воскликнул Гейл.
"Были повторные нарушения, которые привели к этому. Они были предупреждены. И все же они взяли хлеб."
Охранник был в недоумении, озадаченный нашей глупостью.
"Ты не можешь взять хлеб."
Я не могу заставить Октавию раскрыть лицо, но она слегка приподнялась. Кандалы на ее запастьях слегка съехали вниз, открывая взору кровоточащие под ними раны.
"Я отведу тебя к своей матери." Я обращаюсь к охранику.
"Освободие их."
Охраник качает головой.
"Это не разрешено."
"Освободите их! Сейчас же!" кричу я.
Это нарушает его спокойствие. Обычные горожане так с ним себя не ведут.
" Я не получал подобного приказа. И Вы не имеете права на.."
"Сделайте это по моему праву," произнес Плутарх.
"Мы пришли забрать этих троих отсюда. Они нужны для Спциальной Миссии. Ответственность я беру на себя."
Охранник отошел чтобы сделать звонок. Вернулся н со связкой ключей. Узники так долго содержались без движения в тесноте, что когда с них сняли кандалы, они с трудом ходили. Гейлу, Плутарху и мне пришлось им помочь. Нога Флавия натыкается на металлическую решётку над отверстием в полу и мой желудок сжимается, когда я понимаю зачем нужно это отверстие. Эти плитки должно быть обливались человеческими страданиями...В госпитале я нахожу свою мать - единственного человека, которому я могу довериить заботу о них.
Размещение Вения, Флавии и Октавия занимает минуту, но на лице матери я вижу ужас. И я понимаю, что причина не в том, что они сильно ранены, т к она ежедневно видела такого рода вещи в 12 дистраикте. Она в ужасе из-за того, что пытки продолжаются в 13 Моя мать была принята на работу в госпиталь, но на место медсесты, а не врача, несмотря на то, что лечила людей почти всю свою жизнь. Тем не менее, никто не припятствовал ей, когда она провела эту троицу в зал для осмотра их травм
Я сажусь на скамейку рядом с кабинетом и жду вердикта матери. По их телам она сможет прочесть всю причинённую боль. Гейл садится рядом и кладёт руки на мои плечи.
"Она приведёт их в порядок."
Я киваю, думая о том, помнит ли он своё наказание в 12. Плутарх и Флавий садятся напротив нас, но не делают никаких комментариев о состоянии моей подготовительной команды. Если они не знали о пытках, то они далеко не всё знают о планах президента Коина? Я решаю помочь им.
"Я думаю нам дали подсказку" - говорю я
"Что? Нет. Что ты имеешь в виду?" спросила Фалвия.
"Наказание моей подготовительной команды - предупреждение" - отвечаю ей
"Не только меня. Но и вас тоже О том, кто имеет реальную власть и что случается, если им не подчиняться. Если ввы ещё думаете, что имеете здесь значимую власть (авторитет), я бы советовала вам забыть об этом сейчас. По-видимому родословная Капитолия не имеет здесь никакой силы. Это, возможно, даже ответственность."
" Между Плутархом и этими тремя "косметичками" нет ничего общего" - говорит Флавия ледяным тоном.
Я пожала плечами.
"Если ты так говоришь, Флавия.
Что будет если ты попадёшь в немилость у президента Коина? Моя подготовительная команда была похищена. Они даже не могут надеятся, что когда-либо вернуться в Капитолий. Гейл и я можем жить в лесу.
"Но вы? Куда вы двое убежите?"
"Возможно мы немного более нужны восстанию, чем ты думаешь" - говорит Плутарх безразлично
"Конечно вы важны. Трибуты тоже были нужны для Голодных игр. Пока они не умирают" - говорю я.
"Мы ведь "одноразовые", правда, Плутарх"
Эта фраза заканчивает спор. Мы сидим в тишине до прихода матери.
"Они будут в порядке" - сообщает она.
"Нет неизлечимых физических травм."
"Хорошо. Великолепно" - говорит Плутарх
"Как скоро они смогут приступить к работе?"
"Вероятно завтра" - отвечает она.
Скорее всего они будут испытывать некоторую эмоциональную неустойчивость. После того, через что они прошли. Они были особенно плохо подготовлены после их жизни в Капитолии"
"А разве мы были готовы?" - отвечает Плутарх.
То ли потому, что моя подготовительная команда недееспособна, то ли потому, что я сама могу сорваться в любой момент, Плутарх освобождает меня от обязанностей сойки-Пересмешницы на сегодня. Я и Гейл отправляемся на обед, где получаем тушёную фасоль с луком, толстый кусок хлеба и стакан воды. После истории с Венией хлеб застревает у меня в горле и я отдаю его Гейлу. Мы едим в тишине, но когда наши тарелки пустеют, Гейл закатывает рукава и смотрит на расписание.
"У меня запланирована тренировка"
Я поднимаю свой рукав и кладу руку рядом с рукой Гейла.
"У меня тоже."
Я вспоминаю, что наша тренировка сегодня - охота. Моё желание выбраться в лес перекрывает все текущие проблемы. Погружение в зелень и солнечные лучи, несомненно, поможет мне разобраться в моих проблемах. Минуя главные корридоры, мы бежим, как школьники, и прибыв на место теряем дыхание и начинается головокружение. Напоминание того, что мы ещё не полностью восстановились. Охранники снабжают нас нашим старым оружием также как и ножами и джутовыми мешками, которые на играх использовались как сумки.
Мне приходится терпеть шпионский зажим, прикрепленный к моей лодыжке. Также, пытаюсь смотреть так, как будто я слушаю, когда они объясняют, как использовать переносной коммуникатор. Единственная вещь, которая приходит мне в голову, состоит в том, что в коммуникаторе есть часы, и мы должны вернуться в Тринадцатый к определенному времени или наши охотничь привилегии будут отменены. Это единственное правило, которое я буду в точности исполнять. Мы выходим наружу на большую, огражденную область около леса. Охранники молча открывают хорошо смазанные ворота.
Мы должны постараться, чтобы перебраться через этот забор - тридцать футов высотой, с постоянно включенным электричеством и покрытым сверху острыми как бритва завитками стали. Мы двигаемся через леса до до того момента, когда забор пропадает из нашего поля зрения. В минутной слабости, мы останавливаемся и подставляем лица солнечному свету.
Мои руки раскинуты в стороны. Я поворачиваюсь кругом, медленно вращаясь, чтобы у меня не закружилась голова. Нехватка дождя, которую я видела в Двенадцатом, повредила растения, оставляя немного листиков на них, и выстраивая хрустящий ковер под нашими ногами. Мы снимаем нашу обувь. Моя мне в любом случае не по размеру, так как в 13 ничего не пропадает зря, я ношу пару, из которой кто-то уже вырос. По-видимому, кто-то из нас ходит забавно, потому что они изношены как-то неправильно. Мы охотимся, как в добрые старые времена. Тишина, нет необходимости в каких-либо словах для общения, потому что здесь в лесу мы движемся как две части единого. Предупреждая движения друг-друга, прикрывая друг-другу спины.
Как давно это было? Восемь месяцев? Девять? С того времени, когда у нас была такая свобода? Правда, в действительности, все не так, как раньше, учитывая последние события, и эти отслеживающие устройства на наших лодыжках, и тот факт, что мне нужно так часто отдыхать. Но это настолько близко к пониманию счастья, насколько, на данный момент, я могу позволить себе почувствовать. Здешние животные недостаточно подозрительные. То мгновение,за которое они пытаются разобраться в нашем незнакомом запахе, стоит им жизни.
Через полтора часа у нас уже около дюжины тушек из кроликов, белок и индеек, и остаток отведённого времени мы решили провести у пруда, который, должно быть, образовался за счёт подземных талых вод, поэтому вода в нём должна быть прохладной и сладкой. Я не возражаю, когда Гейл предлагает выпотрошить дичь.
Посасывая несколько мятных листиков, я закрываю глаза, прислонившись к скале и растворяюсь в окружающих звуках, позволяя полуденному солнцу нагревать мою кожу, когда мой безмятежный мир нарушает голос Гейла:
- Китнисс, почему ты так заботишься о своей подготовительной команде?
Я открываю глаза, чтобы понять, шутит ли он, но он замолкает, смотря на кролика, которого свежует.
- А почему меня это не должно заботить?
- Гм. Так что же. Это из-за того, что они провели весь прошлый год готовя тебя к резне? - предлагает он свой вариант.
- Все намного сложнее. Я знаю их. Они не злые или жестокие. Они даже не хитры. Ранить их, тоже самое, как ранить детей. Они не видели. Я имею в виду, они не знали." Я запуталась в своих же словах.
- Чего они не знали, Китнисс? - спрашивает он.
- Что трибуты, - которые фактически являются еще детьми, втянутыми сюда, не ансамбль уродцев - вынуждены бороться за жизнь? То, что ты выходила на арену для развлечения людей? Разве это большой секрет в Капитолии?
- Нет. Они не знают, как мы живём. Их с детства так воспитывали и...
- Ты защищаешь их? Он сдергивает кожу с кролика в одним быстрым движением. Это обидно, потому что, в действительности, я их и правда защищаю, и это глупо.
Я старалась найти логическое объяснение.
- Я полагаю, что я буду защищать любого, кого накажут также, только из-за того, что он взял кусок хлеба.
- Возможно это напоминает мне о том, что случилось с тобой из-за индейки! Однако, он прав. Это действительно кажется странным, мой уровень беспокойства за подготовительную команду. Я должна ненавидеть и хотеть увидеть как их вздернут. Но они настолько несведущи, и они относятся к Цинне, и он был на моей стороне, не так ли?
- Я не напрашиваюсь на спор, - сказал Гейл.
- Но я не думаю, что Коин пыталась намекнуть тебе на что-то, наказывая их за нарушения здешних правил. Она, вероятно, думала, что ты рассматриваешь это как одолжение.
Он прячет кролика в мешок и встает.
-Нам пора, если мы хотим вернуться вовремя.
Я проигнорировала предложенную им руку и пошатнувшись встала на ноги.
- Прекрасно.
Никто из нас не говорил во время нашего пути обратно, но поскольку мы уже находились в пределах ворот, я думала о чем-то другом. Во время Двадцатипятилетия Подавления Октавия и Флавий должны были уйти, потому что не могли перестать плакать из-за моего возвращения обратно. И Вения с трудом смогла сказать 'пока'.
- Я постараюсь сохранить в памяти, как они...изменили тебя, - сказал Гейл.
- Постарайся,- ответила я.
В кухне мы отдали мясо Сальсой Сае. Она имеет довольно сильное пристрастие к 13 Дистрикту, даже при том, что она
считает, что повару несколько недостает воображения. Но женщина, которая появилась здесь с дикой собакой и
ревеневым тушеным мясом обязана чувствовать себя привязанной к этому месту. Уставшая из-за охоты и недостатка сна, я иду обратно в свое отделение, найдя его пустым и вспоминая, что мы переехали из-за Лютика. Я иду на верхний этаж и нахожу Отделение Е. Оно выглядит точно также, как Отделение 307, не считая окон - 2 фута шириной и 8 дюймов высотой, расположенного на верху внутренней стены. Поверх него обычно закреплена тяжелая металлическая пластина, но прямо сейчас она открыта и, естественно, кота нигде не видно. Я растянулась на своей постели и луч полуденного сонца заиграл на моем лице. Следущее, что я знаю точно - это то что моя сестра разбудит меня в 18:00 - рефлекс.
Прим говорит мне, что они начиная с обеда объявляли о собрании. Все население, кроме тех, кто необходим на общественных работах, должны на нем присутствовать.
Мы следуем за указаниями к собранию, огромная комната, в которой легко может уместиться тысяча человек. Можно сказать, что это было построено как собор, и возможно, он и находился здесь до эпидемии
сифилиса. Прим спокойно указывает на широко распространенные отметины от того бедствия - шрамы от сифилиса на телах людей, дети с небольшими отклонениями.
- Они очень серьезно пострадали, - сказала она.
-После этого утра, я не в том состоянии, чтобы чувствовать жалость к Тринадцатому. Я больше, чем мы в Двенадцатом, - сказала я
Я вижу мою мать руководителем в группе способных самостоятельно передвигаться пациентов, которые все еще носили длинные ночные рубашки и больничную одежду. Финник, стоящий среди них, выглядел ошеломленным, но великолепным. В руках он держит кусок веревки, меньше фута в длину, слишком короткий даже для его способности завязывать узлы. Его пальцы быстро связывают и развязывают многочисленные узлы, пока он осматривается вокруг. Вероятно, это часть его лечения.
Я подбегаю к нему и говорю - Привет, Финник.
Он не заметил, так что мне пришлось толкнуть его локтем, чтобы привлечь внимание.
- Финник! Как поживаешь?
- Китнисс, - сказал он, пожимая мне руку.
Я думаю он успокоился, увидев знакомое лицо.
- Почему мы встретились здесь?
- Я сказала Коин, что я стану сойкой-пересмешницей.
Но я убедила ее пообещать дать неприкосновенность другим трибутам если повстанцы
выиграют, - сказала я ему.
- Публично. Таким образом, будет довольно много свидетелей.
- Ох. Это хорошо. Потому что я беспокоюсь об Энни. Она может сказать что-нибудь, что может быть рассмотрено как измена, сама не понимая этого, - сказал Финник.
-Энни. Ой - ой. Я совсем забыла про нее.
- Не волнуйся, я позабочусь об этом.
Я пожала руку Финника и пошла с гордо поднятой головой прямо к сцене. Коин, просматривающая свою речь, увидела меня и удивленно вскинула бровь.
- Мне нужно, чтобы Энни Креста была добавлена к списку, в котором значатся те, кому предоставляется неприкосновенность, - сказала я ей.
Президент нахмурилась.
- Это еще кто?
- Она...Финник Одейр...я действительно не знаю как именно назвать ее.
- Она подруга Финника. Из Четвертого Дистрикта. Другого победителя. Она была арестована и доставлена в Капитолий, когда нас подняли с арены.
- О, сумасшедшая девушка.
- Это не так уж и необходимо, - говорит она.
- Мы не имеем привычки обвинять в чем-либо нездоровых людей.
Я думаю о сцене, которую я наблюдала утром. Об Октавии прикованной к стене. О том, как различно Коин и я воспринимаем понятие "больные"
Но я только сказала
- Нет? Тогда это не должно стать проблемой -добавить Энни.
- Хорошо, - сказала президент, вписывая в свою речь имя Энни.
- Ты хочешь быть здесь со мной во время объявления?
Я отрицательно покачала головой.
- Я не думаю, что это хорошая идея. Лучше поспешить и затеряться в толпе.
Я начинаю. Я пробиралась в сторону Финника. Слово - это то, что никогда не нарушалось в Тринадцатом.
Коин призывает аудиторию к вниманию и говорит им, что я согласилась быть сойкой-пересмешницей, если другим победителям - Питу, Джоанне, Энобарии, и Энни - будет
предоставлено полное прощение за любой вред который они причинили делу повстанцев. В шуме, издаваемом толпой, я слышу осуждение. Полагаю, что никто не сомневался по поводу того, стану ли я сойкой-пересмешницей. И настолько дорогая цена - оставление в живых возможных врагов - пугает их. Я осталась равнодушной к враждебным взглядам, бросаемым на моем пути. Президент выжидает несколько волнующих мгновений, и затем оживленно продолжает. Только сейчас слова из ее уст стали для меня новостью.
- Но лишь в ответ на эту беспрецедентную просьбу от Солдата Эвердин , обещавщей посвятить себя нашему делу. Из этого следует, что любое отклонение от ее миссии, по любой причине или действию,
будет рассмотрено как разрыв этого соглашения. Неприкосновенность была бы отменена, и судьба этих четырех победителей определялась бы законами Дистрикта 13. Как и ее собственная.
-Спасибо. Другими словами, если я отступаю от намеченного плана - мы все трупы.

6
Шок от услышанного вчера голоса Хеймича, от познания что он был не только официальный, но и имел особое влияние на мою жизнь снова, привело меня в ярость. Я покинула студию немедленно и не отреагировала на его замечание с о студийной будки сегодня. Несмотря на это, я знала что он был прав насчет моего выступления.
Это захватило его с утра для того чтобы убедить других в моей ограниченности и недостаточности образа. И я не могу добиться результата. Я не могу стоять в телевизионной студии одетой в костюм, накрашенной, в облаке фальшивого дыма и вести дистрикты к победе. Это невероятно, как долго я должна мучиться перед камерами. Конечно же присутствие Пита на это повлияло бы. Но одна, я не могу стать Сойкой – пересмешницей.
Мы собрались вокруг огромного стола для переговоров. Коин с ее людьми, Плутарх, Фульфия, моя подготовительная команда, группа с двенадцатого, которая также включала в себя Хеймича и Гейла, также и других, присутствие которых я не могла объяснить, таких как Ливи и Сальная Сью. В последнюю минуту Финик привез Бити в сопровождении Далтона, эксперта по рогатому скоту с 10-го дистрикта. Я предположила что Коин должно быть собрала столь разношерстную компанию для того, чтобы освидетельствовать мой провал.
Но так или иначе, это Хеймич их пригласил, и как я поняла их его слов, что каждый пришел из собственного интереса. Это первый раз когда мы оказались вместе в одной комнате, после того как я его поцарапала. Я избегала смотреть на него прямо, но мельком уловила его отражение на приставном столике который располагался вдоль стены. Он выглядел слегка пожелтевшим и потерял достаточно много в весе, он имел усохший вид. И затем я испугалась, что он умирает. Я должна переубедить себя, что мне это безразлично.
Первое, что сделал Хеймич, это показал пленку которую мы только что отсняли. Я заметила тихий новый возглас рядом с Плутархом и Фульфией. Все, и мой голос и мое тело было несвязным, отдельным как будто я марионетка и мной манипулирует невидимая сила.
«Хорошо» Сказал Хеймич когда закончился показ. «Может кто-нибудь хочет доказать, что это поможет нам выиграть войну?» Никто не отозвался «Это сэкономит время. Итак, давайте помолчим с минуту. Я хочу чтобы каждый подумал об одном случае когда Кетнисс Эвердин искренне тронула вас. Не тогда, когда вы были поражены ее прической, не тогда, когда ее одежда пылала и не тогда когда она эффектно выпускала стрелу. Не тогда, когда Пит делал из нее, то что видели вы. Я хочу услышать один момент, когда она заставила вас почувствовать что-то по настоящему реальное»
Продолжительное молчание, и я начинаю думать, что это никогда не закончится, когда наконец-то Леви произнес «Когда он вышла добровольцем за Прим на Жатве. Потому, что я уверен, она сознательно шла на гибель»
«Хорошо. Прекрасный пример» сказал Хеймич. Он взял фиолетовый карандаш и сделал заметку в своем блокноте – «Доброволец за сестру на Жатве». Хеймич посмотрел вокруг стола: «Хто-нибудь еще?»
Я была удивлена следующим, кто имел что сказать. Это был Богс, кто на мой взгляд был мускулистым роботок который действовал только по проказу Коин. «Когда она пела песню, пока умирала маленькая девочка» Где-то в моей голове возник Богс в образе маленького мальчика который впал в уныние в общественной столовой. Может он не робот после этого.
«Верно, у кого не же не сожмется сердце при виде такого?» сказал Хеймич, и сделал запись.
«Я плакала, когда она напоила Пита снотворным, для того чтобы достать ему лекарства и когда она подарила ему прощальный поцелуй» выпалила Октавия, а затем прикрыла свой рот рукой, как будто была уверенна, что это было ошибкой.
Но Хеймич только одобрительно кивнул: «О, да. Усыпить Пита, чтобы спасти ему жизнь. Очень трогательно»
В моей голове всплывают воспоминания, быстрые и беспорядочные. Когда я взяла Риту как союзника. Моя протянутая рука к Чефу в ночной встрече. Попытка спасти Мегги. Снова и снова, когда я беру остатки ягод, что значило разные вещи для разных людей. Любовь Пита. Отказ соглашаться с правилами наравне с невероятным преимуществом. Брошенный вызов жестокости Капитолия.
Хеймич поднял свой блокнот: «Итак, вопрос в том, что общего между всем этим?»
«Это была Кетнисс» тихо сказал Гейл. «Никто не говорил ей что делать или говорить»
«Конечно, да» воскликнул Бетти. Он протянул руку и в знак одобрения похлопал по моей руке «Итак, мы должны только оставить тебя одну, правильно?» Люди засмеялись. Я только немного улыбнулась.
«Это все конечно очень хорошо, но не очень нам поможет» Раздражительно сказала Фульфия «Вообще-то, благоприятные стечения обстоятельств, которые делают ее непревзойденной в некоторой степени ограничены тут в тринадцатом дистрикте! Если вы только не предлагаете ее бросить в разгар сражения»
«Это именно то, что я и предлагаю» сказал Хеймич «Поместить ее на поле битвы и только держать включенными камеры»
«Но люди думают что она беременна!» заметил Гейл.
«Мы распространим слух, что она потеряла ребенка от электрического шока на арене» возразил Плутарх «Очень грустно. Очень печально»
Идея отослать меня сражаться очень спорная. Но Хеймич крепко держится своей идеи. Если я выполню свою работу хорошо только в реальной жизненной обстановке, тогда я должна идти. «Мы всегда даем ей наставления и указываем путь по которому нужно идти, лучшее на что мы можем надеяться, так это то, что все будет хорошо. Все это должно исходить от нее самой. Это то, на что люди отреагируют»
«Даже если мы будем осторожны мы не можем гарантировать невредимость» говорит Богс. «Она будет мишенью для каждого»
«Я хочу идти» отрезала я. «Я не помогу мятежникам здесь»
«А если тебя убьют?» спрашивает Коин
«Будьте уверены, вы получите отснятый материал. Вы сможете использовать его где-либо» отвечаю я.
«Хорошо» говорит Коин. «Но давайте заснимем первый шаг вовремя. Найдем ситуацию которая представляет наименьшую опасность и которая сможет вызвать у тебя спонтанную реакцию» Она ходит вокруг стола и изучает карту расположения дистриктов с занимаемыми позициями войск в реальном времени. «Поместите ее в Восьмой этим вечером. Тут была тяжелая бомбардировка этим утром но нападение кажется перешло в этом направлении. Я хочу, чтобы ее снабдили группой телохранителей. Камера будет снимать на земле. Хеймич, ты будешь находиться в воздухе и контактировать с ней. Давайте посмотрим что из этого получится. Кто-нибудь имеет какие либо дополнения?»
«Умойте ей лицо,» говорит Делтон. Все обернулись к нему. «Она все еще девочка, а вы сделали ее похожей на 35-летнюю. Чувство, как будто к этому приложил руку Капитолий»
Когда Коин закрывала заседание, Хеймич спросил ее можно ли ему переговорить со мной с глазу на глаз. Остальные ушли, за исключением Гейла, который неуверенно колебался стоя возле меня. «О чем ты беспокоишься» Спросил Хеймич. «Я хочу быть одним из ее телохранителей»
«Хорошо» сказала я Гейлу и он уходит. Затем остается только приглушенный шум инструментов и урчание вентиляционной системы.
Хеймич сел напротив меня. «Мы собираемся работать вместе, снова. Ты можешь идти. Только скажи это»
Мои мысли спутанные, злость и ненависть возвращает меня назад на воздушный корабль. Горечь мысли преследует меня. Все что я скажу так это «Я не могу поверить, что ты не спас Пита»
«Я знаю» ответил он.
Чувство неполноты. И не потому что он не извиняется. А потому что мы были командой. Мы заключили договор чтобы спасти Пита. Сделка малореалистичная между напившимися ночью людьми, но это это сделка. И глубоко в сердце я знаю, мы оба потерпели неудачу.
«Нет, ты скажи это!» я говорю ему.
«Я не могу поверить что ты отпустила его со своего поля зрения той ночью» говорит Хеймич.
Я кивнула. Это так. «Я снова и снова прокручивала все в моей голове. Что я могла сделать, чтобы держать его возле себя без раскола нашего союза. Но ничто не приходит мне в голову.»
«Ты не имела выбора. И если бы я мог остановить Плутарха и спасти его той ночью я бы спустил весь экипаж вниз. И врядли бы мы тогда сбежали». Я наконец встретилась глазами с Хеймичем. Серые и глубокие окруженные кругами бессонных ночей. «Он не погиб пока, Кэтнисс»
«Мы до сих пор в игре» Я стараюсь сказать это уверенно, но мой голос подводит меня.
«До сих пор. И я до сих пор твой ментор» Хеймич направил свой карандаш на меня. «Когда ты на земле, помни я в воздухе. Я буду иметь лучший обзор, поэтому делай то что я тебе буду говорить»
«Посмотрим» отвечаю я.
Я возвращаюсь в комнату и смотрю как полосы моего макияжа исчезают по водостоку в то время как я оттираю свое лицо. Лицо в зеркале выглядит коряво с неровной кожей и уставшими глазами, но она напоминает меня. Я отрываю свой ручной контроллер, оставляя ужасный порез от следящего устройства. Здесь. Он тоже напоминает меня.
Пока я буду в зоне сражения, Битти помогает мне с приспособлениями костюма Цинны. Чтобы головной убор с переплетающимся металлом лежал по моей голове. Чтобы гладкость материи могла отступать защитному слою. Я не хочу тратить на это лишнее время. Защитный жилет это защита моих жизненно важных органов. Маленький наушник прикреплен к моему воротнику проводом. Битти спрятал защитную маску в моем поясе, которую я должна буду одеть в случае газовой атаки. «Если ты увидишь, что кто-то сбрасывает то, что ты не можешь объяснить, надевай ее немедленно» говорит он. Наконец он привязывает отдельным ремнем три цилиндра стрел на моей спине. «Помни только, правая сторона – огонь, левая – взрывы, центр – сражение. Тебе это не потребуется, но лучше запомнить, чтобы потом не пожалеть»
Богс показывает мне мое сопровождение воздушного экипажа внизу. Как только лифт приезжает, появляется Финик в возбужденном состоянии: «Кетнисс, они меня не отпускают! Я говорил им, что я в порядке, но они не пускают меня на воздушный корабль!»
Я посмотрела на Финика – его оголенные ноги между больничной одеждой о тапочками, его спутанные волосы, наполовину завязанная в узел веревка обвитая вокруг пальцев, в его глазах дикий блеск я знаю, что любое возражение с моей стороны будет бесполезно. Не думаю что взять его это хорошая идея. Поэтому я бью себя рукой по лбу и говоря «Ой, забыла. Ох это дурацкое сотрясение. Я хотела сказать тебе что Бити включил тебя в особые войска. Он разработал для тебя новый трезубец.»
На слове трезубец Финик воспрял духом «Правда? Что он делает?»
«Я не знаю, но если это подобно моему луку и стрелам, то он тебе понравиться» сказала я. «Ты должен будешь потренироваться с ним»
«Хорошо, конечно. Думаю что я потренируюсь прямо здесь» он сказал
«Финик? Может ты сначала оденешь штаны?» говорю я
Он посмотрел вниз на свои ноги так как будто заметил свое одеяние впервые. Затем он скинул свое больничное платье, оставшись в одном нижнем белье. «Почему? Ты находишь это…» он встал в смехотворную и дерзкую позу «Ты думаешь, что это отвлекает?»
Я не смогла удержаться от смеха, потому что это смешно, и это еще смешнее потому что это приводит в смущение Богса, и я счастлива потому что Финик создает впечатление, что он надсмехается над 25-ти летием Подавления.
«Я ведь только человек, Одаир» Я зашла до того как двери лифта закрылись «Прости» сказала я Богсу
«Не надо извиняться, я думал ты… ты хорошо справилась» сказал он. «Лучше чем бы я арестовал его»
«Да» говорю я. Я украдкой смотрю на него. Вероятно ему где-то 45, у него коротко остриженные серые волосы и голубые глаза. Невероятная осанка. Он высказывался за сегодня дважды и показалось что он охотнее был бы другом нежели противником. Наверное я должна дать ему шанс. Но он лишь только выполняет приказания Коин…
Раздается серы громких щелчков.
Лифт замирает в небольшой паузе, а затем начинает двигаться в левую сторону.
«Он может двигаться в боковом направлении?» Спрашиваю я
«Да, под Тринадцатым целая сеть состоящая из лифтов» отвечает он
«Эта лишь одна из пяти спиц пятой платформы.»
«Она доставит нас в Ангар»
«Ангар. Подземелья. Спец Оборона. Где-то выращивается еда. Где-то вырабатывается электроэнергия. Где-то производится очистка воздуха и воды.» Тринадцатый намного больше чем я думала
«Не думай что все это сделано нами» говорит Богс
«Почти все это мы получили уже готовым. Все что мы могли сделать - это только сохранить все это работающим»
Щелчки возобновились снова. Мы спустились вниз всего на несколько этажей и двери лифта открылись в Ангарею
«Ох» Невольно я выпуская глядя на флот.
Ряд за рядом разные виды воздушных кораблей.
«Вы получили это готовым тоже?» «Некоторые изготовили мы. Некоторая часть воздушных сил Капитолия. Они конечно же были обновлены» говорит Богс
Я снова испытываю приступ ненависти к Тринадцатому
«Вы все это имели, и оставили остальные дистрикты без защиты? Лицом к лицу с Капитолием?»
«Это не легко!» сказал он с порывом.
«Мы были не в состоянии начать контратаку до недавнего времени. Мы едва могли выжить. После поражения и казни людей Копитолием, лишь немногие из нас знали как управлять самолетом. Да, мы могли атаковать их ядерными ракетами Но всегда остается большой вопрос: Если мы выберем этот тип войны с Капитолием, останется ли хоть кто-нибудь в живых?»
«Это похоже на то, что сказал Пит. Только тогда вы все назвали его предателем» возразила я.
«Потому, что он призывал к прекращению наступления» говорит Богс.
«Если ты не заметила, ни одна сторона не начала применение ядерного оружия»
«Мы все делаем так как раньше. Сюда, солдат Эвердин,» он указывает на один из наименьших воздушных кораблей. Я подымаюсь по лестнице, и нахожу его запакованный вместе со съемочным и другим оборудованием.
Все одеты в одинаковую тёмно-серую военную авиа-форму 13-го, даже Хеймитч, хотя он выглядел таким несчастным с аккуратным воротничком. Фульфия Кардью суетится рядом и недовольно вздыхает когда видит мое чистое лицо.
"Вся работа на смарку. Китнисс, я тебя не виню. Просто не многие люди рождаются с лицом готовым камере. Например, такие, как он."
Она кинулась к Гейлу, который разговаривал с Плутархом и повернула его к нам.
"Разве он не прекрасен?" Гейл поразительно смотрится в униформе. Но этот вопрос только смущает нас, учитывая наше прошлое. Я пытаюсь придумать остроумный ответ, когда Богс вмешивается в разговор "Не думайте, что это произведет на нас впечатление. Мы только что видели Финика Одаира в нижнем белье"
Я все же решила переступить через себя и полюбить Богса. И вот, сигнал предупреждающий о взлете и я пристегиваю себя ремнем к сиденью, рядом с Гейлом напротив Хеймича и Плутарха. Мы скользим через лабиринт туннелей, которые просматриваются с платформы. Один из видов лифта медленно подымает корабль через этажи. Сперва мы оказываемся снаружи посреди поля окруженного лесом, потом мы опускаемся на платформу и покрываемся туманом.
Теперь, после того как закончилась суета и мы достигли цели, я понимаю, что не имею ни малейшего представления, с чем мне придется столкнуться в Дистрикте №8. Я, фактически ничего не знаю о состоянии войны Или чего будет стоить победа. Или, Что случится если мы победим. Плутарх пытается все объяснить мне простыми словами. Прежде всего, каждый дистрикт находится сейчас в состоянии войны с Капитолием, за исключением второго который всегда находился под покровительством наших врагов, даже несмотря на их участие в Голодных Играх. Они получали больше еды и лучшие условия для жизни. После Темных Дней и якобы уничтожения Дистрикта №13, Дистрикт №2 стал новым центром обороны Капитолия. И хотя он был представлен как национальная каменоломня это значило ровно столько же насколько Тридцатый был центром по добычи графита.
Дистрикт № 2 отвечает не только за поставки оружия, он также тренирует и снабжает Капитолий миротворцами.
"Вы имеете ввиду...что некоторые миротворцы родом из второго дистрикта?" спрашиваю я.
"Я думала все они уроженцы Капитолия."
Плутарх кивает.
"Это то что вы должны думать. Ну и некоторые действительно уроженцы Капитолия. Но их население никогда бы не смогло выдержать давление такого масштаба. И к тому же была бы проблема набора капитолийцев для ссылки в унылую и скучную жизнь дистриктов. Двадцать лет комитет не допускает ни браков ни рождения детей у миротворцев. Некоторые соблазняются наградами, другие выбирают такую судьбу в качестве наказания за совершенное преступление. Например, если вы станете миротворцем, ваши долги будут прощены. Многие люди в Капитолии утопают в долгах, но не все они подходят для службы в армии. И поэтому мы берем дополнительные войска из второго дистрикта. Для них же это путь вырваться из нищеты и жизни в каменоломнях. Они рождены с духом воина. Ты же видела как их дети жаждут стать добровольными трибутами."
Като и Клови. Брутус и Энобария. Я также видела их враждебность и кровожадность.
"Но все остальные дистрикты на нашей стороне?" спросила я.
"Да. Наша цель захватить власть во всех дистриктах, один за другим, заканчивая Дистриктом №2, тем самым отрезать от Капитолия цепочку поставок. А затем, когда Капитолий ослабеет, мы вторгнемся в него" говорит Плутарх.
"Это будет совсем другая проблема. Но мы сможем её решить, когда придёт время."
"Если мы победим, кто будет объявлен правителем?" - спрашивает Гейл
"Все," - говорит Плутарх.
"Мы собираемся сформировать республику, где люди каждого дистрикта и Капитолиясмогут выбирать своих представителей в центральный Парламент Не смотри так подозрительно; это работало раньше.
"В книгах," бормочет Хэймитч.
"В исторических книгах," -отвечает Плутарх.
И если наши предки смогли создать это, то тогда и мы сможем. Откровенно говоря, нашим предкам не чем особо хвастаться. Я имею ввиду, посмотрите на государство, которое они оставили нам - оно разрушено войнами. Очевидно, они не позаботились о том, что будет с людьми, которые будут жить после них. Но идея установления республики выглядит, как усовершенствование ныне действующего правительства.
"А что если мы проиграем?" - спрашиваю я.
"Если проиграем?" - Плутарх задумчиво смотрит на облака за окном планолёта и ироничная улыбка озаряет его лицо
"Тогда я думаю следующие голодные игры будут поистине незабываемыми. Это напоминает мне."
Он достаёт пузырёк из жилетки, высыпает несколько фиолетовых таблеток на руку и протягивает их нам.
"Мы назвали их ночь блокировки, в вашу честь, Китнисс. Мятежники не могут позволить, чтобы кого-то из нас взяли в плен. Но я надеюсь, что смерть будет безболезненной."
Я держу капсулу, не зная куда её положить. Плутарх показывает на метку на левом рукаве. Я смотрю туда и нахожу маленький кармашек, который сохранит и замаскирует таблетку. Даже если мои руки будут связаны, я смогу наклонится и съесть её. Цинна, кажется он предусмотрел всё.

8
Боггс появляется и крепко схватывает меня за руки, но я не планирую побег сейчас. Я оглядываюсь на больницу-как раз вовремя,чтобы увидеть,как остальная конструкция рушится-и весь мой пыл проходит. Всех этих людей, сотней раненых, родственников, врачей из 13, больше нет. Я возвращаюсь к Боггу, вижу опухоль на его лице оставленную сапогом Гейла. Я не эксперт, но я уверення что его нос сломан. Его голос более покорный чем рассерженный,все же. Обратно на взлетно-посадочную полосу. Я покорно делаю шаг вперед и вздрагиваю от боли позади моего колена. Прекращение потока адреналина свидетельствовало о прекращении ситуации, и части моего тела соединились в хоре жалоб. Я ударилась и кровавые, и что-то, кажется, стукнуло в моем левом виске внутри черепа. Боггс быстро осматривает мое лицо, затем хватает меня и бежит на взлетно-посадочную полосу.
На полпути меня вырвало на его бронежилет. Трудно что-то сказать, потому что он задыхается, но я думаю, что он вздыхает. Малое судно на воздушной подушке, отличающееся от той, которая перевозила нас, ждет от взлетно-посадочной полосе. Вторая часть моей команды на борту, мы взлетаем. На этот раз окна и сидения неудобные. Кажется, что мы, в каком-то грузовом судне. Богс оказываеи экстренную медицинскую помощь людям, чтобы они продержались до прибытия в 13-й.
Я хочу снять свой жилет, так как я получила изрядное количество блевотины на него, но слишком холодно, чтобы думать об этом. Я лежу на полу, головой на коленях Гейла. Последнее, что я помню, Богс растилает пару мешков из мешковины на меня. Когда я просыпаюсь, мне тепло и я в моей старой кровати в больнице. Моя мать тут, проверяет мои жизненно важные функции.
"Как ты себя чувствуешь?"
"Немного потрепанной, но все в порядке", говорю я.
"Никто даже не сказал нам, пока вы не пришли", говорит она.
Я чувствую укол вины. Если вашей семье пришлось отправить тебя дважды Голодные игры, то это вы подробно должны упускать из виду.
"Извини. Они не ожидали атаки. Я просто должна была посетить пациентов ", объясню я.
В следующий раз я буду ясно обговаривать их с вами.
"Китнисс, мне никто ничего не разъясняет," сказала она.
Это правда. Даже я этого не делаю не с тех пор как умер мой отец. Зачем притворятся? \
"Хорошо, я попрошу их...в любом случае ставить вас в известность."
На ночном столике часть шрапнели, которую они удалили из моей ноги. Врвчи больше озабоченны состоянием моего мозга, который вероятно пострадал при взрывах, что наложилось на неисцелённое до конца сотрясение. Но у меня не двоится в глазах, и мыслю я достаточно ясно. Я уснула ближе к вечеру и спала ночью, и сейчас я умираю от голода. Мой завтрак неутешительно мал. Только пару кусков хлеба вымоченых в теплом молокее. Меня позвали вниз, на утреннее собрание Управления. Я начинаю подниматься, но потом понимаю, что они планируют подвезти мою больничную койку прямо туда. Я хочу идти, но это исключено, по-этому я преодолеваю свой путь в инвалидном кресле. Я чувствую себя хорошо, правда. Не считая моей головы, ног и боли от ушибов, и тошноты, которая напала меня спустя пару минут, как я поела. Возможно инвалидное кресло-хорошая идея. Поскольку они направляют меня вниз,я начинаю беспокоиться о том, перед чем окажусь
Гейл и я не повиновались вчера приказу, и у Богса есть рана, чтобы доказать это. Конечно,будут последствия, но зайдут ли они настолько далеко, чтобы Коин аннулировала наше соглашение о неприкосновенности победителей?Лишила ли я Пита этой маленькой защиты, которую могла дать?
Когда я добираюсь до Командования, единственными прибывшими были Крессида ,Мессалл и насекомые.
Мессал просиял и сказал,"А вот и наша маленькая зведа!", и другие настолько искренне улыбаются, что я не могу не улыбнуться им в ответ. Они впечатлили меня в 8, следуя за мной на крышу во время бомбежки, Заставляемые Плутархом вернуться, таким образом они смогли отсныть тот материал, который хотели. Они больше,чем делают свою работу, они гордятся ею. Как Цинна. Меня посещает странная мысль, что если бы мы были на арене вместе, то я бы выбрала их в союзники.
Крессида, Мессалл, и --и--" Я должна прекратить называть вас "насекомые,"" выпаливаю я операторам. Я объясняю, как не узнала их имен,но их костюмы похожи на панцирное существо. Сравнение, кажется, не беспокоит их. Даже без раковин камеры, они однозначно напоминают друг друга. Те же самые песчаные волосы, красные бороды и голубые глаза. Один, с коротко обкусанными ногтями, представляется как Кастор, а другой,его брат, как Поллукс . Я жду,что Поллукс скажет привет, но он только кивает. Сначала я думаю, что он застенчивый или не многословный человек. Но кое-что настораживает меня- расположение его губ, дополнительное усилие,чтобы сглотнуть- и я знаю до того, как Кастор скажет мне. Поллукс - безгласый. Они отрезали ему язык, и он никогда больше не заговорит. И я больше не должна задаваться вопросом,что заставио его рискнуть всем, чтобы помочь свергнуть Капитолий. По мере того, как комната заполняется, я готовлю себя к менее благоприятному приему.
Но единственные люди,которые выказывают любую По мере того, как комната заполняется, я готовлю себя к менее благоприятному приему. Но единственные люди,которые выказывают любую отрицательность - это Хеймич, кто всегда не в духе, и Фальвия Cardew с кислым лицом. На Богса от его верхней губы до брови надета телесного цвета пластмассовая маска - Я была права о сломанном носе - поэтому его выражение тяжело прочитать. Коин и Гейл в некотором замешательстве,который кажется положительно дружелюбным.
Когда Гейл скользит на место рядом с моим инвалидным креслом, я говорю," Заводишь новых друзей?"
Его глаза метнулись на президента и обратно.
"ну,один из нас должен быть доступен"
он осторожно трогает мой висок
Они должны были добавить тушеный чеснок и сквош в овощи на завтрак. чем больше людей собирается,тем сильнее становится запах. Мой желудок сжимается и огни внезапно становятся слишком яркими.
"Похожа на скалу," говорю я.
"Как ты?"
"Хорошо. Они выняли пару кусочков шрапнели. ничего особенного"говорит он
Коин призывает к порядку. Наше Нападение Эфирного времени официально началось. Для тех из вас, кто пропустил вчерашние две тысячи передач нашего первого промо-ролика, или его семнадцать повторов, которые Битти удалось передать в эфир с тех пор, мы начинаем прокручивать их заново.
"Прокручивать заново? То-есть они получили достаточное колличество отснятого материала , чтобы слепить из этого промо-ролик, который они уже повторно пускают в эфир. Мои пальцы становятся влажными в ожидании наблюдения себя по телевизору.
Что,если я все ещё ужасна? Что , если я столь же жестока и бессмысленна, как была в студии и они только что отказываются от получения чего-то лучшего?Индивидуальный экран поднимается над столом, свет слегка тускнеет и наступает тишина в комнате.
В начале, мой экран черный. Затем крошечная искра мерцает в центре. Она растет, распространяется,тихо поедая темноту до тех пор, пока весь экран не начинает гореть пламенем, столь реально и интенсивно, что я представляю и чувствую тепло, исходящее, от него. Появляется изображение моей брошки-сойки-пересмешницы,пылающее красным золотом. Глубокий, резонирующий голос,который часто посещает мои сны, начинает говорить. Клавдиу Темпесминт, официальный директор Голодных Игр говорит, " Китнисс Евердин, девочка, которая была в огне, обожглась. Внезапно,появляюсь я, заменяя сойку-пересмешницу,стоящую перед реальным огнем и дымом Дистрикта 8.
" Я хочу сказать мятежникам, что Я жива.
Что я прямо здесь, в Восьмом Дистрикте, где Капитолий только что разбомбил госпиталь, полный невооруженных мужчин, женщин и детей. Выживших не будет."
Израненая среди руин госпитоля, и отчаяние зрителей, пока мой голос продолжает звучать за кадром.
"Я хочу сказать людям о том, что если вы хотя бы на одну секунду думаете, что Капитолий будет относиться к нам справедливо, если будет соглашение о прекращении огня, вы заблуждаетесь. Потому что вы знаете, кто он. и что они делают. Назад на меня, мои поднятые руки указывают на произвол вокруг меня.
"Вот что они делают!и мы должны нанести ответный удар!"И теперь начинается действительно фантастический монтаж сражения.
Вначале падающие бомбы, нас сносит, прижимая к земле- крупным планом моя рана, которая выглядит хорошо и кроваво- подъем на крышу,скольжение в в гнезда и несколько потрясающих выстрелов мятежников,Гейла и главным образом мои,мои,мои удар, сбивающий самолет с неба. среза разгромов у меня за спиной, поступают в камеру
"президент Сноу говорит что он посылает нам сообщение?Что ж,у меня тоже есть одно для него. Ты можешь пытать нас,и бомбить нас и сжигать наши дистрикты до основания но ты видишь это?"
Мы с камерой,наблюдаем за сгорающим самолетом на крыше склада. Строгая печать Капитолия на крыле,которая расплавляется, возвращая изображение моего лица, кричащего на президента.
Огонь пойман! И если мы сгорим,то вы сгорите вместе с нами!" И вновь пламя захватывает весь экран.
Солидными черными буквами добавлены слова: ЕСЛИ МЫ СГОРИМ, ТО ВЫ СГОРИТЕ ВМЕСТЕ С НАМИ.
Слова пожираются огнем, и весь экран становится черным.
Моментально возникает тишина, потом требование увидеть это снова, сопровождаемое аплодисментами. Коин снисходительно нажимает на кнопку перемотки, и на этот раз, так как я знаю что может произойти, Я стараюсь представить,что смотрю это по своему телевизору дома в Шлаке. Утверждение антикапиталия. Никогда не было ничего подобного по телевидению. В любом случаи, не в моей жизни. К тому времени, как экран чернеет во второй раз, Я должна знать больше.
Это показывали по всему Панему? Они видели это в Капитолии?"
" Не в Капитолии," говорит Плутарх.
" Мы не смогли взломать их систему, хотя Бити работает над этим. Но во всех дистриктах. Мы даже показали во 2, который ."возможно наиболее ценный пункт в этой игре, нежели Капитолий.
"Клавдий Темплесмит с нами?" Спрашиваю я.
Это заставляет Плутарха засмеяться.
" Только его голос. Но это хорошо нами используется. Мы даже не делали никакого специального монтажа. Фактически он сказал это в твоей первой Игре."
Он похлопывает своей рукой по столу.
"Что говорит о том, что мы посвящаем следующий круг аплодисментов Крессинде,ее поразительной команде, и, конечно же, нашим талантам в прямом эфире!"
Я тоже хлопаю, до тех пор, пока не осознаю, что я и есть талант в прямом эфире и возможно это неприятно, что я приветствую саму себя, но никто не обращает на это внимание. Все же, я не могу не заметить напряжения на лице Фальвии. Я думаю, как тяжело должно быть ей сейчас,наблюдать за удачным исполнением идеи Хеймитча, под руководством Крессиды, когда подход студии Фальвия был таким провалом. У Коин ,кажется, закончилось терпение к самопоздравлению.
"Да, хорошая заслуга. Результат лучше, чем мы могли надеяться Но я должна подвергнуть сомнению большую долю риска, которой вы добровольно подверглись там. Я знаю, что набег был непредвиденным. Тем не менее,в связи с данными обстоятельствами, Я думаю нам надо обсудить решение отправки Китнисс в реально существующее сражение."
Решение? Отправить меня в реальное сражение? Тогда она не знает,что я ужасающе проигнорировала приказ, сорвала свой наушник и ускользнула от телохранителя?Что еще они утаили от неё?
"Это был тяжелый визит," говорит Плутарх, теребя свою бровь.
" Но общий консенсус состоял в том,что если мы закроем её в бункере где-либо до окончания сражения, мы не достигнем ничего стоящего,что можно было бы использовать."
"И ты полностью с этим согласилась?" спросила президент
Гейл пнул меня под столом, прежде, чем я поняла, что она говорит со мной.
"О! Да, Я полностью согласна с этим." Это выглядело хорошо. Сделать что-либо для изменении ситуации.
"Хорошо, только давайте будем немного благоразумнее с её появлениями..Особенно теперь, когда Капитолий знает на что она способна." говорит Коин
Гейл согласия прокатился вокруг стола. Никто не донес на Гейла и меня. Ни Плутарх, власть которого мы проигнорировали. Ни Богс с его сломанным носом. Ни насекомые, которых мы вели через огонь.
"Ни Хеймитч - нет, подождите секундочку."
Хеймитч одаряет меня смертельной улыбкой и говорит сладчайшим голосом: "Да, мы не хотим потерять нашу маленькую Сойку-пересмешницу, до того, как она наконец-то запоет."
Я сделала себе заметку не оставаться с ним наедине в комнате, потому что у него явно есть мстительные мысли по поводу того дурацкого наушника.
"Так, что еще вы планируете?" - спрашивает президент.
Плутарх кивает Крессиде, которая сверяется с планшетом
"У нас есть несколько потрясных кадров с Китнисс в госпитале в Восьмом. Это должен быть следующий ролик на тему " Потому что вы знаете кто они и что они делают"
Мы фокусируемся на Китнисс, общающейся с пациентами, в особенности детьми, бомбежке госпиталя и крушении. Мессалл монтирует все это. Мы так же думали о части с Сойкой -пересмешницей. Выдвинуть на первый план несколько лучших моментов с Китнис,чередующихся с эпизодами восстающих мятежников и военных действий.
Мы назовем это одной фразой" Огонь пойман"
И затем Фальвия придумала действительно блестящую идею. Лицо Фальвии сразу же стало выглядело так, как будто её рот наполнился кислым виноградом, но потом она пришла в себя.
"Итак, я не знаю насколько это блестяще, но я подумала, что мы могли бы сделать серию роликов под название " Мы помним".
И в каждом, мы могли бы показать одного из погибших трибутов. Маленькая Рута из Одиннадцатого или старая Мегз из Четвертого. Идея заключается в том, что мы можем преподнести частичку чего-то личного в каждый Дистрикт.
"Должная дань вашему Трибуту, как это было", говорит Плутарх.
"Это превосходно, Фальвия," говорю я искренне.
"Это великолепная идея напомнить людям ради чего они сражаются."
" Я думаю это смогло бы сработать," сказала она.
"Я думала, что мы могли бы использовать Финника на вступление и рассказать пятнами. Если есть интерес к нему.
"Честно говоря, я не знаю как много мы сможем сделать роликов " Мы Помним"," говорит Коин
"Можете ли вы начать их производство на сегодняшний день? "
"Конечно", говорит Фульвия, все очевидно, успокаиваются в ответ на ее идею.
Крессида смягчает всех из своего креативного отдела своим жестом. Слава Фульвия, по сути, действительно хорошая идея, и расчистила путь для продолжения своего эфирного изображение "Сойки-пересмешницы".
Вот что интересно, так это то, что у Плутарха не возникает потребности в разделении самоценки. Все что он хочет, так это то, чтобы Эфирное Время работало. Я помню, что Плутарх Глава распорядителей игр, а не участник команды. Не часть Игры. Поэтому, его достоинство не определяются единственным элементом, а полным успехом всего предприятия. Если мы выиграем войну, вот тогда Плутарх возьмет заслуженное. И ждите его награды. Президент отправляет всех начинать работать, так Гейл отвозит меня обратно в больницу. Мы слегка посмеиваемся о прикрытии. Гейл говорит, что никто не хочел выглядеть плохо, признавая то, что они не могли управлять нами. Я добра, когда говорю о том, что возможно они не хотели еще раз подвергать нас опасности сейчас, когда у них имеется несколько приличного отснятого материала. Оба варианта вероятно правильные. Гейл должен спустить Бити вниз в Специальное Вооружение, поэтому я засыпаю. Кажется, что я только на несколько минут закрываю свои глаза, но когда открываю их, я вздрагиваю при виде Хеймитча, сидящего в нескольких фитух от моей кровати. Ожидание Возможно в течении нескольких часов, если часы работают правильно.
Я думаю крикнуть свидетеля, но я оказываюсь перед необходимостью встретиться с ним лицом к лицу рано или поздно Хеймич наклоняется вперед и что-то подвешивает перед моим носом на тонком белом проводе. Трудно на нем сфокусироваться, но я точно уверена что это. Он бросает его на бумагу.
"Это твой наушник. Я даю тебе еще один шанс одеть его. Если ты удалишь его из уха еще раз, я снаряжу тебя этим."
Он держит своего рода металлический головной убор, которому я моментально даю имя головой хомут.
"Это альтернатива аудиоустройству, который замыкается вокруг черепа под подбородком, до тех пор, пока его не откроют ключом. И у меня будет единственный ключ. Если по какой-либо причине ты окажешься достаточно умна, чтобы отключить его "--Хеймитч сложил головой хомут на кровать и вытаскивает крошечный серебряный чип--" я разрешу им хирургическим путем имплантировать данный передатчик тебе в ухо, так, что я смогу роворить с тобой 24 часа в сутки.
Хеймитч в моей голове все время. Ужасно
" Я буду носить наушник," бормочу Я
«Прости ?»,-говорит он.
Я буду носить наушник - сказала я достаточно громко для того, чтобы разбудить половину больницы.
"Ты уверена? Потому что я одинаково хорош с любым из трех вариантов", говорит он мне.
«Я уверена»,-говорю я.
Я бережно зажимаю провод наушника в своей руке и свободной рукой кидаю кандалы для головы в его лицо, но он ловко его ловит. Возможно он ожидал, то я брошу его.
"Что-то ещё?" Хеймич поднимается чтобы уйти.
" Пока я ожидал...Я съел твой обед."
Мои глаза выхватывают пустую миску, в котором было тушеное мясо, и поднос на моем прикроватном столике.
"Я донесу на тебя," бормочу я в свою подушку.
"Сделай это, Дорогуша."
Он выходит,сохраняя уверенность в том , что я не доносчик. Я хочу пойти спать, но я не могу сидеть на одном месте. Изображения вчерашнего дня начинают наводнять настоящее. Бомбардировка, горящий самолет, лица раненных, которых уже нет. Мне представляется смерь со всех сторон. В последний момент, прежде чем увидеть, как снаряд взрывает крыло моего самолета, вызывает ошеломляющее пикирование и забвение, крыша складывающася надо мной, в то время, как я беспомощно привязана к своей кровати. Это я видела лично или на пленке. Все это я вызвала натяжением своей тетевы. Вещи, которые я никогда не буду в состоянии стереть из моей памяти.
На обеде Финник приносит свой поднос к моей кровати, таким образом мы можем смотреть сомой новое пердложение (propo) по телевизору вместе. Он был назначен в квартал на моем старом этаже, но у него было так много психических рецидивов, что в основном он все еще жил в больнице.
Мятежники передают, "Потому что Вы знаете, кто они и что они делают" propo, которое Мессалла отредактировала.
Снятый материал смонтирован из коротких клипов из студии Гейла, Богса и Крессиды, объясняющих ситуацию. Тяжело наблюдать за моим визитом в больнице Восьмого,так как я знаю что последует. Когда бомбы сыпались на крышу, я опустила свое лицо в подушку, подняв снова, после краткого клипа со мной в конце, когда всех жертв нет в живых.
По крайней мере Финник не аплодирует или не особо радуется, когда все заканчивается.
Он только говорит, "Люди должны знать что произошло. И теперь они знают.
"Давай выключим это, Финник, прежде, чем они будут поторять это снова," убеждаю его я.
Поскольку рука Финника перемещается к дистанционному управлению, я кричу ему, "Подожди!" Капитолий показывает специальный сегмент и кое-что об этом гворят знакомые взгляды.
Да, это Цезарь Фликерман. И я уже догадываюсь, кто будет его гостем. Физические изменения внешнего вида Пита шокируют меня. Здоровый, проницательный парень, которого я видела пару дней назад, потерял около 15 фунтов веса (*порядка 6,5кг) и приобрёл нервное подёргивание в руках. Они всё ещё пытались придать ему ухоженный вид.
Но под гримом, который не скрывает мешков под его глазами, под хорошей одеждой, которая не может замаскировать боль, которую он испытывает, когда двигается, за всем этим видно человека, которому определённо приченён вред. Мое сознание сильно пошатнулось, когда я поняла происходящее. Я же только что видела его! Четыре - нет, пять - я думаю, что это было пять дней назад. Как его состояние могло ухудшится так быстро? Что они, возможно, могли с ним сделать за такое короткое время? Затем меня поражает. Я прокручиваю в своей голове столько, сколько могу вспомнить о том первом интервью с Цезарем, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку о времени. Но ничего. Они могли отснять то интервью через день или два, после того, как я взорвала арену, и затем делать с ним все, что захотят, до сегодняшнего момента.
"О, Пит..." - прошептала я.
Цезарь и Пит обменялись несколькими пустыми фразами, прежде чем Цезарь спросил его о слухах, касаемо того, что я снялась в ролике для дистриктов.
"Они её используют, это очевидно" - говорит Пит.
"Чтобы разжечь повстанцев. Я сомневаюсь, что она вообще даже знает, что происходит на войне. Что стоит на кону."
"Есть что-нибудь, что ты хотел бы ей сказать?" - спрашивае Цезарь.
"Есть" - говорит Пит.
Он смотрит прямо в камеру, прямо в мои глаза.
"Не будь дурой, Китнисс. Подумай о себе. Они превратили тебя в оружие, которое может способствовать разрушению человечества. Если у тебя есть какое-либо влияние, используй его чтобы остановить эти вещи. Используй его, чтобы остановить войну, пока это не стало слишком поздно. Спроси себя, действительно ли ты доверяешь тем людям, которые с тобой работают? Действительно ли ты знаешь, что происходит? И если нет...узнай".
Чёрный экран. Панорама Панема. Шоу закончилось. Чёрный экран. Панорама Панема. Шоу закончилось. Финник нажимает кнопку на пульте, который отключает питание. Через минуту, люди , которые будут здесь,потеряют контроль, благодаря усилиям и словам Пита,вылетевших из его рта. Я должна буду аннулировать их. Но правда в том, что я не доверяю повстанцам, или Плутарху, или Коин. Я не уверена, что они говорят мне правду. И я не уверена, что могу скрыть это. Приближающиеся шаги. Финник твёрдо схватил меня за руку.
"Мы этого не видели".
"Чего?" - спросила я.
"Мы не видели Пита."
"Только ролик Восьмого. Затем мы выключили телевизор, потому что изображения растроили тебя.
"Поняла?" - спросил он.
Я кивнула.
"Заканчивай свой ужин."
Я запихнула в себя достаточное количество, что когда Плутарх и Фулвия вошли, мой рот был набит хлебом и капустой. Финник говорил о том, как хорошо Гейл смотрится через камеру. Мы поздравляем их с выходом ролика. Поясняем, что это было настолько сильно, поэтому мы в последствии выключили. Они выглядят успокоенными. Они нам поверили. Никто не упоминал Пита.
9
Я перестаю пытаться заснуть после того, как мои первые попытки прервал невыразимый кошмар. После этого я просто лежу и не дышу, как будто кто-то проверяет меня. Этим утром меня выписали из больницы и проинструктировали как быть спокойнее. Крессида просит меня сняться в еще нескольких новых роликах Сойки-пересмешницы. За ланчем я ожидаю, что люди поднимут тему появления Пита, но никто этого не делает. Кто-то должен был видеть это помимо Финника и меня. У меня тренировка, но Гейл по графику работает с Битти над оружием или чем-то ещё, поэтому я прошу разрешения взять Финника с собой в лес.
Мы блуждаем в округе какое-то время и потом выбрасываем свои коммуникаторы под кустарником. Когда мы достигли достаточно безопасного расстояния, мы сели и стали обсуждать сообщение Питера.
" Я не слышала ни одного слова об этом."
"никто тебе ничего не сказал?"говорит Финик
я качаю головой. Он делает паузу прежде чем спросить"даже Гейл?"я цепляюсь за маленькую надежду на то что Гейл и правда ничего не знал о сообщении Питта. У меня плохое чувство,что это не так
"Может он пытается найти время чтобы сказать тебе лично"
"Может" говорю я.
Мы сохраняем молчание так долго, что самец животного оказывается блуждающим поблизости. Я убиваю его стрелой Финник тащит его обратно до забора. На обед, у нас тушеная оленина,порубленная на кусочки. Гейл ведет меня обратно в Отделение Е,после того, как мы поели. Когда я спросила, что происходило, вновь ни одного упоминания о Питере. Как только моя мама и сестра уснули, я незаметно достала жемчужину из ящика и , сжимая её в своей руке,проводила вторую бессонную ночь,прокручивая слова Питера в своей голове.
"Спроси себя, действительно ли ты доверяешь тем людям, которые с тобой работают? Действительно ли ты знаешь, что происходит? И если нет...узнай".
Узнай. Что? От кого? И как Питер может что-либо знать кроме как то, что Капитолий говорит ему?Это только ролик Капитолия. Много шума. Но если Плутарх думает, что это всего лишь ложь Капитолия, тогда почему,он ничего не сказал мне об этом?Почему никто не пытается ознакомить меня или Финника?Под всеми этими ложными рассуждениями лежит настоящий источник моего беспокойства:Пит
Что они сделали с ним? И что они сейчас с ним делают ?Ясно одно, Сноу не купился на историю про то, что Питер и я ничего не знали о восстании.
И теперь его подозрения укреплены, после того, как я появилась, как Сойка-пересмешница. Пит может только догадываться о тактике мятежников или сопоставлять вещи, чтобы сказать их своим мучителям. Ложь, однажды обнаруженная, будет строго наказана. Как оставленный мной, что он должен чувствовать.
В своем первом интервью, он пытался защитить меня от Капитолия и мятежников, и я не только потерпела неудачу в его защите, а еще и обрушила на него больше ужасов (проблем,кошмаров)
Пришло утро, Я прислоняю свое предплечье к стене и,неустойчиво , смотрю на график дня. Сразу же после
завтрака, Я запланирована для производства. В столовой, когда я осиливала горячую крупу, молоко и свеклу похожую на слизь, я заметила коммуникатор - металический браслет на запястье Гейла.
"Когда ты получил его обратно?" спрашиваю я.
"Вчера. Они думали, если Я собираюсь быть в поле с тобой ,это может быть резервной системой связи ", сказал Гейл.
Никто и никогда не предлагал мне коммуникатор.
"Интересно, если бы я попросила один, получила бы я его?" Итак, я предполагаю,что один из нас должен быть доступен?,"говорю я язвительно.
"Что это значит?" спрашивает он
"Ничего"
"Просто повторяю твои слова" говорю я ему.
" И я полностью согласна с тем, что одним из доступных должен быть Ты. Я только надеюсь, что у меня так же будет к тебе доступ, как и раньше." Наши глаза впиваются друг в друга и я понимаю как зла на Гейла, что я ни на секунду не верила,что он не видел видео Питта, что я чувствую себя полностью преданной оттого что он ничего мне не сказал. Мы знаем друг друга слишком хорошо,чтобы он не прочитал по моему лицу мое настроение и не понял,чем оно вызвано
"Китнисс..."начинает он
в его голосе уже звучит признание вины. Я хватаю свой поднос, пересекаю пустое пространство и швыряю тарелки на стойку. К тому времени, когда я нахожусь в прихожей, он догнал меня.
"Почему ты ничего не сказала?"спрашивает он,беря меня за руку
"почему я ничего не сказала?" я вырываю руку из его пальцев
"Почему ты ничего не сказал,Гейл? и кстати,я говорила,когда спрашивала тебя прошлой ночью что происходит!"
"Прости хорошо? Я не знал что делать. я хотел сказать тебе,но все боялись что если ты увидешь это видео,тебе станет плохо"говорит он
"Они были правы"
Так и было, но не так плохо как оттого что ты лжешь мне ради коин. И в этот момент его коммуникатор стал подавать сигнал
"А вот и она"
"Лучше беги. Тебе есть что сказать ей"
На мгновениеистинная боль появляется на его лице, затем холодная злость заменяет его. он поворачивается на пятках и уходит. Возможно я была слишком зла,и не дала ему достаточно времени, чтобы объяснить. Может все просто хотят защитить меня,продолжая лгать мне. Меня это не волнует. я сыта по горло людьми,которые лгут мне ради моего же блага потому что на самом деле это почти всегда ради их блага. Лги Китнис о восстании чтобы она не сделала ничего сумасшедшего. Пошлите ее на арену без подсказки и тогда, мы сможем выловить её от туда Не говорите ей про ролик с Питером, потому что это может сделает её больной и это слишком тяжело вытащить из неё хорошую работу , как это.
Я действительно чувствую себя больной. Подавленной. Я слишком устала для плодотворного дня. Но я уже в Римейке, поэтому вхожу. Сегодня я обнаружила, что мы возвратимся в Дистрикт 12.
Крессинда хочет сделать, непосредственно с места, интервью с Гейлом и мной,проливая свет на наш уничтоженный город.
"Если вы вместе отправитесь для этого," говорит Крессида и внимательно всматривается в мое лицо.
"Считайте меня в деле,"говорю я
Я стаю, необщительная и жесткая,как манекен, пока моя подготовительная команда одевает меня,причесывает, и наносят макияж на моё лицо. Больше не для демонстрации, а достаточный для того, чтобы снять круги под моими глазами от бессонной ночи. Богс сопровождает меня вниз к Ангару, но кроме приветственных фраз мы больше ничего не говорим. Я признательна, что мне не приходится обмениваться другими словами. Тем более что его маска выглядит довольно неудобной после моего неподчинения в Восьмом.
В последний момент, я вспоминаю отправить сообщение моей маме, что я покидаю !3, и подчеркиваю, что не будет опасности. Мы садимся на скоростное судно для короткой поездки в 12 и я направляюсь на место за столом, где Плутарх,Гейл и Крессида детально изучают карту. Самодовольство Плутарха заполняется до краев, поскольку он показался мне до и после результатов от пары первых роликов. Мятежники, которые только поддерживали точку опоры в нескольких районах, сплотились(оживились).
Фактически они взяли 3 и 11 - последний крайне важный, так как это главный поставщик пищи Панему- и сделали удачные набеги в нескольких других районах.
"Обнадеживающе. Действительно очень обнадеживающе," говорит Плутарх
Фальвия определенно готова сегодня попытаться сделать первый круг "Мы помним", таким образом мы сможем нацелиться на индивидуальные Дистрикты и их погибшими. Финник абсолютно изумительный.
" Вообще-то на это больно смотреть," говорит Крессида
"Он знал многих из них лично."
"Это - то, что делает это настолько эффективным," говорит Плутарх.
"Прямо от сердца. Ты все делаешь красиво. Коин не может не быть благодарной."
Гейл тогда не сказал им. О моем притворстве, что я не видела Пита, и о моем гневе на их покровительство. Но я предполагаю, что лучше поздно, чем никогда, потому что я пока не готова это отпустить. Это не имеет значения. к тому же, он не разговаривает со мной. И только тогда, когда мы приземляемся на Лугу, я понимаю, что Хеймитча нет среди нашей компании. Когда я спрашиваю Плутарха о его отсутствии, он только качает головой и говорит, "Он не мог оказаться перед этим.
"Хеймитч? Не способный выстоять перед чем-то? Более вероятно требуемый свободный день, ," говорю я.
"Я думаю, что его настоящие слова были, 'я не мог оказаться перед этим без бутылки,', " сказал Плутарх.
Я заглядываю в прошлое. Сколько терпения нужно, чтобы с ним работать, его слабость к алкоголю. И перед чем он мог выстоять, а перед чем нет? Но спустя 5 мин, после того как мы вернулись в Двенадцатый, я сама бы не отказалась от бутылки. Я думала, что смирилась с тем, что Двеннадцатого больше не существует - я слышала об этом, видела это с воздуха, я бродила по здесь пеплу.
Но почему же все это снова мне причиняет острую боль? Неужели я просто выбросила это из головы, перед тем как действительно осознать потерю всего моего мира? Или это выражение лица Гейла, когда он своими ногами ворушит пепел, это ли делает чувство утраты настолько неизгладмым и жестоким? Крессида направляет команду и меня в мой старый дом, для начала съемок. Я спросила ее, что она хочет от меня.
"Все, что ты сама посчитаешь нужным", говорит она.
Стоя позади в моей кухне, я не испытывала желания делать что-нибудь. Я стояла сосредоточившись на небе...только крыша уцелела...я тонула в воспоминаниях. Через некоторое время, Крессида говорит,
"Это прекрасно, Китнисс. Давай двигаться дальше."
Гейлу дается все далеко не просто в его старом доме. Крессида снимает его несколько минут в тишине, но как только он достает из пепла остаток своей предыдущей жизни - изогнутый кусок метала - она начинает задавать ему вопросы, про его семью, его работу, жизнь в Шлаке.
Она заставляет вернуться его в ночь бомбардировки и воспроизвести это, начиная с его дома, прокладывая его путь вниз через Луговину и через лес к озеру. Я иду вслед за съемочной группой и телохранителями, чувствуя, что их присутствие оскверняет мой любимый лес. Это уединненное место, святилище, уже испорчено злом Капитолия. Даже после того как мы оставили позади обугленные пни около забора, мы по-прежнему спотыкались о разлагающиеся тела. Должны ли мы показывать эту запись всем? К тому времени как мы достигли озера, Гейл, кажется, потерял способность говорить. Все вспотели - а особенно Кастор и Поллукс от их скорлупы. И Крессида требует перерыва.
Я зачерпнула горсть воды а особенно Кастор и Поллукс от их скорлупы. И Крессида требует перерыва. Я зачерпнула ладонями воду из озера, мечтая нырнуть в него, и всплыть совершенно одной, обнажённой и невидимой. Я некоторое время блуждаю по периметру. Когда я прохожу мимо маленького домика, вблизи от озера, Я останавливаюсь у двери, и вижу Гейла, подперев свою согнутую кочергу, он собирает поленья для очага.
На мгновение я вижу образ одинокого пришельца, в далеком будущем, потерянного по пустыне бродящего и пришедшего в
это маленькое место для убежища, с кучей поленьев, очагом, кочергой Представляю как же это должно бы быть. Гейл
поворачивается и встречают мои глаза, и я знаю, что он думает о нашей последней встрече здесь. Когда мы спорили убежать нам или остаться.
Если бы мы убежали, остался ли тогда бы Двенадцатый дистрикт? Я думаю что остался бы. Но тогда бы Капитолий до сих пор держал во власти Панем. Были разданы сырные сэндвичи, и мы ели их в тени деревьев. Я преднамеренно сижу около
дальнего края группы, рядом с Поллуксом, таким образом я не должна говорить. На самом деле никто не говорил много,.
При относительном затишье ,птицы возвращаются в леса.
Я слегка подталкиваю Поллукса локтем и показываю маленькую черную птицу с короной. Которая перепрыгивая на новую ветку, на мгновение раскрыв крылья, продемонстрировала белые места. Поллукс жестом указал на мою брошку и его брови вопросительно приподнялись. Я кивнула, подтвердив что это сойка-пересмешница.
Я поднесла палец к губам, говоря "Тише, я покажу тебе" и насвистела мелодию.
Сойка-пересмешница вздернула головой и свистя вернула мне трель. Тогда, к моему удивлению, Поллукс насвистывает несколько собственных трелей. Птица незамедлительно отвечает ему. Лицо Поллукса озаряется выражением восхищения и он обменивается с сойкой-пересмешницей мелодиями. Мне кажется, это первый его разговор за многие годы.
Музыка притягивает соек-пересмешниц как цветы притягивают пчел, и в скором времени он получил полдюжины из них, взгромоздившихся на ветвях над нашими головами. Он постучал мне по плечу и использовал ветку, чтобы написать
слово в грязи.ПЕТЬ? В обычной ситуации, я бы отказалась, но учитывая обстоятельства, вроде бы невозможно сказать
"Нет" Поллуксу.
Кроме того, песня со словами отличалась от их свиста, и я хотела бы, чтобы он услышал их. И так, прежде, чем я действительно подумала о том , что я делаю, я запела напев Руты, который она использовала чтобы сигнализировать о конце рабочего дня в 11.(дикстрите)
Мелодия ее смерти, которая звучала на заднем фоне ее убийства. Птицы не знали этого. Они тут же уловили несложную мелодию и начали скакать вперед и назад, образуя сладкую гармонию. Подобно тому как они делали это на Голодных Играх, до того как пчелы убийцы были сброшены с дерева, до гонки к Рогу Изобилия, и до того как Като был медленно и кроваво обглодан... "Хочешь услышать как они поют настоящую песню?" выпалила я. Ничего не может остановить эти воспоминания. Я на ногах, двигаюсь обратно в лес, кладу руку на грубый ствол клена, где сидят птицы.
Я не пела " Виселицу "вслух в течение десяти лет, потому что это запрещено, но я помню каждое слово. Я начинаю тихо, сладкозвучно, как мой отец.
"Эй ты, ты
Подойди к висилице,
Где они повесили мужчину, говорят он убил троих.
Неизвестные вещи произошли здесь,
И это не был бы незнакомец,
Если бы мы встретились в полночь у висилицы."
Сойки начинают менять свои песни, как будто им становится известно о моем новом предложения.
"Эй ты, ты
Подойди к висилице,
Где покойник кричал своей любимой спасайся.
Неизвестные вещи произошли здесь,
И это не был бы незнакомец,
Если бы мы встретились в полночь у висилицы."
Я полностью во внимании птиц. Еще один куплет и они полностью будут захвачены мелодией, это очень просто, т.к. мелодия простая и повторяется четыре раза с незначительными изменениями.
"Эй ты, ты
Подойди к висилице,
Где я говорил тебе бежать, и мы были бы свободны.
Неизвестные вещи произошли здесь,
И это не был бы незнакомец,
Если бы мы встретились в полночь у висилицы."
Тишина на деревьях.Только шелест листьев от дуновения ветра. И нет птиц, ни соек ни других. Здесь Пит. Они молчат пока я пою. Также, как они делали для моего отца.
"Эй ты, ты
Подойди к висилице,
Одень ожерелье из веревки,плеч о плеч со мной.
Неизвестные вещи произошли здесь,
И это не был бы незнакомец,
Если бы мы встретились в полночь у висилицы."
Птицы ждут моего продолжения. Но это все. Последний куплет. В тишине я вспоминаю картину. Я была дома, после дня, проведенного в лесу вместе с отцом. Сидя на полу, с Прим, которая только начинала ходить, я напевала "Виселицу".
И делала для нас ожерелье из обрывок старых веревок, как говорится в песне, не зная действительного смысла этих слов. Мелодия была очень простая и хорошо ложилась на слух. И положенная на музыку, она запомнилась мне после нескольких напевов.
Неожиданно, моя мама схватила ожерелья из веревок и сильно кричала на моего отца. Я начала плакать, потому что моя мать никогда не кричала, а потом заплакала Прим, и я побежала наружу спрятаться. Поскольку у меня был только один тайник - на Лугу под кустарником жимолости - мой отец незамедлительно нашёл меня.
Он успокоил меня и сказал мне, что все было хорошо, только у нас, лучше больше не петь эту песню . Моя мать просто хотела, чтобы я забыла ее. Тогда конечно же, каждое слово было немедленно и безвозвратно заклеймено в мой мозг.
Мы не пели ее больше, мой отец и я даже не заговоривали об этом. После его смерти я все чаще вспоминала её. Будучи взрослой, я начала понимать смысл текста. В начале, это звучит как будто парень пытается уговорить свою подругу
тайно встретиться с ним в полночь. Но это странное место для свидания, у виселицы,на которой за убийство был казнен человек.
Возлюбленная убийцы, должно быть, имела какое-то отношение к убийству, или, может быть, они просто собирались
наказать ее в любом случае, потому что его труп крикнул ей бежать. . Очевидно странно, что труп говорящий, но после третьего куплета "Висилицы" приходит осознание присутствия духа. Я поняла, что поёт песню мёртвый убийца
Он по-прежнему висит на виселице. И хотя он сказал своей возлюбленной, чтобы она бежала, он спрашивает, будет ли
она приходить к нему навстречу.
Фраза Где я говорил тебе бежать, и мы были бы свободны самая туманная, потому что сперва, вы думаете, когда он говорит ей спасайся, что вероятно это защита. Но потом вы понимаете, что он имел ввиду когда говорил ей бежать к нему. К смерти. До смерти .. В конце строфы становится ясно, что этого и он ждет.
Его возлюбленная, с петлей из веревки, висит мертвая рядом с ним на дереве. Раньше я думала что убийство - самое страшное что можно прдеставить.
Теперь, с некоторым опытом Голодных Игр за моей спиной, я решила не судить его не зная более подробной информации.
Может быть, его возлюбленная уже приговорена к смертной казни, и он пытается сделать это проще. Чтобы дать ей знать, он будет ждать. Или, может быть, он думал, что место, где он оставляет ее было действительно хуже, чем смерть.
Разве я не хочу, убить Пита этим шприцем, чтобы спасти его от Капитолия? Неужели это мой единственный вариант? Наверное, нет, но я не мог думать о другом в данный момент. Я предполагаю, что моя мать думала, что все же это было слишком запутанным для семилетней.Особенно для той, кто сделала себе петлю из веревки. Это не было как повешенье, это было только то, что произошло в песне.Многие люди были казнены таким образом в 12.(дикстрите) Вы можете быть уверенными в том, что она не хотела, чтобы я это спела на уроке музыки. Вероятнее всего ей бы не понравилось и то, что я пою это здесь, для Поллукса, но я не.. .жду, я не ошиблась.
Когда я посмотрела в сторону, я увидела, Кастора на расстоянии вытянутой руки от меня.Все пристально за мной наблюдали. И по щекам Поллукса вниз по щекам сбегали слезы, потому что без сомнения моя сумасбродная песня выудила из памяти какой-то ужасный инцидент из его жизни.Великолепно.
Я вздохнула и оперлась спиной об ствол. Вот тогда сойки-пересмешницы начали свою интепретацию "Виселицы". В их исполнении, это довольно красиво. Сознавая, что меня снимают, я стояла спокойно, до того как Крессида сказала
"Снято!". Плутарх крестит меня и смеется.
"Откуда ты взяла такой материал? Никто бы не придал этому большое значение, если бы это придумали мы!" Он хватает меня в объятия и целует меня в макушку с громким прочмокиванием.
"Ты золото! "
"Я делаю это не ради камеры", говорю я.
"К счастью они были здесь" говорит он.
"Давайте, все, обратно в город!" Мы устало идем через лес обратно,но когда мы достигли большого камня, я и Гейл резко поворачиваем наши головы в одном направлении, мы как пара собак которые ловят запах на ветру.
Крессида замечает и спрашивает, что находится там. Мы признаемся, что это наше старое место встречи для охоты. Она хочет видеть его, даже после того, как мы говорим ей это пустяки. Ничего, кроме места, где я была счастлива, подумала я. Наш утес открывает вид на долину. Быть может, она не такая зеленая, как обычно, но здесь много кустов черной смородины, с которых свисают тяжелые фрукты.
Здесь начинались бесчисленные дни охоты и установления ловушек, ловли рыбы и сбора ягод, брождение вместе по лесу, избавление от забот, когда мы наполняли наши мешки. Это был выход добыть пищу и не потерять рассудок. И мы были друг для друга ключом. Больше нет Дистрикта 12, из которого нужно спасаться, никаких Миротворцев, которых нужно обманывать, и никаких голодных ртов, которые нужно накормить. Капитолий забрал все, и я также нахожусь на грани потери Гейла. Клей взаимной необходимости, что связывал нас так крепко все эти годы тает. Между нами начинают возникать темные пятна.
Как могло случиться так, что сегодня, перед лицом ужасного упадка 12, мы слишком сердиты, чтобы даже говорить друг с другом? Гейл столь хорошо лгал мне. Это недопустимо, даже если он был обеспокоен моим благополучием. Хотя его
извинение, казалось искренним. И я бросила обратно, ему в лицо, оскорбление чтобы убедиться, что это задело его.
Что случилось с нами? Почему теперь мы всегда имеем разногласия ? Это все так запутано, но я так или иначе чувствую, если я вернулась бы к корню наших проблем, мои действия лежали бы в основе этого. Действительно ли я хочу прогнать его? Мои пальцы делают круг вокруг ежевили и срывают ее с ветки.
Я кручу ее между большим и указательным пальцем. Вдруг я поворачиваюсь и бросаю ягоду в его сторону.
"Может удача ..." говорю я
Я бросила высоко, поэтому он имеет достаточно времени чтобы решить отбросить ее в сторону или принять. Глаза Гейла прикованы ко мне, не к ягоде, но в последний момент он открывает рот и ловит ее.
Он жует, глотает и это длинная пауза перед тем как он должен сказать "... повернётся в вашу сторону"
Но он этого не говорит. Крессида усаживает нас в уголок скал, где есть возможность скрыться от всех, и выманивает нас на разговор про охоту. Что побудило нас пойти в лес, как мы встретились, наши любимые моментв. Мы становимся дружелюбней, начинаем немного подшучивать о том как мы неудачно связались с пчелами, с дикими собаками и со скунсами.
Когда речь заходит о том каково это чувство, когда наше умение обращаться с оружием переходит в участие в бомбардировке в Восьмом, я перестаю говорить.
Гейл только говорит, "Давно пора".
Ближе к вечеру мы доходим до городской площади. Я веду Крессиду на развалины пекарни, чтобы попросить ее снять кое-что. Единственное чувство, которое у меня появляется - это истощение.
"Пит, это твой дом. Никого из твоей семьи не было слышно после бомбардировки. Двенадцатого нет. И ты призываешь к отступлению?" Я смотрю вокруг пустоты.
"Никого не осталось, чтобы услышать тебя".
Когда мы останавливаемся перед металлическим помостом, который был виселицей, Крессида спрашивает, был ли кто-то из нас наказан таким образом. В ответ Гейл снимает свою рубашку и поварачивается спиной к камере. Я смотрю на следы ударов бича и снова слышу свист кнута, вижу как его окрававленое тело бессознательно висит на его запястьях.
"С меня хватит," заявляю я.
"Я буду ждать вас в деревне Победителей.
Кое-что для ...моей мамы."
Думаю что я гуляла здесь, но когда я пришла в себя, я уже сидела на полу в передней части кухни нашего дома в Деревне Победителей. Аккуратно складываю в коробку керамические кувшины и стеклянные банки. Тля того чтобы не разбить их, я кладу между ними хлопковые бинты. Упаковываю пучки сухих цветов. Вдруг я вспоминаю про розу на моем столике. Было ли это реально? Если это так, она все еще там? Я должна воздержаться от соблазна проверить. Если она там, это только напугает меня снова. Я тороплюсь с упаковкой.
Когда шкафы пусты, я подымаюсь и обнаруживаю на моей кухне Гейла. Он так беззвучно может появиться, что это тревожит. Он опирается на стол, его пальцы расстилаются по зернистой древесине. Я ставлю ящик между нами.
"Помнишь?" - спрашивает он.
"Здесь ты меня поцеловала."
Неужели той изрядной доли морфия, которую ему ввели после порки, было недостаточно, чтобы стереть это с его сознания. Я не думала, что ты помнишь, говорю я.
" Я должен умереть, чтобы забыть. может даже и тогда нет," говорит он мне
Возможно, я стану как тот человек в "Виселице" Всё ещё ждущим ответа".
У Гейла, которого я никогда не видела, плачущим, слезы на глазах. Чтобы удержать их от разлития, я предвигаюсь вперед и касаюсь губами его губ. Вкус тепла, пепла, и страдания. Удивительный вкус настолько нежного поцелуя. Он отрывается первым и усмехается.
"Я знал, что ты меня поцелуешь"
Как? спрашиваю я. "Потому что я и сама этого не знала".
"Потому что мне больно," говорит он
"Это единственный способ получить твоё внимание."
Он берет в руки коробку.
"Не беспокойся, Китнисс. Это пройдет."
Он уходит до того как я могу ответить. Я слишком изнурена его последним побуждением, чтобы работать. По дороге в Тринадцатый, я свернулась в кресле, стараясь игнорировать Плутарха с его любимой темой для разговора - оружие которое человечество больше не имеет в своем распоряжении.
Высокого полета самолеты, военные спутники, сотовые дезинтеграторы, беспилотные летательные аппараты, биологическое оружие со сроком действия. Потерянные в результате разрушения атмосферы или отсутствия ресурсов или нравственной этики.
Вы можете услышать сожаления Распорядителя Игр, который только и мечтает о подобных игрушках, который должен мириться с воздушным кораблем, земными снарядами и просто старого оружия.
Сняв свой костюм Сойки Пересмешницы, я иду прямо в постель, без еды. И все равно, Прим должна трясти меня сутра, для того чтобы поднять меня с постели.
После завтрака, я игнорирую мое рассписание и иду вздремнуть в шкафчик с канцелярскими принадлежностями. Когда я просыпаюсь уже обеденное время, и я вылажу из коробок с мелом и карандашами.
Я получаю невероятно большую порцию горохового супа и отправляюсь обратно в отсек Е, но Богс перехватывает меня.
"Сейчас заседание в Управлении. Пренебрежение текущего графика", говорит он.
"Хватит", говорю я.
"Ты вообще следовала ему сегодня?" - спросил он раздражительно.
"Кто знает? Я эмоционально дизориентирована."
Я подняла запястье, чтобы показать свой медицинский браслет, и обнаружила, что его нет.
"Видишь? Я даже не могу вспомнить когда с меня сняли браслет.Зачем меня хотят видеть в Командном зале? Я что-то пропустила?"
"Думаю, что Крессида хотела показать тебе ролик из Двеннадцатого. Но думаю ты увидишь его, когда они его запустят" говорит он.
" Это то, что мне от рассписания нужно. Когда они запустят репортаж," Говорю я
Он наградил меня взглядом, но удержался от дальнейших комментариев. Люди собирались в Управлении, но они оставили мне место между Плутархом и Фиником.
экраны уже на столе, показ очередного "корма" Капитолия.
"Что происходит? Разве мы не смотрим ролики Двенадцатого?" - спрашиваю я.
"О, нет," - говорит Плутарх.
"Я имею в виду, возможно. Я не знаю точно, какие кадры Бити планирует использовать.
"Бити думает, что он нашел способ взломать общенациональный канал", говорит Финник.
"То есть, наши ролики будут вещать и в Капитолии Он сейчас внизу, работает над этим в Управлении Обороны. Это будет сегодня вечером в прямом эфире. Сноу появляется, или что-то в этом роде.Я думаю, оно начинается."
Появилась панорама Капитолия, сопровождаемая исполнением гимна. Затем я смотрю прямо в змеиные глаза Президента Сноу, который приветствует нацию. Его подиум сильно огорожден, но белая роза в его петлице видна отчётливо. Камера отступает, чтобы включить в кадр Пита, который находится с проекцированной картой Панема. Он сидит на приподнятом кресле, к его обуви прикреплены металические кольца. Ступня его протеза стучит в нерегулярном ритме. Капельки пота проступают через слой пудры на верхней губе и на лбу. Но его взгляд - болезненный и несосредоточенный - пугает меня больше всего.
"Ему стало хуже" - прошептала я.
Финник берет меня за руку, чтобы поддердать меня, и я пытаюсь держаться. Пит начинает говорить сорванным голосом о необходимости прекращения огня. Он подчеркивает ущерб нанесённый ключевым объектам инфраструктуры в различных районах, и когда он говорит светом на карте показывают разрушения
Разрушенной дамбы в 7. Поезд сошедший с путей в луже токсичных отходов, выливающихся из цистерн. Амбар
рушится после пожара. Все эти атрибуты повстанческих действий.
Бам! Без всякого предупреждения, я вдруг по телевидению, стою на руинах пекарни. Плутарх вскакивает с места
"Он сделал это! Бити ворвался!" Гудение комнаты с реакцией, когда пит вернулся, отвлекло
Он видел меня на экране монитора. Он пытается возобновить свою речь, переходя дальше к бомбежке водоочищающего завода , когда изображение Финника, говорящего о Рут, заменяет его И затем все это разламывает эфир, поскольку технические владельцы Капитолия пытаются парировать нападение Бити. Но они не готовы к такому, и Бити, очевидно ожидая, что он не держался бы, чтобы управлять, имеет в распоряжении пяти - десятисекундные клипы, чтобы работать. Мы видим, что официальное представление ухудшается, поскольку оно наперчено отборными выстрелами из propos. Плутарх сходит с ума от восторга и почти все аплодируют Битти, только Финник молча остается рядом со мной.
Через всю комнату я встречаю глаза Хеймича и вижу в них зеркальное отражение моего страха. Ужас в том, что с этими аплодисментами Пит все дальше ускользает от нас. Ужас в том, что с этими аплодисментами Пит все дальше ускользает от нас Печать Капитолия, сопровождаемая плоским звуковым сигналом.
Это длится около 20 секунд, потом Сноу и Пит возвращаются. Народ в смятении. Мы слышим яростный спор на подиуме.
Сноу продвигается вперед, заявляя, что повстанцы в настоящее время пытаются сорвать распространение информации которую они находят разоблачающей. Но правда и справедливасть восторжествует. Трансляция будет возобновлена после восстановления безопасности. Он спрашивает Пита, что ему хотелось бы сказать на прощание Китнисс Эвердин. При упоминании моего имени лицо Пита стало напряжённым.
"Китнисс...как ты думаешь это будет конец? что останется? Никто не в безопасности. Ни в Капитолии. Ни в дистриктах. И ты...в Тринадцатом..."
Он резко вдыхает, как будто борясь за воздух; его глаза выглядят безумными.
"Умрешь до утра!" За камерой Сноу приказывает "Хватит!" Битти наносит еще несколько ударов с интервалом в 3 секунды. На экране на мгновение появляюсь я стоящая перед больницей.
Но между заставками мы наблюдаем за продолжением прямого эфира. Пит пытается продолижить говорить. Камера направлена вниз, показывает белый кафель. Удар сапогами. Воздействие удара, которое неотделимо от крика боли Пита. И его кровь брызжет на плитку.