Новые сообщения Нет новых сообщений

Наш мир

Объявление

Добро пожаловать на форум Наш мир!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Наш мир » Зарубежные книги » Софи Кинселла - Девушка и призрак


Софи Кинселла - Девушка и призрак

Сообщений 1 страница 10 из 29

1

Аннотация

Лара всегда обладала чересчур живым воображением, но после расставания с Джошем оно совсем разыгралось. И несчастная девушка перепугалась, уж не сходит ли она с ума? Да и как еще объяснить тот факт, что ей стало являться привидение двоюродной бабушки? И не просто являться, а командовать и требовать совершенно невероятных вещей. Например, найти пропавшее ожерелье. Или танцевать чарльстон. Или нарядиться в туалеты двадцатых годов и в таком нелепом виде разгуливать в общественных местах!
Бедная Лара и не подозревает, что вместе с привидением вскоре окажется в центре совершенно невероятных событий, детективных и романтических одновременно.
Новый роман Софи Кинселлы полон фирменного теплого юмора, обаяния, удивительных приключений. И, конечно же, в его наивную и очаровательную героиню просто невозможно не влюбиться!

0

2

Глава первая

Мы обманываем родителей из сострадания. Ради их же пользы. Уж я-то знаю, о чем говорю. Если бы папа с мамой догадались о состоянии моего банковского счета, проблемах в личной жизни, протекающих трубах и просроченных налогах, то наверняка бы заработали инфаркт, и на сетования доктора «кто же их довел до жизни такой?» мне нечем было бы крыть. Поэтому уже спустя десять минут после того, как мама с папой появились в моей квартире, я нагромоздила гору лжи:
1. Я абсолютно уверена в светлом будущем нашего кадрового агентства «L&N».
2. О таком бизнес-партнере, как Натали, можно только мечтать, а на моей бывшей работе все равно ловить было нечего.
3. Пицца, черешневые йогурты и водка – это не весь мой рацион.
4. Да, я помню, что на просроченные штрафы набегают пени.
5. Конечно, я посмотрела фильм по Чарльзу Диккенсу, который они подарили мне на прошлое Рождество, мне очень понравилось, особенно та тетка в шляпке. Точно, Пеготти. Именно ее я имела в виду.
6. В выходные я как раз собираюсь установить пожарную сигнализацию, как хорошо, что они мне напомнили.
7. Да-да, будет так мило собраться нашим семейным кланом.
Итого семь пунктов чистого вранья, и это не считая комплимента маминому костюму. А ведь о главном мы еще ни словом не обмолвились.
Наспех накрасив ресницы, я выхожу из спальни в траурном платье и обнаруживаю, что мама внимательно изучает старый телефонный счет.
– Не беспокойся, – быстро говорю я, – завтра оплачу.
– Да уж, – откликается мама, – иначе тебе отключат телефон и потребуется целая вечность, чтобы его снова включили, а мобильники здесь ужасно принимают. А вдруг что серьезное случится? Что ты тогда будешь делать?
Она страдальчески сводит брови. Можно подумать, над нами и вправду нависла жуткая угроза, в спальне голосит роженица, за окном бушует потоп, а вертолет невозможно вызвать. Что делать?!
– Э-э… я не подумала об этом, мам. Оплачу, честное слово.
Мама вечно пребывает в тревоге. Если вы видите ее напряженную улыбку и расширенные от ужаса глаза, знайте, в голове у нее разворачивается очередной апокалипсический сценарий. Именно так она выглядела на моем выпускном. А позже призналась, что неожиданно приметила люстру, висящую на хлипкой цепочке, и тут же представила, как та летит на девичьи головы.
Вот и сейчас она нервно теребит свой черный костюм с накладными плечиками и вычурными металлическими пуговицами, который ей совсем не к лицу. Я смутно помню, что костюмчик этот появился лет десять назад, когда мама бегала по собеседованиям, устраиваясь на работу, а я обучала ее базовым компьютерным навыкам, например, пользоваться мышью. Мама тогда устроилась в благотворительный детский фонд, где, к счастью, нет никакого дресс-кода.
В нашей семье никому не идет черный. Папу скучный траурный костюм делает безликим. Вообще-то, он у меня очень импозантный, пусть и не супермен. Волосы у папы темно-каштановые, тогда как мы с мамой – блондинки, ну или почти блондинки. Родители выглядят идеальной парой, но только если не переживают из-за всяких пустяков. И когда находятся в своей стихии, то есть в нашей корнуолльской глуши, где мы все разгуливаем во всяком старье, а семейные парадные обеды сводятся к поеданию пирогов в старой рассохшейся отцовской лодке. Но особенно эффектно папа с мамой смотрятся, когда играют в любительском оркестре, где, собственно, и познакомились. Вот только сегодня ни пирогов, ни оркестра, да к тому же все на взводе.
– Так ты готова? – Мать смотрит на мои ноги: – Где твои туфли, дорогая?
Я в изнеможении падаю на софу.
– Мне действительно нужно присутствовать?
– Лара! Она твоя двоюродная бабушка. И прожила целых сто пять лет.
Мама сообщила, что моей двоюродной бабке было сто пять лет, не меньше ста пяти раз. Думаю, это потому, что ничего другого она о ней не знает.
– Ну и что? Я ее даже не видела никогда. И никто из нас не видел. Это так глупо. Зачем нам тащиться в Поттерс-Бар ради какой-то старой перечницы, которую мы знать не знали? – Я пожимаю плечами, чувствуя себя скорее капризной трехлеткой, чем серьезной особой двадцати семи лет, владелицей собственного бизнеса.
– Дядюшка Билл со своими тоже будет, – замечает отец. – А если уж он счел нужным…
– Это касается всей семьи, – добавляет мама с энтузиазмом.
У меня аллергия на семейные сборища. Иногда я думаю, что лучше быть семенем одуванчика: ни тебе родственников, ни обязательств, перелетаешь с места на место на пуховом парашюте.
– Это не займет много времени, – уговаривает мама.
– Конечно, займет. И каждый будет задавать дурацкие вопросы о… сама знаешь о чем. – Я прожигаю взглядом ковер.
– Никто тебя не тронет, – тут же возражает мама и оглядывается на папу в поисках поддержки. – Никто даже не заикнется.
Неловкая пауза. Все мы чувствуем присутствие Не-будем-говорить-кого и старательно притворяемся, будто его не существует. Наконец папа берет инициативу в свои руки.
– Кстати, что касается… последних событий, – смущенно бормочет он. – Как ты вообще поживаешь?
Мама напряженно слушает, хотя и делает вид, будто поглощена исключительно собственной прической.
– Да как тебе сказать… – произношу я после паузы. – Все отлично. В смысле, вы же не рассчитываете, что я прямо сразу…
– Ну разумеется, нет, – подхватывает папа. – И настороженно продолжает: – Но у тебя точно… все в порядке?
Я киваю.
– Прекрасно, – мама явно обрадована, – я знала, что ты справишься… со всем этим.
Поскольку еще недавно я начинала рыдать, как только слышала имя Джош, мои родители зареклись произносить его вслух. Какое-то время мама называла его Не-будем-говорить-кто. Теперь он просто «все это».
– И ты… не искала больше с ним встречи? – Папа смотрит куда угодно, только не на меня, а мама теперь увлеченно роется в сумочке.
Еще один эвфемизм. На самом деле папа интересуется, не закидывала ли я Джоша отчаянными эсэмэсками.
– Нет, – краснею я, – ничего я ему не посылала.
Папа мог бы и не напоминать. И вообще, зачем делать из мухи слона? Не так уж много сообщений отправляла я Джошу. Не больше трех в день. Разве это много? И они не были такими уж отчаянными. Я просто писала то, что думала, ведь именно так и полагается вести себя с близким человеком.
Посмотрела бы я на девушку, которой удалось взять и выключить свои чувства, потому что так поступил ее возлюбленный. Наверное, такая могла бы сказать: «Вот и отлично! Значит, ты хочешь, чтоб мы больше никогда не встречались, никогда не занимались любовью, никогда не разговаривали и вообще никак не пересекались. Потрясающая идея, Джош, и как я сама до этого не додумалась?»
Вот она, жизнь: ты посылаешь сообщения, делишься сокровенными чувствами, а твой бывший меняет телефонный номер да еще кляузничает твоим родителям. Подлый трус!
– Я понимаю, ты была очень расстроена, для тебя выдалось нелегкое время, – папа смущенно откашливается, – но прошло уже почти два месяца. Надо жить дальше, дорогая. Встречаться с другими молодыми людьми… развлекаться…
Господи, я не выдержу еще одной папиной лекции о миллионах настоящих мужчин, готовых пасть к ногам такой красавицы, как я. Для начала, в мире вообще не осталось настоящих мужчин, это вам любая женщина скажет. А уж называть бледную курносую коротышку красавицей и вовсе глупо.
Впрочем, не буду прибедняться, в редкие моменты я и впрямь неплохо выгляжу. У меня приятное лицо, широко посаженные зеленые глаза и несколько веснушек на носу. А еще изящный маленький рот, которым не может похвастаться никто в нашей семье. Но уж поверьте мне на слово, я далеко не супермодель.
– Значит, вот как ты поступил, когда разругался с мамой в тот раз в Ползите? Плюнул на все и стал встречаться с другими девушками? – не могу я удержаться.
Папа вздыхает и переглядывается с мамой.
– Нам вообще не следовало рассказывать ей об этом, – бормочет мама, потирая бровь. – Нам не стоило никогда даже упоминать об этом.
– Потому что если бы он так поступил, – продолжаю я безжалостно, – вы бы никогда не стали снова встречаться, правда ведь? Папа никогда бы не назвал себя смычком твоей скрипки, и вы бы не поженились.
Фраза о смычке и скрипке стала притчей во языцех. Я слышала эту историю уйму раз. Папа приехал на велосипеде домой к маме, он был мокрый от пота, а она от слез, и они помирились, забыв про ссору, и бабушка угостила их чаем с песочным печеньем. Понятия не имею, какое отношение к примирению имеет песочное печенье, но оно важный элемент легенды.
– Лара, ты же понимаешь, – вздыхает мама, – это совсем другое дело. Мы встречались три года, мы были помолвлены…
– Никто и не спорит! Конечно, это совсем другая история. Но и ты признай, что люди иногда возвращаются друг к другу. Это случается.
Мама молчит.
– Ты всегда была слишком романтичной… – вступает папа.
– Ничего подобного! – взрываюсь я, будто мне нанесли смертельное оскорбление.
Уставившись в ковер, я ковыряю босой ногой ворс, но краем глаза наблюдаю, как мама с папой беззвучно препираются, чей черед подавать реплику. Мама качает головой и тычет пальцем в папу, мол, «твоя очередь».
– Когда ты расстаешься с кем-то, – торопливо говорит папа, – то проще всего смотреть назад и думать, как прекрасна была бы жизнь, если бы вы воссоединились. Но…
Сейчас он скажет, что жизнь – это эскалатор. Надо оборвать его побыстрее.
– Папочка. Послушай. Пожалуйста. – Каким-то чудом я произношу это очень спокойно. – Вы все неправильно поняли. Я не собираюсь мириться с Джошем. – Тут я всячески пытаюсь изобразить, какая это идиотская идея. – Я посылала ему эсэмэски не поэтому. Просто мне хотелось расставить все по своим местам. Ведь он порвал со мной без предупреждения, без разговора, без объяснений. Что же мне, мучиться неизвестностью? Это как… детектив без последней страницы. Все равно что дочитать Агату Кристи и не узнать, кто убийца!
Надеюсь, теперь они поймут.
– Я понял, – говорит папа, подумав. – Это все фрустрация…
– Ничего ты не понял! Меня интересовало, почему Джош так поступил. Я просто хотела все обсудить. Мы же могли пообщаться как два цивилизованных человека.
«И тогда он бы вернулся ко мне, – проносится у меня в голове. – Потому что я знаю: Джош все еще любит меня, даже если никто в это не верит».
Но нет никакого смысла убеждать в этом моих родителей. Они все равно никогда не поймут. Откуда им знать? Они же понятия не имеют, какой отличной мы были парой, как прекрасно дополняли друг друга. Они не понимают, что Джош просто запаниковал, поторопился, принял неудачное решение, навоображал себе черт знает что, и если бы я просто могла поговорить с ним, все бы наладилось и мы бы снова были вместе.
Иногда мне кажется, что я на целую голову впереди своих родителей. Так, наверное, чувствовал себя Эйнштейн, которому друзья твердили: «Вселенная устроена просто, Альберт, уж поверь нам», а он про себя думал: «Я знаю, что все относительно. И докажу это вам в один прекрасный день».
Мама с папой снова исподтишка делают друг другу знаки. Я прихожу к ним на помощь и поспешно говорю:
– Да не надо так беспокоиться обо мне. Я поставила крест на наших отношениях. Ну не то чтобы окончательно поставила, – исправляюсь я, видя их вытянувшиеся лица, – но я смирилась с тем, что Джош не хочет со мной общаться. Я приняла это и… сейчас чувствую себя прекрасно. Честное слово.
Губы мои растягиваются в улыбке. Ощущение такое, будто я твержу мантру какого-то идиотского культа. Не хватает только длинной хламиды и стука тамбурина.
Хари-хари… я поставила крест на наших отношениях… хари-хари… я чувствую себя прекрасно.
Мама с папой опять переглядываются. Не знаю, поверили они мне или нет, но по крайней мере теперь можно покончить с неприятной темой.
– Вот и чудесно! – восклицает папа с воодушевлением. – Я всегда знал, что ты молодчина и справишься. Самое время сосредоточиться на вашем с Натали бизнесе, тем более дела идут лучше некуда…
Улыбка моя становится еще лучезарнее.
– Так и есть!
Хари-хари… дела идут лучше некуда… хари-хари… чтоб им провалиться…
– Как хорошо, что все уже позади. – Мама подходит ко мне и целует в макушку. – А теперь нам лучше поторопиться. Поищи скорее какие-нибудь черные туфли!
Я вздыхаю и отправляюсь в спальню. Сегодня восхитительный солнечный день. А мне придется провести его на жутком семейном сборище во главе с мертвой стопятилетней старухой. Иногда жизнь действительно невыносима.

Мы въезжаем на унылую парковку похоронного центра Поттерс-Бар, у бокового входа небольшое столпотворение. Там то и дело вспыхивают огоньки телевизионных камер, над головами людей торчит пушистый микрофон.
– Что тут происходит? – высовываюсь я из окна машины. – Не иначе дядя Билл прибыл?
– Наверняка, – кивает папа.
– Кажется, о нем снимают документальный фильм, – сообщает мама. – Труди что-то такое говорила. Это все благодаря книге.
Вы спросите, каково это – быть близкой родственницей знаменитости? Ничего хорошего, вечное стрекотание телекамер вокруг. А стоит назвать свою фамилию, люди пристают с расспросами: «Лингтон? Вы имеете отношение к кофейням „Лингтонс“?» И восхищенно причмокивают, стоит ответить утвердительно.
Мой дядя Билл – тот самый Билл Лингтон, который в возрасте двадцати шести лет буквально на пустом месте основал сеть кофеен и постепенно раскидал их по всему свету. Его лицо красуется на бумажных стаканчиках, так что он известен куда лучше, чем «Битлз» и им подобные. Где бы он ни появился, все его узнают. А после недавнего выхода автобиографии «Две монетки», которую расхватали точно горячие пирожки, его популярность просто зашкаливает. Не удивлюсь, если в экранизации его сыграет Пирс Броснан.
Разумеется, я изучила книгу от корки до корки. Из нее я узнала, что дядюшка истратил последние двадцать пенсов на кофе, ужаснулся его вкусу и решил основать собственную кофейню. Постепенно бизнес его превратился в сеть, опутавшую весь мир, и теперь он кофейный магнат. В народе его зовут Алхимиком, а все бизнес-сообщество (если верить одной прошлогодней статье) спит и видит, как выведать секрет дядюшкиного успеха.
Но он решил щедро поделиться своими секретами на семинарах «Две монетки». Несколько месяцев назад я тайком посетила один из них. Вдруг и правда удастся получить дельные советы по управлению только что народившимся бизнесом? Все двести присутствующих внимали каждому слову, а в конце подбрасывали в воздух две монетки и кричали: «Вот мое начало!» Может, кого-то это и взбодрило, но я лишь пришла в недоумение. Честно говоря, посещение семинара ни на шаг не приблизило меня к тайне дядюшкиного обогащения.
Подумать только, ему было двадцать шесть, когда он заработал первый миллион. Двадцать шесть! Стоило ему основать бизнес, и тот тут же стал приносить прибыль. А я начала новое дело целых полгода назад и пока заработала только головную боль.
– Думаю, вы с Натали тоже когда-нибудь напишете книгу о своем бизнесе. – Мама вздыхает, будто прочла мои мысли.
– Уверен, успех не заставит себя долго ждать, – подхватывает папа.
– Ой, смотрите, белка! – поспешно меняю тему я.
Родители так верят в мои деловые таланты, что я просто не могу открыть им правду. Приходится заминать разговор, как только речь заходит о бизнесе.
Вообще-то мама не всегда была такой терпимой. В тот день, когда я объявила, что бросаю работу маркетолога и вкладываю все сбережения в новую рекрутинговую компанию (ничего не зная о рекрутинге и ни минуты не проработав в отделе кадров), она вскипела.
Мне пришлось долго распинаться, что мой компаньон и лучшая подруга Натали прекрасный специалист, поначалу она все возьмет на себя, а мне оставит только администрирование, маркетинг и изучение основ рекрутинга. У нас, мол, уже есть несколько подписанных контрактов, поэтому мы успеем выплатить банковский кредит раньше срока.
Наш план выглядел просто блестяще. Это и был блестящий план. Правда, месяц назад Натали отправилась в отпуск на Гоа, влюбилась в жиголо, а я получила от нее сообщение: она не знает, когда вернется, но все необходимое есть в компьютере, и она уверена, что у меня все получится, а серфинг здесь просто потрясающий, и я должна обязательно приехать, так что она шлет мне сотни поцелуев.
Больше с Натали я не связываюсь. Никогда.
– Ну, теперь-то он выключен? – Мама подозрительно косится на свой мобильник. – Не дай бог, зазвонит во время службы.
– Давай посмотрим. – Папа наконец паркуется и берет телефон. – Я переключу на бесшумный режим.
– Нет! Я хочу его выключить! Вдруг бесшумный режим не сработает.
– Как скажешь. Выключить так выключить.
Он возвращает телефон маме, но она продолжает волноваться и умоляюще смотреть на нас обоих.
– А он сам не включится в сумочке? Как у Мэри из лодочного клуба, вы же помните. Телефон ожил у нее в сумке и зазвонил прямо в разгар заседания суда присяжных. Конечно, ей сказали, что она сама его как-то задела…
Моя сестра Тоня точно потеряла бы терпение и рявкнула: «Не будь такой дурой, мама, телефон не может включиться сам!»
– Мамочка, – я осторожно беру у нее телефон, – как насчет того, чтобы оставить его в машине?
– Пожалуй. – Она слегка расслабляется. – Это неплохая идея. Спрячу его в бардачке.
Папа едва заметно улыбается. Бедная мамуля, сколько в ее голове всяких дурацких страхов. Ей давно пора взглянуть на жизнь более трезвым взглядом.

Звучный голос дядюшки Билла слышен издали, и, пробившись сквозь небольшую толпу, мы видим его самого – загорелого, в кожанке, волосы тщательно уложены. Дядя Билл буквально помешан на своей шевелюре. У него роскошная густая черная грива, и стоит какой-нибудь газетенке намекнуть, что волосы крашеные, он тут же грозится судом.
– Семья превыше всего, – объясняет он журналисту, – семья – краеугольный камень нашей жизни. Раз ради похорон нужно пожертвовать заведенным распорядком, – значит, так тому и быть.
Стоящие вокруг люди просто млеют. Незнакомая девушка прижимает к груди лингтонсовский бумажный стаканчик и зачарованно шепчет подруге: «Это он, действительно он!»
– Внимание, мы заканчиваем. – Один из помощников дядюшки Билла дает команду оператору. – Биллу пора в Зал прощаний. Всем спасибо. Пожалуйста, поспешите с автографами.
Дядюшка Билл подписывает маркером бумажные стаканчики и расписание похорон, камеры снимают, а мы терпеливо ждем в сторонке. Потом наконец все расходятся, и родственник оказывается в нашем распоряжении.
– Привет, Майкл. Рад тебя видеть. – Он пожимает папе руку и тут же оборачивается к помощнику: – Так ты дозвонился до Стива?
– Конечно, – тот торопливо передает телефон.
– Здравствуй, Билл! – Папа, как всегда, подчеркнуто вежлив. – Давно не виделись. Как твои дела? Книга, я слышал, прекрасно расходится.
– Спасибо, что подписал нам экземпляр, – жизнерадостно вставляет мама.
Билл коротко кивает нам и говорит в трубку:
– Стив, я получил твой мэйл.
Мама с папой обмениваются растерянными взглядами. Похоже, этим наше «семейное общение» с Биллом и ограничится.
– Давайте узнаем, куда идти, – старается сохранить лицо мама. – Лара, ты с нами?
– Нет, я лучше здесь подожду, – неожиданно решаю я. – Встретимся внутри!
Как только родители исчезают, я спешу к дядюшке Биллу. В голове моей зарождается коварный замысел. На семинаре дядюшка поделился советом: успешный предприниматель умеет использовать любую подвернувшуюся возможность. Не так давно я стала предпринимателем. И как раз сейчас мне подвернулась отличная возможность.
Дождавшись окончания разговора, я нерешительно начинаю:
– Привет, дядя Билл. Не найдется пары минут?
– Подожди, – отмахивается он и снова прижимает к уху смартфон: – Это ты, Паола? Как там твои дела? – После чего косится на меня и слегка кивает, давая понять, что я могу приступать.
– Как вы, наверное, слышали, я занялась подбором персонала, – нервно улыбаюсь я. – Мы с подругой основали фирму. Называется «L&N – подбор суперперсонала». Вот хотела с вами посоветоваться…
Дядюшка Билл задумчиво хмурится, потом бурчит в трубку:
– Погоди-ка, Паола.
Один – ноль! Он прервал Паолу! Ради меня!
– Мы занимаемся только высококлассными специалистами с большими запросами, теми, кто претендует на ответственные руководящие должности, – говорю я уже поуверенней. – Вот я и подумала, а нельзя ли переговорить с кем-нибудь в твоем отделе кадров, рассказать о наших услугах, наладить контакт…
– Лapa, – нетерпеливо машет дядюшка, – ты рассчитываешь, что я познакомлю тебя с начальницей отдела кадров и скажу: «Вот моя племянница, дай ей шанс»?
Я впадаю в эйфорию. Моя ставка выиграла!
– Это было бы здорово, дядя Билл! – выдавливаю я, с трудом сохраняя спокойствие. – Я не ударю в грязь лицом, буду пахать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, я так благодарна…
– Не будешь, – перебивает он. – Потому что этого не будет. Ты не сможешь уважать себя.
– Что-т-то? – От неожиданности я начинаю заикаться.
– Я сказал «нет», – сверкает он белоснежными зубами. – И все из любви к тебе, Лара. Если ты всего достигнешь сама, то почувствуешь себя совершенно новым человеком. Человеком, который заслужил успех.
– Понятно, – проглатываю я унижение. – Но я хочу заслужить успех. Я готова упорно работать. Я просто надеялась, что…
– Когда-то я начал с двух монеток, теперь твоя очередь. Верь в себя. Верь в свою мечту. Держи.
О нет. Только не это. Он лезет в карман и протягивает мне два десятипенсовика.
– Это твои две монетки. – Дядюшка одаривает меня глубоким проникновенным взглядом, который знаком мне по телерекламе. – Закрой глаза. Сосредоточься. Поверь в себя. Скажи: «Вот мое начало».
– Вот мое начало, – раболепно мямлю я. – Спасибо.
Дядя Билл кивает и возвращается к телефонному разговору:
– Извини, Паола.
Сгорая от стыда, я удаляюсь. Вот уж воспользовалась возможностью. Вот уж наладила контакты. Поскорее бы пережить эти идиотские похороны и вернуться домой.
Обогнув здание похоронного центра, сквозь стеклянные двери прохожу в холл. Там обитые бархатом стулья, на стенах репродукции с бесконечными голубями, а в воздухе явный недостаток кислорода. И ни души.
Вдруг из-за белесой двери доносится пение. Вот влипла. Уже началось. Пока я налаживала деловые контакты. Торопливо открываю дверь и оказываюсь в набитом людьми зале. Протискиваюсь в первые ряды и скромно присаживаюсь на краешек скамейки.
Не так-то просто отыскать родителей среди всей этой уймы народа. А цветов-то сколько! У стен повсюду белые и кремовые цветочные композиции. Где-то впереди женщина поет «Pie Jesu»,  но передо мной столько людей, что я ее не вижу. Несколько человек рядом шмыгают носом, а у одной девицы слезы так и текут ручьем. Я чувствую себя немного не в своей тарелке. Все эти люди пришли сюда из-за моей двоюродной бабушки, а я ее никогда в глаза не видела.
И даже не подумала о цветах! Наверное, стоило отправить открытку или что-то в этом роде. Надеюсь, хоть мама с папой все сделали как надо.
Музыка такая чудесная, а атмосфера столь проникновенная, что я поневоле роняю несколько слезинок. Сидящая рядом со мной пожилая леди в черной бархатной шляпке замечает это и сочувственно шепчет:
– У вас есть платок, дорогая?
– Нет, – признаюсь я, и она немедленно лезет в большую старомодную лакированную сумку.
В ноздри ударяет запах камфары, мне удается разглядеть несколько пар очков, коробку мятных пастилок, упаковку шпилек, коробку с надписью «тесьма» и полпакета чайных бисквитов.
– Всегда следует брать платок на похороны. – Она протягивает мне упаковку.
– Спасибо, – всхлипываю я, доставая один. – Это так мило с вашей стороны. Кстати, я внучатая племянница.
Она понимающе кивает:
– Должно быть, вам очень тяжело сейчас. Это такая потеря для всей семьи.
– Да-да… Конечно… – Я нервно комкаю платок, не могу же я сказать правду.
Честно признаться, никому нет до этого дела, а дядюшка Билл до сих пор болтает снаружи по своему смартфону. В конце концов я замечаю:
– Мы все должны поддерживать друг друга в этот тяжелый час.
– Точно. – Пожилая леди печально кивает, будто я изрекла вселенскую мудрость, а не прописную истину с открытки «Холлмарк», и сжимает мне руку.
– Мы все должны поддерживать друг друга. Я буду счастлива поговорить, дорогая, в любое время, когда захотите. Для меня большая честь познакомиться с кем-то из родственников Берта.
– Спасибо, – отвечаю я на автомате, потом до меня доходит…
Берт? Вряд ли мою бабушку звали Бертом, точнее, я совершенно уверена, что ее не звали Бертом. Ее звали Сэди.
– Знаете, вы так на него похожи… – Женщина изучает мое лицо.
Черт возьми, я ошиблась дверью!
– Взять, к примеру, лоб. И у вас его нос. Вам когда-нибудь говорили это, дорогая?
– Ну-у-у, пару раз, – мямлю я обескураженно. – Простите, я должна… Э-э-э… Спасибо большое за платок… – и я поспешно пячусь назад, к двери.
– Это внучатая племянница Берта, – слышу я вдали голос пожилой леди. – Она так расстроена, бедняжка.
Я стремительно протискиваюсь к выходу, выскакиваю в холл и чуть ли не падаю в объятия родителей. Они стоят рядом с женщиной в темном костюме с густыми седыми волосами и пачкой буклетов в руке.
– Лapa! Где ты пропадала? – Мама озадаченно смотрит на дверь. – Что ты там делала?
– Вы были на похоронах мистера Кокса? – интересуется седовласая.
– Я заблудилась, – оправдываюсь я. – Не знала, куда идти. Вам следовало бы вешать таблички над дверью.
Женщина молча указывает на набранную пластиковыми буквами надпись на двери: «Бертрам Кокс. 13.30». Проклятье. И как я не заметила?
– В любом случае, – я пытаюсь сохранить остатки достоинства, – пойдемте. Надо занять место.

0

3

Глава вторая

Занимайте свои места. Вас ожидает представление. Самое унылое на свете.
Да нет, я понимаю, что это похороны, и на особое веселье не рассчитываю. Но на похоронах Берта хотя бы море цветов и музыка, соответствующая атмосфере. В соседнем зале в воздухе что-то особенное.
В нашем же ничего подобного. Это просто голая и убогая комната, гроб стоит на помосте, а на доске объявлений дурацкими пластиковыми буквами выложено: «Сэди Ланкастер». Ни цветов, ни приятного запаха, ни пения, только занудная фоновая музыка доносится из колонок. И к тому же почти нет народа. Мама, папа и я сгрудились по одну сторону прохода, а дядя Билл, тетя Труди и моя кузина Диаманта – по другую.
Я тайком изучаю родственников. Ничего общего с нами: они словно сошли со страниц модного глянцевого журнала. Дядюшка Билл развалился на пластиковом стуле с царственным видом и что-то печатает на смартфоне. Тетя Труди перелистывает «Хэлло!», наверняка выискивает сведения о своих знакомых. На ней черное платье в обтяжку, белокурые волосы умело раскиданы вокруг лица. Декольте с последней нашей встречи стало еще глубже, а кожа так и сияет загаром. Тетя Труди вышла замуж за дядю Билла двадцать лет назад, но, поверьте, сейчас выглядит куда моложе, чем на свадебных фотографиях.
Их дочь Диаманта может похвастаться роскошной платиновой гривой и коротеньким платьишком с принтами черепов. Нарядилась специально для похорон. Уши у нее заткнуты наушниками, в руках телефон, лицо недовольно-скучающее, а взгляд то и дело обращается на часы. Диаманте семнадцать, у нее две машины и собственный модный дом «Балет и жемчуга», подаренный папочкой. (Я однажды зашла на их сайт, так там нет ни одного платья дешевле четырех сотен фунтов, покупают их преимущественно дети знаменитостей, за что попадают в специальный список «Лучших Друзей Диаманты», в общем, клуб по интересам для своих.)
– Мам, – шепчу я, – почему нет цветов?
– Понимаешь, – мама заводится с полоборота, – я говорила с Труди насчет цветов, и она обещала все устроить. Труди? Что случилось с цветами?
– О! – Труди захлопывает журнал и оборачивается с явным желанием поболтать. – И вправду, мы это обсуждали. Но представляешь, во что это вылилось? – Она обводит зал рукой. – И все это ради каких-то двадцати минут! Надо быть реалисткой, Пиппа. Цветы – это просто разбазаривание денег.
– Наверное, – неуверенно соглашается мама.
Тетушка Труди придвигается поближе и понижает голос:
– Я не поскупилась на похороны старухи. Но спросите себя: «Что она сделала для нас?» Я ее, например, вообще не знала. А вы?
– Ну, как тебе сказать, – мямлит мама потерянно, – у нее был удар, она была не в себе долгое время…
– И я о том же! – кивает Труди. – Она ничего не соображала. Тогда какой смысл? Мы здесь только из-за Билла. – Труди с обожанием взглядывает на мужа. – У него такое большое сердце. Я постоянно говорю людям…
– Ерунда! – Диаманта вдруг срывает наушники и насмешливо смотрит на мать. – Мы здесь ради папочкиного шоу. Он не собирался сюда, пока продюсер не сказал, что «похороны продемонстрируют всем его человечность». Я подслушала их разговор.
– Диаманта! – сердито обрывает ее тетушка Труди.
– Но это же правда! Да он первый лицемер на свете. Да и ты тоже. А я торчу здесь, вместо того чтобы пойти на вечеринку к Ханне. – Диаманта обиженно надувает губы. – Между прочим, там должно быть классно! И все ради того, чтобы папочка мог прикинуться «заботливым семьянином». Разве это честно?
– Диаманта! – Труди начинает злиться. – Это твой отец оплатил ваше с Ханной путешествие на Барбадос. Ты еще помнишь об этом? А операция по увеличению груди, о которой ты мечтаешь? Кому она вылетит в немалую сумму, как ты думаешь?
Диаманта вздыхает глубоко и обиженно:
– Как ты можешь так говорить. Увеличение груди – это благотворительность.
Я по-настоящему заинтригована:
– А какая связь между грудью и благотворительностью?
– После операции я дам интервью журналу, и доходы пойдут на благотворительные цели, – сообщает Диаманта с гордостью. – Скажем, половина или около того.
Я оглядываюсь на маму. Она явно в шоке, а я едва сдерживаюсь, чтоб не захохотать в голос.
– Здравствуйте. – Откуда-то сбоку к нам придвигается дама в серых брюках и с жестким пасторским воротничком. – Примите мои извинения. Надеюсь, вам не пришлось ждать слишком долго.
У нее коротко стриженные волосы «соль с перцем», очки в темной оправе и низкий, почти мужской голос.
– Примите мои соболезнования. Такая утрата… – она смотрит на гроб. – Наверное, вас предупредили, и если вы принесли фотографии покойной, то…
Мы обмениваемся сконфуженными взглядами. Тетю Труди вдруг осеняет:
– У меня есть одна. Мне дом престарелых прислал. – Она роется в сумке, вытаскивает коричневый конверт и достает потертый поляроидный снимок.
На фото крошечная старушка в бесформенном бледно-лиловом кардигане сидит, сгорбившись, на стуле. Лицо затянуто сеткой морщин. Седые волосы похожи на облачко сахарной ваты.
Так вот какой была моя двоюродная бабушка Сэди, которую я никогда не видела.
Священница с сомнением смотрит на снимок, потом прикалывает его к большой доске объявлений, на которой он выглядит еще печальней, сиротливей и стыдливей.
– Хочет ли кто-нибудь рассказать об умершей?
В гробовом молчании мы отрицательно качаем головой.
– Понимаю. Часто это так болезненно для близких. – Она достает из кармана записную книжку и карандаш. – В таком случае я буду рада выступить от вашего имени. Если вы поделитесь со мной какими-нибудь деталями. Подойдут также случаи из ее жизни. В общем, расскажите мне о Сэди все, что достойно упоминания.
И что мы можем сказать?
– Мы не слишком хорошо ее знали, – извиняется папа. – Она была очень старая.
– Дожила до ста пяти, – вставляет мама. – До целых ста пяти лет.
– Она когда-нибудь была замужем? – зондирует почву священница.
– Э-э-э… – папа вскидывает брови. – Была она замужем, Билл?
– Понятия не имею! Кажется, была. Не помню, как его звали. – Дядюшка Билл даже глаз не оторвал от своего смартфона. – Давайте продолжим.
– Ладно. – Сочувственная улыбка сползает с лица пасторши. – Тогда, может, какая-нибудь забавная история, запомнившаяся с последнего визита, какое-нибудь увлечение…
Повисает очередная виноватая пауза.
– На этой фотографии она в кардигане, – наконец говорит мама. – Возможно, она сама его связала. Возможно, она любила вязать.
– Вы что, никогда ее не навещали? – Вежливость дается священнице с явным усилием.
– Естественно, навещали! – вскидывается мама. – Мы виделись с ней… где-то в 1982 году. Лара была еще младенцем.
Пасторша шокирована.
– В восемьдесят втором?
– Она нас не узнала, – быстро вставляет папа. – Она давно уже была не в себе.
– А как насчет более раннего периода ее жизни? Никаких достижений? Историй из ее молодости?
– Бог мой, что ж вы никак не угомонитесь? – Диаманта вытаскивает наушники из ушей. – Разве не ясно, что мы здесь только потому, что обязаны здесь быть. Она не сделала ничего выдающегося. Ничего не достигла. Она была никем! Просто тысячелетним пустым местом.
– Диаманта, – произносит тетя Труди с легкой укоризной, – ты не слишком вежлива.
– Я просто говорю правду! Сами посмотрите! – Она презрительно обводит рукой комнату. – Если бы на мои похороны пришли только шесть человек, я бы застрелилась.
– Милая леди, – священница делает пару шагов вперед, лицо ее раскраснелось, – ни одно человеческое существо на земле Божьей не является никем.
– Да что вы говорите! – фыркает Диаманта.
– Диаманта, – дядюшка Билл вскидывает руку, – довольно. Разумеется, я очень сожалею, что не навещал Сэди, которая, без сомнения, была особенным человеком, и я уверен, это же чувствует каждый из нас. – Он так убедителен, что воинственность пасторши тут же идет на убыль. – Но сейчас мы бы хотели с почетом отправить ее в мир иной. И думается, у вас такое же напряженное расписание, как у нас. – Он выразительно постукивает по циферблату.
– Разумеется, – соглашается священница после паузы. – Я только подготовлюсь. Пока же, пожалуйста, отключите ваши мобильные телефоны.
Окинув всех напоследок порицающим взглядом, она удаляется, и тетушка Труди немедленно поворачивается к нам вместе со стулом:
– Какая наглость, давить на наше чувство вины! Мы вообще не обязаны были сюда приходить.
Открывается дверь, мы вскидываемся – но это не пасторша, это Тоня. Я и не подозревала, что она явится. Час от часу не легче.
– Я опоздала? – Ее голос, напоминающий пневматическую дрель, заполняет собой всю комнату. – Мне чудом удалось выбраться из детского тренажерного зала, пока у близнецов не началась истерика. Похоже, новая нянька еще хуже предыдущей, а это что-то да значит…
На ней черные брюки и черный же кардиган с леопардовыми пятнами, густые блестящие волосы стянуты в хвост. Тоня работала раньше офис-менеджером в «Шелл» и привыкла повелевать людьми. Теперь она мать Лоркана и Деклана и с утра до вечера повелевает нянями.
– Как мальчики? – спрашивает мама, но Тоня ее не слушает. Она целиком сфокусирована на дядюшке Билле.
– Дядя Билл, я прочитала вашу книгу! Просто потрясающая! Она буквально изменила мою жизнь! Я всем-всем-всем рассказала о ней! И фото вышло прекрасно, хотя, конечно, оригинал куда лучше.
– Спасибо, дорогая. – Билл одаривает ее стандартной «да я знаю, как я крут» улыбкой, но от нее так просто не отделаешься.
– Разве это не фантастическая книга? – обращается Тоня к нам. – Разве наш дядя Билл не гений? Начать с нуля! С двух монеток и большой мечты! Это любого вдохновит на подвиги!
Так бы и взгрела эту подлизу. Мама с папой, похоже, готовы ко мне присоединиться, во всяком случае, они хранят молчание. Дядюшка Билл тоже не обращает на нее ни малейшего внимания, поэтому она неохотно оборачивается ко мне:
– Как дела, Лара? В последнее время мы почти не виделись! Ты от меня прячешься! – И ее глаза буквально вгрызаются в меня, так что я невольно отшатываюсь.
О нет. Я слишком хорошо знаю этот взгляд.
У моей сестры Тони существует всего три выражения лица:
1. Абсолютно тупое коровье.
2. Показное веселье из серии «Дядя Билл, вы меня убиваете!».
3. Замаскированный под симпатию злорадный восторг, когда она сочувствует попавшему в беду. Неслучайно Тоня обожает канал «Реальная жизнь» и книги с несчастными детишками на обложках и названиями вроде «Пожалуйста, бабушка, не бей меня скалкой!».
– Мы не виделись с тех пор, как вы расстались с Джошем. Как жаль. Вы так прекрасно подходили друг другу! – Тоня скорбно склоняет голову. – Разве они не выглядели идеальной парой, мама?
– Что ж, из этого ничего не вышло, – пытаясь казаться беззаботной, бросаю я, – так что…
– Почему не вышло? – Олений, нежный взгляд, свидетельствует, что сестрица от души наслаждается разговором.
– Бывает, – пожимаю я плечами.
– Всегда есть причина, верно? – Тоня не знает жалости. – Неужели он не объяснился?
– Тоня, – мягко обрывает папа, – стоит ли выяснять это сейчас?
– Папа, я просто сочувствую Ларе, – оскорбляется Тоня. – Всегда лучше проговорить такие вещи вслух. У него что, была другая?
– Не думаю.
– Вы хорошо ладили?
– Вполне.
– Тогда почему же? – Она скрещивает руки на груди, изображая одновременно мировую скорбь и мирового судью. – Почему?
«Я не знаю почему! – хочется заорать мне. – Я сама задаю себе этот вопрос по десять раз на дню!»
– Это случается сплошь и рядом! – вымучиваю я улыбку. – Я отношусь к таким вещам спокойно. Достаточно смириться, принять все как должное, и жить сразу становится легче. Сейчас я почти счастлива.
– Ты не выглядишь счастливой, – встревает Диаманта. – Правда, мама?
Тетушка Труди несколько секунд изучает меня.
– Нет, – заключает она безапелляционно, – она не выглядит счастливой.
– Главное, что у человека внутри. А внутри я счастлива. Я очень, очень, очень счастлива. – Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.
Господи, за что ты наградил меня такими родственниками?
– Тоня, дорогая, присаживайся, – тактично предлагает мама. – Как прошел визит в школу?
С трудом сдерживая слезы, притворяюсь, будто проверяю сообщения на мобильнике. И прежде чем успеваю сообразить, что делаю, я влезаю в меню «Фото».
Не смотри. Не смотри.
Но пальцы словно живут своей жизнью. Они словно чувствуют, что мне позарез нужно хотя бы мельком глянуть на любимый снимок. Просто ради моральной поддержки. Мы с Джошем. Стоим, обнявшись, на заснеженном горном склоне, оба загорелые. Горнолыжные очки, которые Джош сдвинул на лоб, почти скрыты прядями густых вьющихся волос. Он улыбается, и у него такая потрясающая ямочка на щеке; в эту ямочку я, бывало, запускала палец, как ребенок в погремушку.
Мы познакомились на вечеринке в День Гая Фокса  – у костра в Клапэме, на который меня зазвала университетская подруга. Джош раздавал там бенгальские огни. Он запалил для меня фейерверк, спросил мое имя и тут же написал в темноте «Лара», а я засмеялась и спросила, как зовут его. Мы писали имена друг друга в воздухе, пока бенгальские огни не догорели, потом потягивали у костра горячий глинтвейн и вспоминали, какие фейерверки видели в детстве. Все, что мы говорили, звучало как музыка. Мы смеялись над одними и теми же вещами. Никогда и ни с кем мне не было так легко. Никогда я не встречала парня с такой обаятельной улыбкой. И сейчас я не могу представить его с другой. Я просто не могу…
– Лара, все в порядке? – окликает меня папа.
– Да! – жизнерадостно отвечаю я и поспешно выключаю телефон.
Под заунывное гудение органа я погружаюсь в горестные раздумья. И зачем я только притащилась сюда? Надо было придумать благовидный предлог. Терпеть не могу родственников, да и похороны тоже, здесь даже приличного кофе нет.
– Где мое ожерелье? – прерывает мои мысли женский голос, доносящийся откуда-то сзади.
Я оглядываюсь, но за спиной никого.
– Я спрашиваю, где мое ожерелье? – раздается снова.
Голос тоненький, но властный и звучит как-то… аристократично. Может, телефон? Но я его выключила. Достаю телефон из сумки – точно, экран не светится.
И как это понимать?
– Где мое ожерелье? – Теперь голос звучит прямо у меня над ухом.
Я вздрагиваю и в недоумении озираюсь.
Самое странное, что остальные, похоже, ничего не слышат.
– Мама, ты ничего только что не слышала? Никакого… голоса?
– Голоса? – В маминых глазах озадаченность. – Нет, дорогая. Какого такого голоса?
– Женского, вот пару секунд назад. – Я прикусываю язык, потому что на лицо мамы набегает тревожная тень. Догадаться, о чем она думает, проще простого. Господи боже мой, теперь она еще и голоса слышит!
– Должно быть, мне показалось, – торопливо шепчу я.
К счастью, тут появляется священница.
– Пожалуйста, встаньте, – произносит она нараспев. – Склоните ваши головы. Дорогой Господь, мы препоручаем тебе душу нашей сестры Сэди…

Ничего не имею против священников женского пола, но в жизни не слышала большего занудства. Она все гундосила и гундосила, и я почти отключилась. Стою себе и разглядываю потолок, в голове пустота. И тут прямо в ухе снова раздается:
– Где мое ожерелье?
От неожиданности я чуть не вскрикиваю.
Осторожно поворачиваю голову направо. Потом налево. Никого. Да что со мной происходит?
– Дорогая, – тревожный шепот мамы, – с тобой все в порядке?
– Что-то голова разболелась. Я отойду к двери, глотну воздуха.
С извиняющимся жестом я пячусь к задним рядам. Священнице, увлечённой речью, до меня нет дела.
– Конец жизни – это начало новой. Все мы из праха вышли и в прах обернемся.
– Где мое ожерелье? Оно мне нужно.
Да что происходит? И тут мой взгляд натыкается на руку.
Изящная кисть с наманикюренными пальцами, вцепившимися в спинку стула. Кисть перетекает в тонкое и очень бледное запястье… Передо мной сидит совсем еще юная девушка. Пальцы ее выстукивают на спинке стула нетерпеливую дробь. Одета она в шелковое бледно-зеленое платье без рукавов, темные волосы коротко подстрижены.
Кто это, черт возьми?
Пока я безмолвно таращусь на нее, она вскакивает со стула, словно не в силах усидеть на месте, и принимается расхаживать взад-вперед передо мной. Юбка с шелестом развевается от ее стремительных движений.
– Мне нужно ожерелье. Куда оно подевалось?
Говорит она как-то странно, старомодно, что ли, глотая буквы, прямо как в старых черно-белых фильмах. Я оглядываюсь на родственников, но, очевидно, никто ее не видит. И не слышит. Стоят себе, словно ничего не происходит..
Внезапно, точно почувствовав мой взгляд, девушка оборачивается и пристально смотрит мне в глаза. Глаза у нее темные и блестящие, как речные камешки, я даже не могу определить, какого они цвета.
Вот оно. Самое время запаниковать. У меня галлюцинации. Настоящие галлюцинации – зрительные и слуховые. И тут видение бросается ко мне.
– Ты меня видишь! – тычет оно в меня бледным пальцем, и я отшатываюсь чуть не падая. – Ты меня видишь!
Я энергично мотаю головой:
– Не вижу!
– И ты слышишь!
– Не слышу!
Мама разворачивается в мою сторону. Я немедля захожусь в кашле.
Надо же, стоило на секунду отвлечься, девушки и след простыл. Она словно испарилась.
Слава тебе господи!
Я почти поверила, что схожу с ума. Все-таки одно дело быть на взводе, но совсем другое – увидеть настоящее видение…
– Кто ты? – Я чуть не лишаюсь чувств, когда тонкий голос вновь вторгается в мои мысли.
Она стоит в нескольких рядах от меня.
– Кто ты? Где мы? Кто все эти люди?
«Не разговаривай с видением, – приказываю себе. – Иначе оно совсем распоясается».
Я отворачиваюсь и пытаюсь сконцентрироваться на речи священницы.
– Кто ты? – Девушка вдруг вырастает прямо передо мной. – Ты настоящая? – Она вскидывает руку, собираясь тронуть меня за плечо, я невольно отодвигаюсь, но рука свободно проходит сквозь меня.
От ужаса я перестаю дышать. Девушка в недоумении смотрит на свою руку, потом на меня.
– Ты кто? – вопрошает она. – Ты что, привидение?
Я? Не в силах сдержаться, я возмущенно шепчу:
– Я привидение? Да ты сама привидение!
– Уж точно не я! – фыркает она.
– Тогда кто ты? – во весь голос спрашиваю я.
И тут же жалею об этом, поймав на себе изумленные взгляды. Представляю их лица, признайся я, что разговариваю с привидением. Завтра же заточили бы меня в монастырь.
Девушка вздергивает острый подбородок:
– Я Сэди. Сэди Ланкастер.
Сэди?..
Нет. Только не это.
Я замираю. Взгляд перескакивает со стоящей передо мной девушки на поляроидный снимок сухонькой старушки, что прикреплен на доске у входа. Мне что, явился призрак моей двоюродной бабки?
Призрак тоже слегка озадачен. Девушка поворачивается и медленно оглядывает помещение. Потом просто исчезает и тут же возникает в дальнем углу. Со страхом и изумлением я наблюдаю, как она появляется то там, то сям, кружит по комнате, точно стремительная бабочка.
У меня отродясь не водилось воображаемых друзей. И наркотики я ни разу не принимала. Так что со мной? Я приказываю себе не обращать внимания на девушку, вытеснить ее из сознания, сосредоточиться на церемонии. Но тщетно. Я как зачарованная наблюдаю за перемещениями призрака.
– Что это за место? – Она снова передо мной, глаза подозрительно сужены. Затем оглядывается и смотрит на гроб: – Что это?
Не хватало только рассказывать привидению, что оно померло.
– Да так, – говорю я поспешно, – ничего особенного. Это просто… В смысле… Я бы на твоем месте держалась от этой штуки подальше.
– Подальше?
Мгновение – и она уже у гроба, разглядывает его. Затем перемещается к доске объявлений, где белеет пластиковая табличка «Сэди Ланкастер». Лицо ее искажается от ужаса. Потом девушка поворачивается к священнице, которая продолжает свою заунывную песню:
– Сэди нашла счастье в браке, который вдохновляет всех нас…
Девушка подскакивает к пасторше, буквально утыкается в ее лицо.
– Идиотка, – убежденно произносит она.
– Сэди дожила до самых преклонных лет, – упорствует священница. – Я смотрю на эту фотографию… – она многозначительно улыбается и указывает на снимок, – и вижу женщину, которая, несмотря на свою немощь, прожила прекрасную жизнь. Которая находила утешение в малых делах. В вязании, например.
– В вязании? – повторяет девушка с отвращением.
– Итак, – святая мать явно закругляется, – давайте склоним головы в скорбном молчании и попрощаемся.
Она сходит с трибуны, и гудение органа становится громче.
– И что теперь? – оглядывается на меня девушка. – Что теперь? Скажи мне!
– Ну, гроб скроется за занавесом, – бормочу я едва слышно. – А потом… э-э-э… – Как бы потактичнее выразиться? – Видишь ли, мы в крематории. И значит… – Я бессильно развожу руками.
Девушка вновь содрогается от ужаса, и я в замешательстве наблюдаю, как она превращается в полупрозрачное существо. Будь она живой, упала бы в обморок, но что делать привидению? Несколько секунд я смотрю сквозь нее. Потом, будто приняв решение, она возвращается.
– Я не верю! Этого просто не может быть. Мне нужно мое ожерелье.
– Извини, – бормочу я беспомощно. – Ничем не могу тебе помочь.
– Ты должна остановить похороны. – Блестящие темные глаза впиваются в меня.
– Что? Как ты это себе представляешь?
– Останови их! – Я отворачиваюсь, но призрак тут же вырастает передо мной. – Давай!
Голос у нее возмущенный и требовательный, как у голодного младенца. Я ожесточенно верчу головой, пытаясь избежать ее взгляда.
– Останови похороны! Останови их! Мне нужно мое ожерелье!
Она колотит меня кулачками. Ударов я не чувствую, но все же вздрагиваю. В отчаянии пячусь назад, роняя стулья.
– Лара, что происходит? – тревожно вскрикивает мама.
– Все хорошо, – выдавливаю я, стараясь игнорировать вопли в моем ухе, и плюхаюсь на ближайший стул.
– Я вызову машину, – говорит дядюшка Билл тетушке Труди. – Все должно закончиться не позже пяти.
– Останови их! Останови их! Останови их!
Голос девушки срывается на пронзительный визг, у меня закладывает уши. Вот так и становятся шизофрениками. Теперь мне ясно, почему люди пытаются убить президентов. Я не могу от нее отвязаться при всем желании. Она как сирена воздушной тревоги. Этот крик невозможно больше выносить. Я сжимаю голову, пытаясь заглушить вопли, но все без толку.
– Остановитесь! Остановитесь! Вы должны остановиться…
– Ладно! Я скажу им! Только заткнись! – В отчаянии я вскакиваю. – Подождите! Остановитесь, пожалуйста! Мы должны прервать похороны! Остановитесь!
Все семейство дружно замирает, глядя на меня. Священница нажимает кнопку на спрятанной в стене деревянной панели, и орган смолкает.
– Остановить похороны? – выдавливает мама.
Я молча киваю. Честно говоря, чувствую себя полной идиоткой.
– Но почему?
– Я… э-э-э… Полагаю, ей еще не пришло время отойти в лучший из миров.
– Дорогая, – вздыхает папа, – конечно, ты не в лучшей форме сейчас, но… – Он поворачивается к пасторше: – Я прошу простить нас. Моя дочь в последнее время немного не в себе. У нее проблемы с другом, – шепотом добавляет он.
– Дело вовсе не в этом! – протестую я, но все меня игнорируют.
– Ага. Я понимаю, – сочувственно кивает пасторша. – Лapa, сейчас мы закончим похороны, – объясняет она мне как трехлетке, – а потом попьем чаю и поболтаем по душам. Как вам такое предложение?
Она нажимает кнопку, органная музыка возобновляется, минуту спустя гроб со скрипом начинает двигаться, еще немного – и он исчезнет за занавеской. Позади я слышу глубокий вздох и…
– Не-е-е-е-т! – раздается мучительный вой. – Не-е-е-т! Остановитесь! Остановитесь немедленно!
К моему ужасу, девушка подбегает к постаменту и пытается спихнуть гроб. Но руки ее бессильны, они просто проходят насквозь.
– Пожалуйста! – Она бросает на меня отчаянные взгляды: – Не позволяй им.
Тут меня охватывает самая настоящая паника. Я понятия не имею, откуда взялось это привидение и что все это значит. Но оно кажется таким живым. И страдает оно по-настоящему. Не могу же я безучастно наблюдать за этим.
– Нет! – кричу я. – Остановитесь!
– Лара! – испуганно вскрикивает мама.
– Я не шучу! Существует веская причина, по которой этот гроб не может быть сожжен. Остановите немедленно! – Я торопливо бегу к гробу. – Нажмите кнопку – или я сама нажму ее!
Взволнованная пасторша останавливает гроб.
– Душечка, может, вам лучше подождать за дверью?
– Да она просто выпендривается, как всегда, – подает голос Тоня. – Веская причина… Да какая может быть, к черту, веская причина? Продолжайте! – требует она.
– Лара, – священница участливо смотрит на меня, – действительно ли существует причина, по которой похороны вашей двоюродной бабушки должны быть прерваны?
– Да.
– И что это за причина?
О боже! Что я могу ответить? Признаться, что привидение меня надоумило?
– Это потому что… э-э-э…
– Скажи, что меня убили! – Я поднимаю глаза и вижу девушку, парящую у меня над головой. – Тогда они отложат похороны. Скажи им!
Она пикирует на меня и орет прямо в ухо:
– Скажи им! Скажи им, скажи им, скажи им.
– Я думаю, моя тетушка была убита! – выдаю я сдавленно.
Вообще-то я привыкла, что родственники пялятся на меня в полном остолбенении. Но так я их еще не шокировала. Сначала все дружно дернулись, а потом столь же дружно окаменели, словно на моментальном снимке.
– Убита? – осторожно переспрашивает пасторша.
– Именно, – произношу я со значением. – Я подозреваю, что совершено преступление. И тело надо сохранить в качестве улики.
Священница медленно приближается, не сводя с моего лица пристального взгляда и явно прикидывая, не розыгрыш ли все это. Бедняга не в курсе, что я чемпион по игре в гляделки и всегда выигрывала у Тони. Так что я спокойно выдерживаю ее тяжелый взгляд, будто говорящий: «Сейчас не подходящее время для шуток».
– Убита… Но как?
– Я бы предпочла обсудить это с представителями закона.
Я чувствую себя героиней сериала «Место преступления: похороны».
– Вы хотите, чтоб я позвонила в полицию?
Господи! Конечно, я не хочу, чтобы она звонила в полицию. Но идти на попятную поздно.
– Да, – обреченно отвечаю я. – Думаю, так и следует поступить.
– Вы же не верите этому бреду! – взрывается Тоня. – Ясно же, что она просто привлекает к себе внимание!
К счастью, Тоня уже изрядно достала пасторшу, и это мне на руку.
– Дорогуша, – заявляет она резко, – решения здесь принимаю я. И подобные заявления не могут оставаться без внимания. Ваша сестра совершенно права. Тело нужно сохранить для судмедэкспертизы.
Похоже, священница вошла во вкус. Тоже, наверное, смотрит криминальные сериалы каждый воскресный вечер. Во всяком случае, она подходит ко мне вплотную и шепотом спрашивает:
– Как вы думаете, кто убил вашу двоюродную бабушку?
– Я бы пока воздержалась от комментариев, – подпускаю тумана я. – Все так неоднозначно. – Взгляд мой словно невзначай останавливается на Тоне. – Если вы понимаете, что я имею в виду.
– Что?! – От ярости Тоня краснеет. – Ты же не на меня намекаешь?
– Больше ни слова, – отрезаю я. – Только полиции.
– Что за чушь? Это когда-нибудь закончится? – Дядюшка Билл отрывается от смартфона. – Моя машина уже здесь, и мы уделили старой леди достаточно времени.
– Больше чем достаточно! – вторит тетушка Труди. – Собирайся, Диаманта. Пора прекратить этот фарс.
Она принимается рассерженно совать в сумочку глянцевую прессу.
– Лара, я не понимаю, какого дьявола ты тут затеяла. – Дядюшка Билл награждает папу хмурым взглядом: – Твоей дочери требуется помощь. Она явно свихнулась.
– Лара, дорогая, – мама срывается с места, трепеща от волнения, – ты же даже не знала бабушку Сэди.
– Может, не знала, а может, и знала, – скрещиваю я руки на груди. – Я же не все тебе рассказываю.
Я уже сама почти поверила в это убийство.
Пасторша взбудоражена: ситуация выходит из-под контроля.
– Думаю, пора позвонить в полицию. Лара, подождите, пожалуйста, здесь… А все остальные могут покинуть помещение.
– Лара, – папа берет меня за руку, – дорогая…
– Папа… иди с миром. Я должна выполнить свой долг. Со мной все будет в порядке.
Бросая на меня тревожные, презрительные и жалостливые взгляды, родственники медленно тянутся к двери. Я остаюсь одна. И тут словно прозреваю. Что, черт возьми, я наделала? Я что, с ума сошла?
Вообще-то вполне подходящее объяснение. Самое время отправить меня в тихий симпатичный дурдом, где можно расхаживать в халате, рисовать картинки и не думать о загибающемся бизнесе, потерянном бойфренде и штрафах за неправильную парковку. Я падаю на стул и протяжно вздыхаю. Привидение меж тем материализуется перед доской объявлений и разглядывает фото сгорбленной старушки.
– Так тебя убили? – интересуюсь я.
– О, не думаю. – Она едва замечает меня, о благодарности и речи не идет.
Разве мне могло явиться привидение с хорошими манерами?
– Не стоит благодарности, – хмуро бормочу я. – Всегда к вашим услугам.
Девушка, кажется, даже не слышит. Она недоуменно шарит глазами по комнате.
– А где цветы? Если это мои похороны, куда делись цветы?
– М-м-м… – Мне немного стыдно. – Цветы по ошибке отправили в другое место. Честно, была целая гора. Роскошные букеты.
Она не настоящая, настойчиво уверяю я себя. Это все моя больная совесть.
– А как насчет родных и близких? Где они все?
– Некоторые не смогли приехать, – я скрещиваю пальцы за спиной, надеясь, что слова мои звучат убедительно, – хотя многие хотели…
Я замолкаю, потому что она растворяется в воздухе посреди моей речи.
– Где мое ожерелье?
Я испуганно подпрыгиваю, снова слыша голос прямо в ухе, и ору:
– Понятия я не имею, где твое долбаное ожерелье! Отцепись от меня! Ты вообще соображаешь, в какую историю я из-за тебя влипла? А ты даже спасибо не сказала!
Девушка замолкает и появляется передо мной, смущенно потупившись, как застигнутый за озорством ребенок.
– Спасибо, – говорит она робко.
– Не за что.
Привидение нервно теребит браслет в виде змеи, а я с интересом ее разглядываю. Волосы у нее темные и блестящие, кончики завиваются. Шея длинная и белая, а огромные блестящие глаза, которые мне вначале показались почти черного цвета, на самом деле изумрудно-зеленые. Обут призрак в крохотные кремовые туфельки – размер четвертый, не больше, с маленькими пуговичками и кубинскими каблуками.  Я бы сказала, что мы ровесницы. Может, она даже моложе.
– Твой дядя Билл, – говорит она, – это Уильям. Один из мальчиков Вирджинии.
– Да, Вирджиния – моя бабушка. Мой папа – Майкл. А ты – моя двоюродная бабушка… – Я качаю головой. – Это полный бред. Откуда я вообще могу знать, как ты выглядишь? С чего ты мне привиделась?
Она обиженно вскидывает подбородок:
– Я тебе не привиделась! Я живая.
– Ты не можешь быть живой, – говорю я нетерпеливо. – Ты умерла! Значит, ты привидение.
Повисает пауза. Девушка отворачивается.
– Я не верю в привидения, – говорит она презрительно.
– Я тоже. Привидений не бывает.
Открывается дверь, и я чуть не подскакиваю. В зал входит раскрасневшаяся священница.
– Лара, я позвонила в полицию. Они ждут вас в участке.

0

4

Глава третья

По-моему, в полиции слишком уж серьезно относятся к убийствам. Пожалуй, мне следовало подумать об этом заранее. И вот я сижу в маленькой комнатке, где нет ничего, кроме стола, пластиковых стульев и плакатов «Не забудьте закрыть вашу машину». Передо мной чашка чая и официальный бланк. Женщина-полицейский предупредила, что детектив подойдет через минуту.
Я готова истерически расхохотаться. Или выброситься в окно.
– И что мне ему сказать? – вопрошаю я, как только дверь закрывается. – Я ничего о тебе не знаю! Как мне доказать, что тебя убили?
Но похоже, Сэди не желает меня слушать. Сидит на подоконнике и болтает ногами. Присмотревшись повнимательнее, я понимаю, что вовсе она не сидит, а висит в дюйме от подоконника. Поймав мой заинтересованный взгляд, она недовольно хмурится. После чего меняет положение, создавая полную иллюзию, что все-таки сидит.
Это всего лишь плод моего воображения, в который раз повторяю я себе. Надо подключить разум и рассуждать здраво. Если мой мозг ее породил, он ее и убьет.
«Убирайся! – мысленно приказываю я, зажмурившись и до боли стискивая кулаки. – Убирайся, убирайся, убирайся…»
От окна несется хихиканье.
– Ты как-то странно выглядишь. Живот скрутило?
Только я собралась ответить, как мой желудок и впрямь мучительно сжимается. А все потому, что в комнату входит детектив в штатском, а это, между прочим, даже еще страшнее, чем если бы он был в форме.
Детектив протягивает мне руку. Он молод, широкоплеч, с темными волосами. И держится вполне дружелюбно.
– Инспектор Джеймс.
– Привет. – Мой голос подрагивает. – Приятно познакомиться.
– Итак? – Он садится напротив и достает ручку с блокнотом. – Насколько я понимаю, вы остановили похороны вашей двоюродной бабушки?
– Точно, – киваю как можно увереннее. – Ее смерть кажется мне подозрительной.
Инспектор Джеймс что-то черкает в блокноте и поднимает взгляд:
– Почему?
Я тупо гляжу на него, сердце загнанно колотится. Ответить мне нечего. Надо срочно что-то придумать.
– Ну… а вам не кажется это подозрительным… Ни с того ни с сего умереть. Должна же быть причина!
Взгляд инспектора непроницаем.
– Насколько я знаю, ей было сто пять лет.
– Подумаешь! Что, в этом возрасте не убивают? Вот уж не думала, что полицейские так презирают стариков.
Инспектор Джеймс хмыкает – то ли изумленно, то ли раздраженно.
– Кто же, по вашему мнению, убил вашу двоюродную бабушку?
– М-м-м, – я тру переносицу, стараясь выиграть время, – это… довольно… запутанно… – И беспомощно оглядываюсь на Сэди.
– От тебя никакого проку, – тут же подает голос та. – Срочно придумывай историю, или никто тебе не поверит! И похороны состоятся! Скажи, что подозреваешь работников дома престарелых! Скажи, что подслушала их коварные планы.
– Нет! – вскрикиваю я.
Инспектор Джеймс сводит брови.
– Лара, вы действительно верите, что кто-то желал смерти вашей бабушки?
– Скажи, что это работники дома престарелых! – визжит голос Сэди прямо в ухе. – Скажи! Скажи-скажи-скажи!
– Люди из дома престарелых! – повторяю я.
– И у вас есть основания для подобных подозрений? – спокойно осведомляется инспектор.
Сэди парит над ним, знаками веля мне продолжать. А сама с интересом разглядывает полицейского.
– Я… э-э-э… я случайно подслушала в баре их разговор. Что-то про яд, страховку. Тогда я не обратила внимания. А потом умерла бабушка. – Сюжет позаимствован из мыльной оперы, которую я видела в прошлом месяце.
– И подтвердите это под присягой?
О боже. «Присяга» – слово такое же страшное, как «налоговый инспектор» и «пункция спинного мозга».
– Д-да-а-а.
– Вы видели этих людей?
– Н-н-е-ет.
– Как называется дом престарелых? Где он расположен?
Молчу, не имея о том ни малейшего представления. А парящая в воздухе Сэди прикрывает глаза, словно пытаясь что-то вспомнить.
– Фэйрсайд, – бормочет она. – В Поттерс-Бар.
– Фэйрсайд в Поттерс-Бар. – повторяю я.
Пауза. Инспектор Джеймс нервно щелкает ручкой. Потом встает.
– Мне нужно посоветоваться с коллегой. Я вернусь через минуту.
Дверь за ним захлопывается, и я ловлю презрительный взгляд Сэди.
– И это все, на что ты способна? Да он никогда тебе не поверит! Так-то ты мне помогаешь.
– Ради тебя я обвинила совершенно невинных людей в убийстве.
– Подумаешь, большое дело. Ты даже имени ни одного не назвала. Вся эта история выглядела совершенно неправдоподобно. Яд? Разговоры в пабе?
– Сама попробуй выдумать что-нибудь на пустом месте! – огрызаюсь я. – И вообще дело не в этом! Главное…
– Главное – отсрочить похороны. – Взгляд ее делается из презрительного жалобным. – Они не должны состояться. Слишком рано.
И Сэди растворяется в воздухе.
Господи, до чего же я устала. Чувствую себя Алисой в Зазеркалье. Того и гляди привидение появится с фламинго под мышкой и криком: «Рубите им головы!»
Недоверчиво покосившись на стол (вдруг тоже исчезнет?), я закрываю глаза и обдумываю происходящее. Все это слишком неправдоподобно. Я сижу в полицейском участке и под нажимом привидения рассказываю о несуществующем преступлении. Внезапно вспоминаю, что не ела уже целую вечность. Может, это низкое содержание сахара в крови во всем виновато? Может, я просто диабетик и сама не подозреваю об этом? И мозг мой бунтует?
– Они все равно проведут расследование. – Это Сэди снова материализовалась на подоконнике. – Даже если сочтут, что ты заблуждаешься, им все равно надо убедиться и проверить твою информацию.
– В самом деле?
– Ну да, я только что подслушала разговор полицейских. Этот инспектор с напарником просмотрели запись разговора, и напарник воскликнул: «Вот оно!»
– Вот оно? – тупо вторю я.
– А потом принялись обсуждать другой дом престарелых, где на самом деле произошло убийство. Ужасная история! В общем, они начнут расследование. Так что все в порядке.
Все в порядке?
– Может, ты и в порядке, но только не я!
Тут дверь открывается, и Сэди быстро добавляет:
– Спроси полицейского насчет похорон. Спроси. Спроси-спроси!
– Это не моя проблема, – бурчу я и затыкаюсь, глядя на инспектора Джеймса.
– Лара, я попросил констебля записать ваши показания. А потом видно будет.
– У-у-у… э-э-э… спасибо. (Сэди сверлит меня требовательным взглядом.) И что будет с… – я запинаюсь, – с телом?
– Пока оно останется в морге. Если же ваши подозрения подкрепятся какими-то уликами, мы напишем рапорт коронеру, и он начнет расследование.
Резко кивнув, инспектор выходит. А меня начинает трясти. И есть с чего. Наплела с три короба про вымышленное убийство настоящему полицейскому. В жизни ничего более глупого не делала. Разве что в восьмилетнем возрасте спрятала коробку печенья в саду после того, как съела несколько штук и боялась признаться в этом маме. Долго она его потом искала по всей кухне!
– Ты осознаешь, что я только что дала ложные показания? – спрашиваю Сэди. – Ты понимаешь, что меня могут арестовать?
– «Меня могут арестовать», – передразнивает она. – Неужели тебя никогда не арестовывали?
– Разумеется, нет. А тебя?
– И не раз! – Она хихикает. – Во-первых, как-то ночью я танцевала в городском фонтане. Это было так смешно. Пока полицейский пытался вытащить меня из воды, моя подруга Банти защелкнула на нем игрушечные наручники, и он просто рассвирепел!
Она уже буквально покатывается от хохота. Нет, ну надо же быть такой идиоткой.
– Уверена, это было нечто. – Тон у меня осуждающий. – Но лично я предпочла бы остаться на воле, а не подхватить какую-нибудь гадость в тюрьме. По твоей милости.
– Никто тебя туда не посадит, если сочинишь историю получше, – оскорбленно фыркает Сэди. – В жизни не видела такой простофили. И рассказываешь ты сумбурно и неубедительно. Ради того, чтоб они начали расследование, стоило постараться побольше. А нам нужно выиграть время.
– Но зачем?
– Чтоб найти мое ожерелье, разумеется.
С глухим стуком моя голова падает на стол. Когда же она угомонится?
– Послушай, зачем тебе сдалось это ожерелье? Это чей-то подарок?
Сэди долго молчит.
– Мне подарили его родители на совершеннолетие, – наконец сообщает она. – Я была так счастлива, когда надевала его.
– Это очень мило, но…
– Я никогда не расставалась с ним. Никогда. – В голосе ее звучит волнение. – Для меня это самая важная вещь на свете. И она мне нужна.
Сейчас она так похожа на хрупкий поникший цветок. Я уже готова от всей души посочувствовать и пообещать найти ожерелье, как вдруг она притворно зевает, потягивается и заявляет:
– Какая скука! Вот бы сейчас потанцевать.
Все мое сочувствие как ветром сдуло. Свинья неблагодарная!
– Если тебе так скучно, можем продолжить твои похороны, – ядовито предлагаю я.
– Только попробуй!
– Почему бы и нет?
Тут в комнату врывается жизнерадостная особа в форменном костюме:
– Лара Лингтон?

Час спустя мои так называемые «показания» записаны. Не было в моей жизни опыта ужаснее. Настоящее позорище.
Сначала я забыла название дома престарелых. Потом перепутала время, и вышло, что я преодолела расстояние в полмили за пять минут. Пришлось соврать, что я занимаюсь спортивной ходьбой.
На ее месте я бы точно мне не поверила. Разве я похожа на спортсменку?
Еще я заявила, что перед визитом в паб заскочила к своей подруге Линде. И это при том, что я не знаю ни одной Линды, но не светить же кого-то из настоящих друзей. На вопрос, а как фамилия Линды, я выпалила «Дэвис», прежде чем сообразила, что делаю.
Фамилию я взяла не с потолка, а прочла на бланке показаний, который заполняла констебль. Ее-то и звали Дэвис. Надо признать, констебль даже бровью не повела. Как и не сообщила, будет ли продолжено расследование. Просто вежливо поблагодарила и продиктовала телефон такси.
И вскоре я почти наверняка окажусь за решеткой. Мило. Всю жизнь мечтала.
Я смотрю на Сэди, которая растянулась на столе. Советы, которые она нашептывала мне в ухо, мне совершенно не помогли, как и ее путаный рассказ о том, как парочка полисменов пыталась задержать их с Банти, гонясь за ними «во всю мощь» по полям и лугам, и как это было «забавно».
– Не стоит благодарности, – ворчу я. – Обращайся еще.
– Спасибо, – лениво роняет она.
– Хорошо. – Я беру сумку. – Тогда я пошла.
Сэди стремительно взвивается в воздух:
– Ты же не забудешь про мое ожерелье?
– И хотела бы, да вряд ли получится.
Она преграждает мне дорогу к двери.
– Меня видишь только ты. Никто другой не сумеет мне помочь. Пожалуйста.
– Но как я смогу найти твое ожерелье? – с тоской спрашиваю я. – Ведь я даже не знаю, как оно выглядит.
– Оно из таких прозрачных хрустальных шариков, – мечтательно говорит Сэди. – Длинное, примерно досюда, – она показывает на живот, – и с перламутровой застежкой…
– Ничего такого я не видела. Но если попадется на глаза, дам тебе знать.
Просочившись сквозь Сэди, выхожу из кабинета и достаю телефон. Свет в коридоре чересчур яркий, линолеум слишком грязный, а за конторкой никого. В конце коридора ссорятся два громилы в кожанках, несколько полицейских пытаются их урезонить. Отодвигаюсь от этой компании подальше, набираю номер, которым поделилась констебль Дэвис, предварительно отметив, что пришло больше двадцати голосовых сообщений. Наверняка родители с ума сходят.
– Эй! – раздается совсем рядом голос. Я поднимаю взгляд. – Лара? Неужто ты?
Передо мной белобрысый парень.
– Марк Филлипсон. Не помнишь? Мы вместе в школе учились.
– Марк! Боже! Как твои дела?
Марка я почти не помню, ну разве что в памяти осело то, что он играл на бас-гитаре в школьной рок-группе.
– У меня все отлично! Просто замечательно! – Он вдруг меняется в лице. – Но ты что делаешь в полиции? С тобой все в порядке?
– У меня тоже все замечательно. Я здесь, видишь ли… – я машу рукой, – из-за убийства.
– Убийства? – Он потрясен.
– Ну да, обычное дело. В смысле, необычное, – поспешно исправляюсь я. – Но лучше об этом особо не распространяться. Расскажи о себе.
– Женился на Анне, помнишь ее? – Он поднимает руку, показывая обручальное кольцо. – Работаю здесь художником. Пока не подвернулась работа получше.
– Так ты же полицейский, – не верю я, и он смеется.
– Полицейский и художник одновременно. Люди описывают негодяев, я их рисую, это позволяет мне платить аренду. А ты-то как, Лара? Замужем? У тебя кто-то есть?
Я как идиотка продолжаю улыбаться.
– Встречалась с одним человеком, – вымучиваю я. – Но не сложилось. Впрочем, я не особо переживаю. Наоборот, я в очень хорошей форме.
Я с такой силой сжимаю пластиковый стаканчик, что он трескается. Марк, похоже, немного расстроился.
– Ну, увидимся, – поднимает руку он. – Ты доберешься домой сама?
– Вызову такси, – киваю я. – Спасибо. Приятно было встретиться.
– Не дай ему уйти! – неожиданно пугает меня голос Сэди. – Он поможет!
– Заткнись и оставь меня в покое, – бормочу я, едва двигая уголком рта и одаривая Марка еще более лучезарной улыбкой. – До свидания, Марк! Передавай привет Анне.
– Он может нарисовать ожерелье! Тогда ты будешь знать, что искать. – Она материализуется передо мной. – Попроси его! Немедленно!
– Нет!
– Попроси его! – Она орет так пронзительно, что барабанные перепонки вот-вот лопнут. – Попроси его, попроси его, попроси его…
Господи, она меня точно в могилу загонит.
– Марк! – вскрикиваю я громко, парни в кожанках перестают лаяться и оглядываются. – У меня крошечная просьба, если у тебя, конечно, найдется минутка.
– Конечно.
Мы скрываемся в небольшой комнатке. Располагаемся за столом, и Марк достает карандаш и бумагу.
– Так, так, – поднимает брови он. – Ожерелье. Это что-то новенькое.
– Я однажды видела его на антикварной выставке, – сочиняю на ходу я. – Хотелось бы заказать похожее, но я так плохо рисую… А для тебя это не проблема.
– Ну конечно. Давай, начинай. – Марк отхлебывает чай, занеся карандаш над бумагой, я же кошусь на Сэди.
– Оно из бусинок, – Сэди шевелит пальцами, как будто ощупывая ожерелье, – два ряда почти прозрачных бусинок.
– Два ряда бусинок, – вторю я, – почти прозрачных.
Он кивает и набрасывает круглые бусинки:
– Похоже?
– Более вытянутые, – уточняет Сэди, заглядывая ему через плечо. – Бусинки из стекла, и горный хрусталь между ними.
– Бусинки более вытянутые, – твержу я как попугай, – а между ними – горный хрусталь.
– Понял. – Марк стирает нарисованное и тут же набрасывает более вытянутые бусины. – Такие?
Я жду комментариев Сэди. Взгляд ее прикован к бумаге.
– И стрекоза, – мурлычет она. – Не забудь про стрекозу.
В течение пяти минут Марк рисует, стирает, снова рисует, а я озвучиваю пожелания Сэди.
– Это оно! – Глаза Сэди восторженно сверкают. – Мое ожерелье!
– Великолепно, – хвалю я Марка. – Просто один в один.
Мы любуемся рисунком.
– Красивое, – хвалит ожерелье Марк. – И необычное. Не пойму, что оно мне напоминает. – Он напряженно изучает рисунок, потом отрицательно качает головой: – Не могу вспомнить. – Взглянув на часы, добавляет: – Прости, но мне пора.
– Конечно, – спохватываюсь я. – Спасибо тебе огромное.
Он уходит, а я продолжаю изучать нарисованное ожерелье. Должна признать, оно очень эффектно. Длинные ряды бусинок и большая оригинальная подвеска в форме стрекозы, усеянная горным хрусталем.
– Значит, вот что мы ищем.
– Да! – Сэди явно воодушевлена. – Именно его. С чего начнем?
– Ты что, издеваешься? – Я беру куртку и встаю. – Самое время. Лично я домой, пропущу стаканчик вина. А потом съем куриную корму с нааном.  Это такая новомодная еда, – объясняю я, поймав ее недоуменный взгляд. – И сразу в кроватку.
– А мне что делать? – теряется Сэди.
– Понятия не имею!
Я выскакиваю на улицу. Такси как раз высаживает пожилую пару рядом с полицейским участком, и я устремляюсь вперед с криком:
– Такси! Довезете меня до Килбурна?
Усаживаюсь в машину, расправляю рисунок и пытаюсь представить ожерелье. Бусинки, по словам Сэди, бледно-желтые, палевые. Горный хрусталь даже на рисунке переливается всеми гранями. В реальности украшение должно производить сильное впечатление. Да и стоит, должно быть, прилично.
Да, найти его было бы большой удачей.
Но я тут же одергиваю себя. А может, оно вообще не существует. А если и существует, то велики ли шансы найти ожерелье, ведь оно могло потеряться, сломаться, да просто исчезнуть. Три миллиона к одному. Если не три миллиарда.
Складываю рисунок, прячу поглубже в сумку и откидываюсь на сиденье. Не знаю, что там делает Сэди, да мне и неинтересно. Не обращая внимания на непрерывно вибрирующий мобильник, я отключаюсь. Ну и денек.

0

5

Глава четвертая

На следующий день лишь рисунок ожерелья напоминал мне о произошедшем. Сэди исчезла, растворилась точно сон. В девять тридцать я уже сидела за своим рабочим столом, потягивала кофе и изучала рисунок. Что за бес вселился в меня вчера? Видно, мозги расплавились от напряжения. Ожерелье, девушка с пронзительными завываниями… Впервые я поняла своих родителей. Я бы тоже волновалась за такую дочку.
– Привет. – Наша секретарша Кейт открывает дверь и спотыкается о кучу папок, которые я положила на пол, когда доставала молоко из холодильника.
У нас не самый просторный офис в мире.
– Ну как прошли похороны? – Кейт нависает над ксероксом, пытаясь дотянуться до крючка и повесить плащ.
– Не так чтобы очень. По правде говоря, все закончилось в полицейском участке. Со мной случилось что-то вроде нервного припадка.
– Господи! – пугается Кейт. – Как ты сейчас?
– Нормально. По крайней мере, я на это надеюсь… – Надо собраться с силами. Я поспешно складываю набросок, бросаю его в сумку и застегиваю ее.
– Я подозревала что-то подобное, – замечает Кейт, стягивая светлые волосы на затылке в хвост. – Твой папа звонил вчера днем и интересовался, не была ли ты слишком взвинченной в последнее время.
Я бросаю на нее тревожный взгляд:
– Надеюсь, ты ничего не сказала про отъезд Натали?
– Нет! Разумеется, нет. – Кейт в курсе, что следует говорить родителям, а о чем лучше умолчать.
– В любом случае, – подбадриваю себя я, – ничего страшного не случилось. Все хорошо. Кто-нибудь звонил?
– Да. – Кейт деловито тянется за записной книжкой. – Ширин вчера оборвала все телефоны. Обещала перезвонить сегодня.
– Отлично!
Ширин – это единственное светлое пятно в работе «L&N – подбор суперперсонала». Мы недавно подобрали ей должность операционного директора компьютерной фирмы «Макросант». Она должна выйти на работу на следующей неделе. Надеюсь, она звонила, чтоб поблагодарить нас.
– Кто-то еще? – спрашиваю я, но тут раздается звонок.
Кейт смотрит на высветившийся номер, и ее глаза расширяются.
– Да, кстати… – торопливо добавляет она, – Джанет из «Леонидас Спортс» хотела узнать, как продвигаются поиски. Собиралась перезвонить в девять утра. Вот и она.
Видя мое вытянувшееся лицо, она предлагает:
– Хочешь, чтобы я ответила?
Нет, я хочу провалиться в тартарары.
– Э-э-э… да… лучше ты.
Нервы мои на пределе, в животе урчит. «Леонидас Спортс» – наш главный клиент. По всей Великобритании разбросаны их магазины спортивного инвентаря, и мы обещали подобрать им директора по маркетингу.
Точнее говоря, Натали обещала.
– Соединяю, – произносит Кейт голосом образцовой секретарши, и через секунду телефон у меня на столе начинает звонить.
Я осуждающе гляжу на Кейт и поднимаю трубку.
– Джанет! – восклицаю я с энтузиазмом. – Рада вас слышать. Как раз собиралась вам звонить.
– Привет, Лара. – Какой же у этой Джанет Грэйди хриплый голос. – Хочу узнать, что там с нашими поисками. Натали рядом?
Я никогда не видела Джанет Грэйди. Думаю, это усатая гренадерша ростом под два метра. Когда мы говорили первый раз, она охарактеризовала команду «Леонидас Спортс» как «расчетливых и упертых игроков с мертвой хваткой». С тех пор они внушают мне ужас.
– А как же! – Я накручиваю телефонный провод на палец. – Но она… м-м-м… неважно себя чувствует.
Я придерживаюсь этой версии с тех самых пор, как Натали затерялась на пляжах Гоа. К счастью, достаточно обронить «она была в Индии», как все пускаются в воспоминания о собственных ужасных заболеваниях, подхваченных в экзотических странах, и больше не задают никаких вопросов.
– Мы движемся семимильными шагами, – продолжаю я. – Успехи потрясающие. Как раз сейчас мы обрабатываем длинный список очень сильных кандидатов. Отбираем для вас самых лучших. С самой мертвой хваткой.
– Может, назовете пару имен?
– Давайте не сейчас. – Мой голос предательски дрожит. – Я сообщу, как только все будет готово. Уверена, вам понравится.
– Хорошо, Лapa. – Джанет никогда не теряет время на пустую болтовню. – Надеюсь, вы держите все под контролем. Передавайте привет Натали. До свидания.
Я кладу трубку и встречаюсь глазами с Кейт. Сердце стучит как бешеное.
– Посмотри, кого мы можем предложить «Леонидас Спортс».
– Парня, который три года шатался без дела, – сообщает Кейт. – Странного типа с перхотью и… клептоманку.
Я жду продолжения. Но она лишь молчит.
– Это все?
– Пол Ричардс отказался от наших услуг. Он отхватил должность в какой-то американской фирме. Вот весь наш список.
Джанет протягивает мне лист бумаги с тремя сиротливыми именами. На этих людей не приходится рассчитывать. Не стоит даже думать об этом.
Не поверите, подбор хороших сотрудников – просто адское занятие. Если бы я раньше знала! Но Натали всегда описывала эту деятельность исключительно в восторженных тонах. Вещала об азартных поисках, о том, что мы дарим людям шанс поменять свою жизнь. Мы встречались пару раз в месяц, пропускали стаканчик-другой, она расписывала свою работу на все лады, а я только завидовала. Пока она дарила людям шанс, я корпела над рекламным сайтом для производителей автомобилей. Да еще ходили слухи, что нам грозит сокращение. Вот почему я чуть не запрыгала от радости, когда Натали предложила организовать собственную фирму.
Признаюсь, я всегда смотрела на Натали снизу вверх. Ведь она была такой блистательной и уверенной в себе. Еще в школе она щеголяла самыми модными словечками и без труда протаскивала нас в бар. Вот и с компанией поначалу все шло просто прекрасно. У нее была целая куча полезных знакомств, и она без устали заводила новые. Я же занималась нашим сайтом и пыталась перенять ее жизненную стратегию. Все складывалось лучше некуда. Пока она не пропала и не выяснилось, что я так ничему и не научилась.
Натали прямо-таки одержима бизнес-мантрами, они развешаны повсюду вокруг ее стола. Я частенько посматриваю на них, пытаясь выведать у судьбы, что же мне делать дальше. Мантра над компьютером гласит: «Всегда выбирай лучший товар». Следует понимать так: бесполезно просматривать резюме всех уволенных на прошлой неделе банкиров и пытаться выдать их за директоров по маркетингу. Отыщи настоящего директора по маркетингу.
Но как? Как заставить их хотя бы поговорить со мной?
За несколько недель самостоятельной работы я успела обзавестись собственными мантрами: «Лучший товар не отвечает на телефонные звонки», «Лучший товар не перезванивает даже после трех твоих слезных просьб», «Лучшему товару неинтересны продажи спортивного инвентаря», «Лучший товар издевательски смеется, услышав про пятидесятипроцентные скидки на теннисные ракетки для сотрудников».
Я достаю наш помятый и заляпанный кофейными пятнами первоначальный список кандидатов и с тоской листаю. Имена все как на подбор. Молодые, талантливые, постоянно занятые. Директор по маркетингу «Вудхаус Ритейл». Директор по маркетингу европейского представительства «Дартмут Пластикс». Неужели всем им нравится их работа? Должен же хоть кто-то из них мечтать о переходе в «Леонидас Спортс». Увы, я уже проверила и перепроверила каждого. Рассеянно смотрю на Кейт, которая стоит на одной ноге – ждет моих указаний.
– У нас есть максимум три недели, чтобы найти расчетливого и упертого игрока с мертвой хваткой и одарить его должностью директора по маркетингу в «Леонидас Спортс».
Я отчаянно пытаюсь сохранить остатки оптимизма. Натали удалось бы урвать этот кусок пирога. Натали смогла бы отхватить самого звездного кандидата. Натали знает, как добиться своего. А я нет.
Ладно, нет никакого смысла зацикливаться на этом.
– Так, – решительно хлопаю ладонью по столу, – сделаю-ка я пару звонков.
– А я сварю кофе. – Кейт тут же берется за дело. – Будем корпеть здесь всю ночь, если нужно.
Я ценю Кейт. Она ведет себя так, будто играет в кино секретаршу крупной международной компании, а не вкалывает на двух идиоток в крохотном офисе с заплесневевшим ковром.
– Зарплата, зарплата, зарплата, – бормочет она.
– Кто проспал, тот потерял, – откликаюсь я.
Кейт тоже любит повторять мантры Натали. Мы без конца цитируем их друг другу. Жаль, что они совершенно бесполезны в нашей работе. Не отказалась бы я сейчас от мантры, помогающей ответить на вопрос: «А какое отношение ваши предложения имеют ко мне?»
Я подъезжаю на стуле к столу Натали, чтобы изучить документы по «Леонидас Спортс». Скрепки картонной папки разогнулись, я негромко ругаюсь и водружаю стопку мятых листков перед собой. И замечаю, что одна из бумажек, на которых Натали писала свои мантры, приклеилась к моей руке. Раньше эта мудрость на глаза мне не попадалась. «Джеймс Йетс, мобильник», – написано выцветшим сиреневым фломастером. И номер.
Мобильник Джеймса Йетса. Глазам своим не верю! Это же директор по маркетингу в «Пивоварнях Фелтонс»! Из нашего списка! Он бы прекрасно подошел! Сколько я ни названивала в его офис, каждый раз мне отвечали: «Он за границей». Но мобильник-то у него наверняка с собой.
Не веря своей удаче, я лихорадочно настукиваю номер.
– Джеймс Йетс. – На линии помехи, но голос все же пробивается.
– Привет, – стараюсь подпустить в голос уверенности, – это Лара Лингтон. Вам удобно говорить?
– Кто это? – недоуменно спрашивает он. – Вы сказали, вы из «Лингтонс»?
Я стараюсь не показывать разочарования.
– Нет, я из «L&N – подбор суперперсонала». У нас есть для вас подходящая должность в динамичной, быстро развивающейся торговой компании. Это исключительная возможность, мы можем обсудить ее за скромным ланчем в любом ресторане по вашему выбору… – Я выпаливаю это с такой скоростью, что с трудом могу перевести дыхание.
– «L&N – подбор суперперсонала»? – Недоумение в голосе усиливается. – Никогда не слышал о таком.
– Мы довольно новая компания, я и Натали Массер…
– Не интересуюсь, – обрывает он меня.
– Это восхитительная возможность, – убеждаю я. – Вы расширите свои горизонты, у этой компании большое будущее…
– Извините. До свидания.
– И десятипроцентная скидка на спортивную одежду! – отчаянно кричу я в замолчавший мобильник.
Он отключился. Даже не дал мне шанса.
– Что он сказал? – Кейт ставит передо мной чашку с благоухающим кофе.
– Повесил трубку. – Неудача буквально придавливает меня к стулу. – Нам никогда не достанется приличный клиент.
– Нет, достанется, – говорит Кейт и тут же звонит телефон. – Возможно, это как раз он и есть. – Она бросается к своему столу, поднимает трубку И щебечет в своей фирменной «секретарской» манере: – «L&N – подбор суперперсонала». О, Ширин! Рада вас слышать. Соединяю с Ларой.
Она посылает мне лучезарную улыбку, и я отвечаю ей тем же. По крайней мере, это наш успех.
Хорошо, пусть это успех Натали. Зато работу завершала я.
– Привет, Ширин! Готова для новой работы? Это позиция словно специально создана для тебя…
– Лара, – напряженно перебивает Ширин, – есть проблема.
Желудок мой болезненно сжимается. Нет. Пожалуйста, только не это.
– Проблема? – Я заставляю себя отвечать бодрым голосом. – Что за проблема?
– Моя собака.
– Твоя собака?
– Я собиралась брать Флаша на работу каждый день. Но когда я позвонила в отдел кадров договориться, чтобы поставить для него корзинку, они сказали, что это невозможно. Мол, не в их правилах пускать живность в офис. Ты представляешь?
Она явно ждет от меня сочувствия и понимания. Но мне ее вовсе не жалко. О какой вообще собаке речь?
– Лара? Ты меня слышишь?
– Конечно! Ширин, я не сомневаюсь в твоей привязанности к Флашу. Но разве ты должна таскать его с собой повсюду?
– А как же иначе! – возмущается она. – К тому же в здании есть другая собака. Я слышала ее лай. Вот почему я решила, что все будет в порядке. Иначе я никогда бы не согласилась на эту работу! Это же настоящая дискриминация.
– Вовсе нет, – поспешно говорю я. – Я им сейчас же перезвоню.
Отсоединяюсь и быстро набираю отдел кадров «Макросанта».
– Привет, Джин. Это Лара Лингтон из «L&N». У меня тут один вопрос. Может ли Ширин Мур приводить свою собаку на работу.
– В наше здание собакам вход воспрещен, – любезно отвечает Джин. – Извините, Лара, это оговорено в страховке.
– Конечно. В страховке. Я понимаю. – Я делаю паузу. – Но Ширин утверждает, что в здании есть другая собака, она ее слышала.
– Она ошибается, – говорит Джин после легкой заминки. – Нет у нас тут никаких собак.
– Совсем никаких? Даже маленького щеночка? – Ее заминка не прошла мимо моих ушей.
– Даже маленького щеночка, – уже без запинки отрезает она. – Как я уже сказала, в наше здание собакам вход воспрещен.
– Может, для Ширин сделаете исключение?
– Боюсь, что нет. – Ответ любезен, но тверд.
– Ладно. Спасибо, что уделили мне минутку.
Я несколько секунд нервно постукиваю карандашом по блокноту. Что-то тут не так. Наверняка там есть собака. Но что это меняет? Бесполезно перезванивать Джин и говорить «я вам не верю».
Я вздыхаю и перезваниваю Ширин.
– Лара, это ты? – тут же поднимает трубку Ширин, словно сидела у телефона. Так и вижу, как она сейчас машинально рисует свои бесконечные крестики-нолики, такая уж у нее привычка. Возможно, собака ей нужна для того, чтобы сохранять хладнокровие.
– Я позвонила Джин, и она утверждает, что в здании нет никакой собаки. И это условие оговорено в страховке.
Ширин долго молчит.
– Они лгут, – наконец произносит она. – Там есть собака.
– Ширин… А раньше ты не могла спросить их про собаку? Ты же прошла столько собеседований!
– Я не сомневалась, что все будет в порядке, – защищается она. – Я слышала собачий лай! Не сами же они лаяли? В любом случае без Флаша я на работу не выйду! Извини, Лара, но я вынуждена отказаться.
– Не-е-ет! – вырывается у меня вопль. – В смысле… пожалуйста, не принимай поспешных решений, Ширин. Я все улажу, обещаю. И перезвоню тебе. – С трудом переводя дыхание, я кладу трубку и закрываю лицо руками. – Черт!
– И что ты собираешься делать? – с беспокойством спрашивает Кейт.
– Понятия не имею, – признаюсь я. – Как думаешь, что бы сделала в такой ситуации Натали?
Мы зачарованно смотрим на пустой стол Натали. Я представляю, как она барабанит своими наманикюренными ногтями и громко кричит в телефонную трубку. После ее исчезновения в нашем офисе непривычно тихо.
– Она сообщила бы Ширин, что та должна выйти на работу, и пригрозила бы судебным преследованием в случае отказа, – говорит Кейт.
– Точно, убедила бы Ширин взять себя в руки, – киваю я. – А в противном случае обозвала бы ее непрофессиональной рохлей.
Я однажды слышала, как Натали вопила, распекая одного парня, который сомневался, устраиваться ему на работу в дубайскую компанию или нет. Ужас был просто.
Неприятно признаваться, но мне совершенно не хочется унаследовать от Натали ее «умение вести бизнес». Мне нравится общаться с людьми по-человечески и изменять их жизнь к лучшему. Когда Натали посвящала в тонкости своей работы, личные истории соискателей волновали меня не меньше, чем подробности сделок. Я думала, что помогать людям найти работу гораздо благороднее, чем продавать машины. Однако гуманизму в нашем бизнес-плане места не нашлось.
Конечно, я новичок в этом деле. Может, даже идеалистка, как утверждает папа. Но ведь работа – это очень важная вещь. Она должна быть по душе. Зарплата – это еще не все.
Однако Натали успешный рекрутер, она провернула множество удачных сделок, а я пока никто. И мы остро нуждаемся в удачной сделке.
– Значит, мне следует позвонить Ширин и отчитать ее, – говорю я с неохотой.
Тишина. Кейт полностью на моей стороне.
– Дело в том, Лара, – робко замечает она, – что ты не Натали. Но ее теперь нет. И ты босс. Поэтому ты должна вести дела по-своему.
– Ага! – выдыхаю я с облегчением. – Ты права. Я теперь босс. И вот что я скажу… Сначала нужно немного поразмыслить.
Пытаясь найти хоть какое-то решение, я принимаюсь рыться в свежей корреспонденции. Счет за офисную бумагу. Предложение послать персонал на бизнес-тренинг по сплочению команды в Аспен. И в самом низу – «Люди дела», гламурный журнал для бизнес-сообщества.
Листаю журнал в поисках кандидатуры на должность директора по маркетингу «Леонидас Спортс».
Каждый приличный рекрутер должен читать «Людей дела». Точнее, изучать внушительные шеренги лощеных обладателей престижных кабинетов. Один вид которых вгоняет в тоску. Я перевожу взгляд с одной птицы высокого полета на другую, и настроение все ухудшается. Со мной явно что-то не так. Я не знаю иностранных языков, меня не выбирают в совет директоров разных международных организаций, вешалки моего гардероба не ломятся от костюмов Дольче и Габбана и изысканных рубашек от Пола Смита.
Я захлопываю журнал, откидываюсь на спинку и мрачно смотрю в грязный потолок. И как им это удается? Дяде Биллу? Всем этим из журнала? Они организовали бизнес и сделали его успешным, как просто…
– Да… Да… – Я вдруг замечаю, что Кейт подает мне какие-то знаки с другого конца комнаты. Она разговаривает по телефону, и лицо ее просто сияет. – Я уверена, Лара сможет уделить вам внимание, если вы подождете буквально пару секунд…
Она нажимает кнопку ожидания и сообщает:
– Это Клайв Хокстен! Помнишь, который отказался работать в «Леонидас Спортс»! Ну этот, он еще играет в регби. В общем, он, кажется, заинтересовался. Хочет встретиться за ланчем и все обсудить.
– О господи! – Настроение резко пошло вверх. Клайв Хокстен – директор по маркетингу в «Магазинах Эрберри», и он играл в регби за «Донкастер». Это идеальный кандидат, но когда я предложила ему заветную должность, он не хотел срываться с насиженного места. Неужели передумал?!
– Надо сохранять хладнокровие, – шепчу я. – Сделай вид, что я ужасно занята собеседованием с другим претендентом.
Кейт бодро кивает.
– Секундочку… – говорит она в трубку. – У Лары сегодня такое плотное расписание, но я попробую вам помочь… Вот! Надо же, повезло! У нее неожиданно отменилась встреча. Какой ресторан вы предпочитаете?
Она широко улыбается мне, и я победно вскидываю пальцы. Клайв Хокстен – крупная рыба. Настоящий «упертый игрок с мертвой хваткой». Это вам не странный тип с перхотью и клептоманка. Если дело выгорит, я вообще вычеркну клептоманку из списка. А тип с перхотью вовсе не так уж плох…
– Все на мази! – вешая трубку, объявляет Кейт. – Ланч сегодня в час.
– Прекрасно. И где?
– Тут небольшая загвоздка, – признается Кейт. – Я попросила его выбрать ресторан, и он назвал… – она замолкает.
– Какой? – начинаю нервничать я. – Только не «Гордон Рамси». И не тот дорогущий в «Клариджес».
Кейт морщится:
– Хуже. «Лайл Плэйс».
Внутри у меня все обрывается.
– Издеваешься?
«Лайл Плэйс» открылся около двух лет назад и сразу же был назван самым дорогим рестораном Европы. Там огромный аквариум с лобстерами, фонтан и множество знаменитостей за столиками. Разумеется, у меня не было возможности там побывать. Я только читала о нем в «Ивнинг стандард».
Мы не должны были, не должны были разрешать ему выбирать ресторан. Мне самой следовало сделать это. Я бы пригласила его в «Паста Пот», тут, за углом, там ланч стоит двенадцать девяносто пять, включая бокал вина. Страшно подумать, во что обойдется ланч на двоих в «Лайл Плэйс».
– А может, у нас не получилось заказать столик?.. Там наверняка уже все забито.
– Он обещал сам зарезервировать. У него там кто-то свой. Закажет столик на твое имя.
– Черт!
Кейт нервно грызет ноготь на большом пальце.
– Сколько у нас свободных денег в кассе?
– Пенсов пятьдесят, – в отчаянии говорю я. – Полный крах. Придется воспользоваться кредиткой.
– Надеюсь, это того стоит, – подбадривает меня Кейт. – Это инвестиции в будущее. Кроме того, это хорошо для репутации. Увидев тебя на ланче в «Лайл Плэйс», каждый подумает: «Bay, видно, дела у Лары Лингтон идут неплохо, если она может себе позволить обед в таком месте».
– Но я не могу себе этого позволить! Давай перезвоним ему и предложим встретиться за кофе.
Увы, причитаниями делу не поможешь. Если клиент требует ланч, он должен его получить, и если он рвется в «Лайл Плэйс», значит, так тому и быть.
– А вдруг там не так дорого, как нам кажется, – бубнит Кейт. – В конце концов, они должны учитывать экономический кризис. Цены наверняка упали. Или есть какие-нибудь спецпредложения.
– Хочется верить. И может, он не станет много заказывать? – хватаюсь я за соломинку. – Он же должен следить за своей формой, значит, не будет есть много.
– Точно! – подхватывает Кейт. – Немного сашими, минералка, вот и весь обед. Пить-то он точно не станет. Приличные люди не пьют за ланчем.
Я немного успокаиваюсь. Кейт права. В наши дни не принято пить во время бизнес-ланча. И двух блюд вполне достаточно. Или даже одного. Закуска и чашка крепкого кофе. Вполне достаточно. Что бы мы ни заказали, это не будет стоить настолько дорого.

Держите меня, сейчас я упаду в обморок.
Но я не могу этого сделать, ведь Клайв Хокстен только что попросил еще раз озвучить перспективы его предполагаемой работы.
Я сижу на прозрачном стуле за покрытым белой скатертью столом. Справа от меня знаменитый огромный аквариум, в котором копошатся не только лобстеры, но самые разнообразные морские гады, и специальный человек время от времени вылавливает их сачком. Слева – клетка с экзотическими птицами и их пищащими птенцами, а в центре зала мелодично журчит фонтан.
– Ну… Как вы знаете, «Леонидас Спортс» только что приобрел датскую торговую сеть…
Я бормочу все это на автопилоте. Взгляд то и дело падает на доску с меню. От цен меня подташнивает.
Севиче  из лосося, в стиле оригами – 34 фунта. Это закуска.
Полдюжины устриц – 46 фунтов.
Никаких специальных предложений. Никаких признаков кризиса. Вокруг нас выпивают и закусывают счастливые безмятежные люди. Может, они все притворяются? Может, у них поджилки трясутся, как у меня? Может, если я вскочу на стул и закричу: «Это слишком дорого!» – все они согласятся и покинут ресторан?
– Разумеется, в связи с расширением совет директоров ищет нового директора по маркетингу… – Я не слышу своего голоса. Главное, хоть немного прийти в себя, прежде чем выбирать горячее.
Утиное филе под особо нежным апельсиновым соусом – 59 фунтов.
Желудок снова болезненно сжимается. Про себя я уже насчитала на три сотни, после этого никакая утка в горло не полезет.
– Не желаете ли минеральной воды? – Официант бесшумно возникает у нашего столика и протягивает по прозрачно-голубоватому планшету каждому из нас. – Это наша «водная карта». Если хотите минеральной воды, советую «Чатвин Глен». Она из источников в вулканических скалах, с легким щелочным вкусом.
– Угу, – киваю я и смотрю официанту прямо в глаза. Наверняка на кухне они корчатся в приступах неудержимого хохота: «Пятнадцать фунтов! За воду!»
– Я бы предпочел «Пеллегрино», – объявляет Клайв.
Ему за сорок, седеющие волосы, глаза навыкате и усики. С тех пор как мы сели за столик, он еще ни разу не улыбнулся.
– Значит, две бутылки, – говорит официант.
Не-е-ет! Только не две бутылки баснословно дорогой воды.
– Итак, что будете есть, Клайв? – деланно улыбаюсь я. – Если торопитесь, можем сразу перейти к горячему.
– Я не спешу, – невозмутимо отзывается Клайв. – А вы?
– Конечно, нет, – немедленно иду я на попятную. – Никакой спешки! – И делаю широкий жест рукой: – Заказывайте что хотите.
Только не устриц. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не устриц…
– Для начала устриц, – задумчиво тянет он. – А на горячее… Что же выбрать, лобстера или ризотто с белыми грибами?
Я незаметно бросаю взгляд на меню. Лобстер стоит девяносто фунтов, ризотто всего сорок пять.
– Тяжелый выбор, – непринужденно усмехаюсь я, изображая светскую львицу. – Я всегда голосую за ризотто.
Клайв с непроницаемым лицом рассматривает меню.
– Обожаю итальянскую кухню. Уверена, белые грибы восхитительны. Но решайте сами, Клайв!
– Я бы предложил лобстера и полпорции ризотто, – услужливо вставляет официант.
Он бы предложил? Он бы предложил? Кто вообще просил его вмешиваться?
– Великолепная идея. – Мой голос гораздо пронзительнее, чем мне бы хотелось. – Два горячих в одном! Почему бы нет?
Ловлю сардонический взгляд официанта и понимаю, что он видит меня насквозь. И чувствует, что я на мели.
– Вам тоже?
Я с задумчивым видом веду пальцем по строчкам меню.
– По правде говоря, я с утра очень плотно позавтракала. Так что салат «Цезарь», пожалуйста. Этого вполне достаточно.
– Только «Цезарь», – бесстрастно кивает официант.
– Думаю, мы ограничимся водой… – Надеюсь, никто не слышит мольбу в моем голосе. – Или все-таки вина…
Меньше всего на свете мне хотелось бы сейчас увидеть винную карту.
– Давайте посмотрим, что у вас есть. – Глаза у Клайва загораются.
– Возможно, для начала бокал винтажного шампанского? – предлагает официант вкрадчиво.
Обычное шампанское для него недостаточно хорошо. Обязательно винтажное. Этот гад просто-напросто садист.
– Ну, если вы настаиваете, – кудахчет Клайв, и я начинаю нервно хихикать вслед за ним.
Официант наливает нам по бокалу немыслимо дорогого шампанского и наконец исчезает. Голова моя идет кругом. Весь остаток жизни мне придется расплачиваться за этот ланч. Но оно того стоит. Я должна в это верить.
– Итак! – бодро начинаю я и поднимаю бокал. – За новую работу. Я так рада, что вы изменили решение, Клайв.
– Вовсе нет, – заявляет он, опустошая полбокала единым глотком.
Я смотрю на него, потеряв дар речи. Я что, рехнулась? Кейт неправильно его поняла?
– Но я считала…
– В принципе, это возможно, – он мнет хлебный мякиш, – я не слишком доволен своей работой и подумываю об уходе. Но и вакансия в «Леонидас Спортс» тоже не идеальна. Вам так не кажется?
Человеку в полной прострации ничего не кажется. Выкинутых на этот обед денег хватило бы на покупку небольшого автомобиля, а этот тип даже не заинтересован в работе. Я отхлебываю воду и одариваю его моей самой профессиональной улыбкой. Буду как Натали. Распишу ему все прелести этой вакансии.
– Клайв. Вы недовольны своей нынешней работой. Это недопустимо для человека с вашими способностями. Посмотрите на себя. Вы должны занимать достойную вас должность.
Он внимательно слушает. Даже еще не намазал хлеб маслом. Пока все идет неплохо.
– Я уверена, что работа в «Леонидас Спортс» поднимет вас на новый уровень. Вы бывший спортсмен – эта компания продает спортивный инвентарь. Вы любите гольф – в «Леонидас» разработали новую линию одежды для гольфа!
Клайв вскидывает брови:
– Вы неплохо подготовились.
– Меня интересуют люди, – честно признаюсь я. – И, изучив вашу карьеру, могу с уверенностью сказать: «Леонидас Спортс» для вас – лучший из всех возможных вариантов. Это фантастическая, уникальная возможность для…
– Это что, твой любовник?
От звука знакомого голоса я вздрагиваю.
Этого просто не может быть.
Делаю глубокий вдох и продолжаю:
– Как я уже сказала, это фантастическая возможность для дальнейшего карьерного роста. Кроме того, у них очень выгодные социальные пакеты.
– Я спросила: это что, твой любовник? – требует ответа голос, и я отрицательно мотаю головой.
Нет. Нет!
Сэди восседает на ближайшем десертном столике.
Зеленое платье она сменила на бледно-розовое с низкой талией и жакет в тон. На голове повязан черный шарф, на запястье болтается маленькая серая шелковая сумочка на цепочке. Другая рука опирается на стеклянную крышку сырной тарелки, пальцы просочились внутрь.
Она ловит мой взгляд, выдергивает пальцы и располагает поверх стекла.
– Не бог весть какой красавец, да? Хочу шампанского, – высокомерно добавляет она, многозначительно поглядывая на мой бокал.
Не обращай на нее внимания. Это галлюцинация. Плод твоего воображения.
– Лapa? С вами все в порядке?
– Извините, Клайв, – поспешно говорю я. – Просто немного отвлеклась. Кстати… десертный столик с сырами! Выглядит очень привлекательно!
Клайв, кажется, недоволен. Надо срочно реабилитироваться в его глазах.
– На самом деле вы должны себя спросить, Клайв, – решительно наклоняюсь я вперед, – подвернется ли еще такая возможность? Это уникальный шанс поработать в отличной компании, проявить все ваши бесспорные таланты и явные лидерские качества…
– Я хочу шампанского! – К моему ужасу, Сэди появляется прямо предо мной. Она тянется к моему бокалу, пытается схватить его, но рука проходит насквозь. – Пропади ты пропадом! Я не могу его поднять! – Она пытается еще раз, потом рассерженно смотрит на меня. – Как же мне все это надоело!
– Немедленно прекрати! – разъяренно шиплю я.
– Не понял? – Клайв смыкает свои густые брови.
– Это я не вам, Клайв! Просто что-то в горло попало… – Я хватаю стакан воды и залпом выпиваю.
– Ты уже нашла мое ожерелье? – требует отчета Сэди.
– Нет! – бормочу сквозь стакан. – Пошла прочь!
– Тогда что ты тут рассиживаешь? Почему его не ищешь?
– Клайв! – Я отчаянно пытаюсь снова сосредоточиться на нем. – Извините меня. Так о чем я говорила?
– О моих явных лидерских качествах, – хмуро отзывается он.
– Точно! Ваши явные лидерские качества. Э… э… э… Дело в том, что…
– Ты вообще его искала? – Она приближает свое лицо к моему. – Или и думать о нем забыла?
– Итак… что я хочу сказать… – Я собираю волю в кулак и полностью игнорирую Сэди. – Мне кажется, эта работа – сильное стратегическое решение. Это прекрасный трамплин для вашего будущего. Более того…
– Ты должна найти мое ожерелье! Это важно! Это очень-очень…
– Более того, я уверена, что щедрые социальные пакеты станут…
– Обрати наконец на меня внимание! – Нос Сэди почти касается моего. – Кончай трепаться! Кончай…
– Заткнись и оставь меня в покое!
Что за дерьмо.
Неужели я произнесла это вслух?
Судя по тому, как выпучил глаза Клайв, так оно и было. За соседним столиком как раз наступила пауза в разговоре. Не слышно ни лязганья ножей, ни звона посуды – гробовая тишина. Кажется, даже лобстеры выстроились в шеренгу на краю аквариума и таращатся на меня.
– Клайв! – Я вымученно улыбаюсь. – Я ничего не имела в виду… разумеется, я не вам.
– Лара, – его взгляд не сулит мне ничего хорошего, – сделайте одолжение, скажите правду.
Я чувствую, что непроизвольно краснею.
Ну что тут скажешь?
Я разговаривала сама с собой. Не годится.
Я разговаривала с привидением.
– Не держите меня за идиота, – прерывает он мои размышления. – Со мной это уже случалось.
– Случалось? – недоуменно переспрашиваю я.
– На заседаниях совета директоров и директорских ланчах я не раз слышал нечто подобное… Везде одно и то же. Я и смартфоны-то ненавижу, а уж эти гарнитуры. Такие люди, как вы, представляют реальную угрозу для общества. Знаете, сколько аварий случается из-за вам подобных?
Гарнитуры… Он имеет в виду, что…
Да он решил, что я по телефону разговариваю!
Разговор по телефону – это самое простое и разумное объяснение. Значит, так тому и быть.
– Что за наглость, – сердито смотрит он на меня, – отвечать на звонки во время конфиденциального ланча. И надеяться, что я не замечу. Да вы издеваетесь надо мной.
– Извините, – говорю я покаянно. – Я… сейчас же его выключу.
Лезу в ухо и делаю вид, что выключаю наушник.
– Так где же он? – Доброты в его голосе не прибавилось. – Ничего не вижу.
– Он крошечный. Практически незаметный.
– Это что, новая «Нокиа»?
Он вглядывается в мое ухо. Вот дерьмо.
– На самом деле… м-м-м… он спрятан в моей сережке. – Надеюсь, это звучит убедительно. – Новые технологии. Клайв, простите, что отвлеклась. Мне следовало проявить больше уважения. Но я искренне забочусь о вашей работе в «Леонидас Спортс». Позвольте мне продолжить…
– Должно быть, вы шутите.
– Но…
– Вы серьезно рассчитываете, что я после этого буду вести с вами дела? – Он издевательски усмехается. – Вы так же непрофессиональны, как ваша партнерша, а это что-нибудь да значит.
К моему ужасу, он резко встает с места:
– Я собирался дать вам шанс, но ошибся в вас.
– Как же так? Подождите! – кидаю я в панике, но он уже устремился прочь, провожаемый любопытствующими взглядами.
Я смотрю на пустой стол, меня бросает то в жар, то в холод. Трясущейся рукой беру бокал шампанского и делаю три больших глотка. Все кончено. Я сама вырыла себе могилу. Мой единственный шанс уплыл.
Больше всего меня удивили его слова о непрофессионализме Натали. Неужели до него дошли слухи о ее бегстве на Гоа? Неужели уже все в курсе?
– Джентльмен еще вернется? – В руках у официанта деревянная доска с блюдом под серебряной крышкой.
– Не думаю. – Я готова сквозь землю провалиться от стыда.
– Мне следует вернуть еду на кухню?
– Я все равно должна за нее заплатить?
– К несчастью, да, мадам, – одаривает он меня снисходительной улыбкой. – Раз вы уже заказали, а все готовится из свежих…
– Ладно, я сама все съем.
– Все? – Он, кажется, заинтригован.
– Почему бы и нет? – Я гордо вскидываю подбородок. – Раз уж я плачу, то и съесть могу.
– Прелестно. – Он склоняет голову, ставит передо мной блюдо и снимает серебряную крышку. – Полдюжины свежих устриц на дробленом льду.
Я никогда в жизни не ела устриц. И всегда думала, что они выглядят безобразно. Но не до такой же степени. Впрочем, отступать поздно.
– Спасибо, – резко говорю я.
Официант уходит, а я с ненавистью взираю на шестерку устриц. Я должна съесть этот обед. Пусть даже у меня скулы сводит и нижняя губа подрагивает от отвращения.
– Устрицы! Обожаю устриц. – Сэди тут как тут. Она плавно перетекает на стул Клайва, оглядывается вокруг и произносит: – Довольно забавное местечко. А кабаре тут есть?
«Я ничего не слышу, – втолковываю я себе, – я ничего не вижу. Ее не существует. Схожу к врачу, выпью лекарство, и все пройдет».
– А где же твой любовник?
– Он не мой любовник, – тихо отвечаю я. – Я вела с ним деловые переговоры, а ты все испортила. Ты во всем виновата. Во всем.
– Да ну? – насмешливо поднимает она брови. – И как это мне удалось, если я не существую?
– И тем не менее. Так что теперь мне придется есть ненавистные дорогущие устрицы, а я даже не знаю, как это делается.
– Что сложного в том, чтоб съесть устрицу?
– Кому как.
Я неожиданно замечаю, что блондинка в узорчатом платье за соседним столиком легонько толкает сидящую рядом холеную даму и кивает на меня. Я разговариваю сама с собой. Я похожа на сумасшедшую. Торопливо схватив кусок хлеба, я начинаю намазывать его маслом и стараюсь не смотреть на Сэди.
– Извините, – обращается ко мне блондинка, улыбаясь. – Я подслушала ваш разговор. Неужели ваш телефон и вправду спрятан прямо в сережке?
– Да, – говорю я, хотя врать мне совсем не хочется.
Женщина прижимает руку ко рту:
– Это потрясающе. А как он работает?
– У него специальный… чип. Это новинка. Японская.
– Как я хочу такой же! – Она смотрит на мою сережку за пять девяносто девять в немом благоговении. – Где их продают?
– Это опытный образец, – поспешно говорю я. – Они появятся на рынке через год или около того.
– Тогда как вам она досталась?
– Я… э-э… у меня есть выходы на японцев. Простите.
– Могу я посмотреть поближе? – Она протягивает руку. – Вытащите ее из уха ненадолго. Вы не возражаете?
– Подождите, мне как раз звонят. – поспешно говорю я. – Виброзвонок сработал.
– Ничего не вижу… – Она недоверчиво смотрит мне в ухо.
– Это микровибрация, она едва различима, – отчаянно вру я. – Э-э, привет, Матт. Да, я могу говорить.
Я беспомощно развожу руками, и она неохотно возвращается к своей еде. Ее знакомые поглядывают в мою сторону.
– Что ты несешь? – Сэди кидает на меня презрительные взгляды. – Как сережка может быть телефоном?
– Тебе какая разница? Хоть ты не задавай мне идиотских вопросов. – Я осторожно тыкаю устрицу.
– Ты правда не знаешь, как есть устриц?
– Никогда в жизни с ними не сталкивалась.
Сэди неодобрительно качает головой:
– Возьми вилку. Вилку для моллюсков. Давай!
Я смотрю на нее с подозрением, но нехотя подчиняюсь.
– Раскрой ее, убедись, что она отделена от раковины… Теперь прысни лимоном и ешь. Вот так… – Она показывает, а я копирую ее движения. – Приподними голову и глотай. Пей до дна!
Попробуйте проглотить кусок скользкого соленого желе. С трудом запихиваю его в себя и хватаю бокал шампанского.
– Вот видишь. – Сэди жадно смотрит на меня. – Разве это не изыск?
– Вполне съедобно, – мямлю я.
Пото: м ставлю бокал и пристально смотрю на нее. Она развалилась на стуле в непринужденной позе, одна рука опущена вниз, сумочка болтается на цепочке.
Она плод моего воображения, продолжаю я убеждать себя. Ее породило мое подсознание.
Только… ведь мое подсознание не знает, как есть устриц.
– В чем дело? – Она вскидывает подбородок. – Почему ты на меня так смотришь?
Вывод возможен только один.
– Ты привидение, да? – наконец говорю я. – Ты не галлюцинация. Ты самое настоящее привидение.
Сэди небрежно пожимает плечами, словно разговор ее вовсе не занимает.
– Так ты привидение или нет?
Сэди хранит молчание. Склонив голову, она изучает свои ногти. Наверное, ей не нравится быть привидением. Но что же делать. Таз она им является.
– Ты привидение. Я точно знаю. А я кто тогда, медиум?
В голове звенит от этой мысли. Надо же, я могу говорить с мертвыми. Я, Лapa Лингтон. Всегда подозревала, что я не такая, как все.
Но каковы последствия? Что ждет меня дальше? А если со мной захотят поговорить и другие привидения? Много-много привидений. Господи, тогда у меня будет собственное телевизионное шоу. Я объезжу весь мир. Стану известной! Я представляю себя беседующей с духами на глазах у жадно ловящей наши слова публики. Вдохновленная перспективой, я перегибаюсь через стол:
– Познакомишь меня с другими призраками?
– Нет. – Сэди обиженно складывает руки на груди. – Я их не знаю.
– Неужели ты не встречала Мэрилин Монро? Или Элвиса? Хотя бы… принцессу Диану? Кстати, как она? А Моцарт? – Я пьянею от открывшихся возможностей. – Просто голова идет кругом. Ты должна все мне рассказать. Подробно описать, как оно… там.
– Где? – непроницаемо интересуется Сэди.
– Там. Сама знаешь где.
– Я нигде не была. И никого не встречала. Просто проснулась как в тумане. Или в очень плохом сне. Все, что я хочу, – вернуть ожерелье, но единственный человек, который может мне помочь, отказывается это сделать!
Ее обвинения вызывают у меня приступ раздражения.
– Если бы ты не появилась в самый неподходящий момент и все не испортила, возможно, этот человек захотел бы тебе помочь. Об этом ты не подумала?
– Ничего я не портила.
– Я лучше знаю!
– Разве я не научила тебя есть устриц?
– Да на что мне сдались эти чертовы устрицы! Мне надо было договориться с деловым партнером!
Сэди сначала теряется, но потом снова гордо вскидывает голову:
– Я не знала, что это деловой партнер. Я думала, это твой любовник.
– Так вот, мой бизнес теперь на грани развала. И вся эта дурацкая еда мне не по карману. Все летит в тартарары исключительно из-за тебя.
Я мрачно тычу вилкой в очередную устрицу. Потом смотрю на Сэди. Похоже, оптимизм покинул ее, и сейчас она напоминает поникший цветок.
– Прости, – едва уловимо шепчет она. – Прости, что от меня столько неприятностей. Я бы оставила тебя в покое, если бы могла общаться с кем-то другим.
Ну вот, теперь я же еще и виновата.
– Послушай, не то чтобы я не хотела тебе помочь…
Сэди поднимает на меня глубокие темные глаза, уголки рта печально опущены вниз.
– Это мое единственное желание. Мне ничего больше не надо, я ни о чем тебя не попрошу. Только мое ожерелье. Я не могу без него обрести покой… – Она останавливается от переполняющих ее чувств или просто потому, что не хочет договаривать.
Ясно, чем грозит мне этот разговор. Но любопытство побуждает меня продолжить.
– Ты беспокоишься из-за самого ожерелья или без него ты не можешь обрести вечный покой? – Во взгляде Сэди я улавливаю ярость и поспешно исправляюсь: – В смысле, по ту сторону… в лучшем из… в общем, упокоиться с миром.
Господи, это какая-то прогулка по минному полю. Все время приходится помнить о политкорректности.
– И… как все это происходит? – подступаю я с другой стороны.
– Откуда мне знать! Мне никто об этом не рассказал. – Глаза ее яростно сверкают, но в тоне сквозит неуверенность. – Я не хочу оставаться здесь. Здесь, в твоем мире, я недавно. И все, что мне нужно, это мое ожерелье: Больше я ничего не знаю. Поэтому мне нужна твоя помощь.
Повисает долгая пауза. Мучимая угрызениями совести, я машинально глотаю еще одну устрицу. Сэди – моя двоюродная бабушка. Это ее последняя воля. А последнюю волю следует исполнять. Даже если она невыполнимая и просто глупая.
– Сэди, если я отыщу ожерелье, ты оставишь меня в покое?
– Конечно.
– Навсегда?
– Даже не сомневайся. – Глаза ее сияют.
– И если после всех долгих и трудных поисков оно все-таки не отыщется, потому что куда-то сгинуло миллион лет назад или, что еще вероятнее, просто не существовало, ты все равно отцепишься от меня?
Сэди обиженно надувает губы.
– Оно существовало.
– Отцепишься или нет? – требую я определенности. – Я не собираюсь все лето охотиться за сокровищами.
Несколько мгновений она смотрит на меня, явно пытаясь найти лазейку, потом нехотя обещает.
– Договорились.
– Вот и славно. – Я поднимаю бокал с остатками шампанского: – Выпьем за ожерелье.
– И не медли! Тут же начинай поиски! – Она вертит головой, словно призывает начать их прямо здесь.
– Не можем же мы искать без всякой системы. Нужен научный подход. – Я открываю сумку, вынимаю рисунок. – Вспомни, когда ты последний раз его видела.

0

6

Глава пятая

Дом престарелых «Фэйрсайд» расположен на спокойной зеленой улице. Здание красного кирпича с двумя фронтонами и аккуратными занавесками в каждом окне. Я разглядываю его, стоя на противоположном тротуаре, потом поворачиваюсь к Сэди, молча сопровождавшей меня от железнодорожной станции Поттерс-Бар. В поезде я ее почти не видела: она порхала по вагонам, сновала вверх-вниз, подлетая то к одному, то к другому пассажиру.
– Так вот, значит, где ты жила. Очень мило. Приятный… садик, – указываю я на пару разросшихся кустов.
Сэди не отвечает. Видно, что она напряжена. Должно быть, странно вот так возвращаться. Если она, конечно, помнит это место.
– Слушай, а сколько тебе все-таки лет? Конечно, я в курсе, что тебе сто пять, но все-таки. Выглядишь явно моложе.
Кажется, мой вопрос застает Сэди врасплох. Она изучает свои руки, разглядывает платье и мнет ткань между пальцев.
– Двадцать три, – наконец говорит она. – Думаю, мне двадцать три.
Я мысленно прикидываю. Ей было сто пять, когда она умерла. Следовательно…
– Тебе было двадцать три в 1927 году.
– Точно! – Ее лицо оживляется. – Мы устроили пижамную вечеринку в честь моего дня рождения. Пили джин с тоником и танцевали до самого рассвета… О, как я скучаю по пижамным вечеринкам. – Она обнимает себя за плечи. – Ты часто на них ходишь?
Ну, если считать случайный секс пижамной вечеринкой…
– Я не уверена, что сейчас их устраивают. – Тут в окне верхнего этажа я замечаю женское лицо. – Пора.
Быстро перебегаю дорогу, подхожу к калитке и нажимаю на кнопку звонка.
– Здравствуйте, – говорю я сквозь решетку. – К сожалению, мне не назначено.
Замок щелкает, и дверь открывается. Женщина в голубой форме медсестры смотрит на меня. На вид ей слегка за тридцать, лицо круглое и бледное.
– Могу я вам чем-то помочь?
– Здравствуйте, меня зовут Лapa, и я здесь по поводу вашей бывшей постоялицы.
Сэди исчезла.
Торопливо оглядываю палисадник: ее нигде нет. Что за дела? Бросила меня на произвол судьбы.
– Бывшей постоялицы? – переспрашивает медсестра.
– Сэди Ланкастер.
– Сэди? – Она смягчается. – Входите! Я Джинни, старшая медсестра.
Я следую за ней в пропахший пчелиным воском и карболкой холл. Здесь очень тихо, только резиновые подошвы медсестры шаркают по линолеуму, да из-за приоткрытой двери доносится бубнеж телевизора. Старые дамы сидят в креслах, колени прикрыты вышитыми одеялами. Раньше мне не приходилось близко сталкиваться с пожилыми. С очень, очень пожилыми.
– Здравствуйте! – нервно киваю я ближайшей седой леди, и ее лицо морщится от ужаса.
– Извините! – добавляю я гораздо тише. – Я не хотела… э-э-э…
К старушке уже спешит медсестра, а я тороплюсь за Джинни, надеясь, что она ничего не заметила.
– Вы родственница Сэди? – спрашивает она, когда мы доходим до маленькой приемной.
– Внучатая племянница.
– Замечательно, – говорит медсестра, включая чайник. – Чашку чая? Честно говоря, мы ждали звонка. Никто так и не забрал ее вещи.
– За ними я как раз и приехала, – радуюсь я неожиданной удаче. – Я ищу ожерелье, которое, по моим сведениям, когда-то принадлежало Сэди. Ожерелье из стеклянных бусин со стрекозой и вставками из горного хрусталя. – Я нерешительно улыбаюсь. – Возможно, его здесь и нет. Может, вы даже не…
– Я его видела.
– В самом деле? – изумляюсь я. – Вы хотите сказать… оно и вправду существовало?
– У Сэди было несколько чудесных вещичек, – улыбается Джинни. – Но это ожерелье она любила больше прочих. Носила его не снимая.
– Точно! – нервно сглатываю я. – Могу я на него взглянуть?
– Оно должно лежать в ее коробке, – кивает Джинни. – Но сначала нужно заполнить заявление. Документы вы захватили?
– Разумеется. – Я нервно роюсь в сумке.
Не могу поверить. Все вышло само собой.
Я пишу заявление и параллельно озираюсь в поисках Сэди, но ее нигде не видно. Куда она делась? Ей-богу, пропустит великий момент.
– Ну вот и все, – протягиваю я заявление Джинни. – Теперь я могу забрать ее вещи? Я ближайшая родственница…
– Адвокаты сказали, что ближайшие родственники не заинтересованы в ее личных вещах, – сообщает Джинни. – Ее племянники, кажется? Они никогда сюда не приезжали.
– О, – краснею я. – Мой отец. И мой дядя.
– Мы сохранили вещи на всякий случай, если им все же захочется… – Джинни толкает крутящуюся дверь. – И я не вижу никаких причин, почему вы не можете их забрать. Честно говоря, вещей совсем немного. В основном это украшения… – Она останавливается у доски объявлений и нежно смотрит на фотографии. – Вот она! Вот наша Сэди.
Это фотография уже знакомой мне морщинистой старушки. Она закутана в розовую кружевную шаль, в легких белоснежных волосах бант. Комок подступает к горлу, когда я гляжу на эту фотографию. Никак не могу соотнести это крошечное морщинистое личико с гордым профилем Сэди.
– Это ее сто пятый юбилей, – Джинни указывает на соседнюю фотографию, – она ведь была самой старой пациенткой за всю нашу историю. Ее поздравила сама королева! Прислала телеграмму.
Сэди сидит в кресле, перед ней праздничный пирог, вокруг сгрудились широко улыбающиеся сестры в праздничных колпаках и с чашками чая в руках. Мне совестно глядеть на это веселье. Почему нас там не было? Почему рядом нет мамы, папы и всех остальных?
– Как жаль, что меня не было. В смысле, я не знала…
– Это непросто. – Джинни понимающе улыбается мне, но от этого только хуже. – Не переживайте. Она и так была счастлива. К тому же я уверена, что вы достойно проводили ее в последний путь.
Я вспоминаю жалкие, убогие похороны Сэди и чувствую себя просто ужасно.
– О… послушайте! – Я замечаю на снимке кое-что интересное. – Подождите-ка! Это оно?
– Ожерелье со стрекозой, – охотно подтверждает Джинни. – Хотите взять фото?
Я забираю фотографию со странным чувством. Вот, значит, оно. Едва выглядывает из-под складок шали двоюродной бабушки Сэди. Вот бусинки. Вот усыпанная горным хрусталем стрекоза. В точности как она описывала.
– Мне очень жаль, что никто из нас не смог выбраться на похороны, – вздыхает Джинни, пока мы идем по коридору. – На этой неделе у нас серьезные проблемы с персоналом. Но мы помянули ее за ужином. А вот и наша кладовка.
В небольшом хранилище она находит нужную коробку. Внутри древняя расческа с металлическими зубьями и несколько старых книг в бумажных обложках. На дне коробки сверкают бусинки.
– Это все? – невольно вырывается у меня.
– Мы не сохранили ее одежду, – извиняется Джинни. – Но ведь это даже не ее одежда была. Я имею в виду, она не сама себе ее выбрала.
– А где же вещи из ее прежней жизни? Как насчет… мебели? Или каких-нибудь пустяков?
Джинни пожимает плечами:
– Ничем не могу помочь. Когда я поступила на работу пять лет назад, Сэди уже давно жила здесь. Полагаю, вещи сломались и поизносились за это время.
– Да уж. – Пытаясь скрыть разочарование, я копаюсь в скромных пожитках. Вот так проживешь сто пять лет, и это все, что от тебя останется. Обувная коробка.
Достаю со дна коробки спутанные бусы, брошки и немного приободряюсь. Я ищу бледно-желтые бусины, вставки из горного хрусталя и стрекозу… Но ожерелья нет.
Отгоняя худшие предположения, продолжаю перебирать украшения. Передо мной тринадцать ожерелий. Того, которое мне нужно, среди них нет.
– Джинни, я не вижу ожерелья со стрекозой.
– О боже! – Джинни беспокойно заглядывает мне через плечо. – Оно должно быть здесь! – Она достает ожерелье, сделанное из крохотных пурпурных бусинок, и умиленно улыбается. – Это еще одно ее любимое.
– Честно говоря, меня интересует ожерелье со стрекозой. – Я не могу скрыть волнения. – Может, оно где-то в другом месте?
Джинни растеряна.
– Это очень странно. Давайте спросим у Харриет. Она разбирала вещи.
Я послушно плетусь за ней по коридору до двери с табличкой «Служебное помещение». В маленькой уютной комнате три медсестры в старых цветастых креслах пьют чай.
– Харриет! – обращается Джинни к румяной девушке в очках. – Это внучатая племянница Сэди, Лара. Она ищет то милое ожерелье со стрекозой, которое так любила Сэди. Ты его не видела?
Хорошая у меня теперь репутация. Охотница за наследством. Одним словом, хапуга.
– Я не для себя его ищу, – поспешно говорю я. – Мне оно нужно по… уважительной причине.
– В коробке его почему-то нет, – поясняет Джинни. – Где оно может быть?
– Нет в коробке? – Харриет удивлена. – Значит, его вообще не было в комнате Сэди. Теперь я вспоминаю, что действительно его не видела. Извините, надо было составить подробную опись. Но мы убирали комнату в такой спешке. И в такой напряженной атмосфере…
– Возможно, его куда-то спрятали? Или отдали кому-то из других пациентов?
– Благотворительная распродажа подержанных вещей! – вспоминает худенькая черноволосая медсестра. – Его по ошибке не продали на благотворительной распродаже?
– Какая распродажа? – поворачиваюсь я к ней.
– Мы собирали средства на нужды дома две недели назад. Все постояльцы и их семьи участвовали. Там был стенд со старинными безделушками.
– Нет, – качаю головой я, – Сэди просто не могла расстаться с этим ожерельем. Оно так много значило для нее.
– Дело в том, – объясняет черноволосая, – что мы ходили из комнаты в комнату. Повсюду стояли коробки с собранными вещами. Возможно, его прихватили по ошибке.
Она говорит это столь безразличным тоном, что меня переполняет обида.
– Но ошибки подобного рода недопустимы! Вещи постояльцев надо хранить в безопасности. Ожерелье не может просто раствориться в воздухе.
– У нас есть сейф в подвале, – раздраженно вставляет Джинни. – Мы просим постояльцев хранить все по-настоящему ценное там. Кольца с бриллиантами и все прочее. Если ожерелье было такое ценное, его следовало запереть…
– Не думаю, что оно было такое уж ценное. Просто оно… очень много для нее значило. – Я опускаюсь на стул и тру лицо. – Можем мы где-нибудь его поискать? Вы помните, кто посещал благотворительную распродажу?
Медсестры обмениваются неуверенными взглядами.
– Я поняла. Вы ничего не знаете.
– Нет, знаем. – Черноволосая медсестра резко ставит на столик чашку. – У нас есть список участников лотереи.
– Список участников лотереи! – расцветает Джинни. – Конечно же! Все тогда получили лотерейный билет и оставили имена и адреса на тот случай, если выиграют. Главный приз – бутылка «Бэйлис», – с гордостью добавляет она. – И еще у нас был подарочный набор «Ярдли»…
– Так где этот список? – обрываю я ее.
Пять минут спустя у меня в руках четыре листка с адресами и фамилиями. Всего шестьдесят семь человек.
Шестьдесят семь вариантов.
Нет, это слишком сильно сказано – «вариант». Шестьдесят семь гипотетических шансов.
– Спасибо, – говорю я без особого энтузиазма. – Попробую отыскать концы. Но если вы все-таки его найдете…
– Конечно! Сразу дадим вам знать. – Джинни смотрит на медсестер, и те согласно кивают.
Когда мы с Джинни подходим к выходу, она вдруг останавливается:
– У нас есть книга посетителей, Лара. Не хотите оставить свой автограф?
– О, – смущаюсь я. – Хм… почему бы и нет?
Джинни достает объемистый фолиант в красной тисненой обложке и ищет нужную страницу:
– У каждого постояльца своя страница. Но Сэди посещали не слишком часто. Раз уж вы здесь, распишитесь, пожалуйста, и неважно, что она уже умерла… – Джинни краснеет. – Думаете, это глупо?
– Нет, это очень мило с вашей стороны, – смущаюсь я в свою очередь. – Нам следовало чаще навещать ее.
– Так, так… – Джинни листает пожелтевшие страницы. – О, глядите! А ее недавно навещали. Всего несколько недель назад. Я была в отпуске, поэтому ничего не знала.
– Чарльз Риз, – читаю я и пишу большими красивыми буквами через всю страницу: «Лара Лингтон», стараясь реабилитироваться за отсутствие других подписей. – Кто такой Чарльз Риз?
– Понятия не имею, – пожимает плечами она.
Чарльз Риз. Я заинтригована. Возможно, друг детства Сэди. Или ее любовник. Наверняка. Такой симпатичный джентльмен с палочкой, который пришел еще разок подержать за ручку свою ненаглядную Сэди. А теперь он даже не подозревает о ее смерти, и его не пригласили на похороны…
Что же это за семья такая.
– Может, этот Чарльз Риз оставил свои координаты? Он был старенький?
– Я не знаю. Надо спросить сестер.
Она забирает книгу, и лицо ее расплывается в улыбке, когда она видит фамилию.
– Лингтон! Имеете какое-нибудь отношение к кофе «Лингтонс»?
Господи, больше я этого не вынесу.
– Нет, – криво улыбаюсь я, – просто совпадение.
– Что ж, мне было очень приятно познакомиться с внучатой племянницей Сэди. – Джинни открывает дверь и дружески меня приобнимает. – Знаете, Лара, а вы немного на нее похожи. Такая же душевная и милая.
Чем лучше она ко мне относится, тем хуже мне становится. Я вовсе не душевная. Я никогда не навещала свою двоюродную бабушку. Я не участвую в благотворительных велопробегах. Я покупаю «Big Issue»,  только если руки не заняты капучино и кошелек легко достать.
– Джинни, – окликает рыжеволосая медсестра, – можно тебя на пару слов?
Она отводит Джинни в сторонку и что-то тихонько шепчет. До меня доносятся только обрывки фраз. «Полиция… побеседовать…»
– Полиция! – Глаза Джинни испуганно округляются.
Она забирает у медсестры клочок бумаги, затем с улыбкой поворачивается ко мне. Я каменею от ужаса.
Полиция. Я совсем забыла.
Ведь сама сказала, что Сэди убил кто-то из персонала дома престарелых. Эти симпатичные медсестры, святые люди. Кто меня за язык тянул? О чем я думала?
Это все Сэди виновата. Или нет. Это моя ошибка.
– Лара, – Джинни смотрит на меня с тревогой, – все хорошо?
Она даже не подозревает, что скоро ее обвинят в убийстве. И все по моей вине. Персонал уволят, дом престарелых закроют, а стариков вышвырнут на улицу.
– Все нормально, – наконец выдавливаю я дрожащим голосом. – Нормально. Но мне пора. Спасибо огромное, до свидания…
Выскочив за калитку и почувствовав себя в относительной безопасности, я выхватываю мобильник и поспешно набираю номер инспектора Джеймса. Как я могла обвинить кого-то в убийстве? Никогда-никогда-никогда больше не буду этого делать. Во всем сознаюсь и порву свое заявление…
– Слушаю, – прерывает мои размышления резкий женский голос.
– О, здравствуйте… Это Лара Лингтон. Могу я переговорить с инспектором Джеймсом или констеблем Дэвис?
– Боюсь, оба уехали по вызову. Оставите сообщение? Если это срочно…
– Да, это очень, очень срочно. Это насчет дела об убийстве. Передайте, пожалуйста, инспектору Джеймсу, что я… я… осознала.
– Осознала, – повторяет она, записывая.
– Да. Насчет моих показаний. Нечто значительное.
– Тогда, наверное, вам лучше поговорить с инспектором лично…
– Нет! Это не может ждать! Вы должны передать ему, что мою двоюродную бабушку убили не медсестры. Они здесь ни при чем. Они прекрасные, вышла чудовищная ошибка и… ну… дело в том…
Я уговариваю себя признаться, что все придумала, когда ужасная мысль посещает меня. Я просто не могу ни в чем сознаться. Не могу сказать, что все сочинила. Они тут же возобновят похороны. Пронзительный вопль Сэди на похоронах так и звучит в моих ушах, и меня бросает в дрожь. Не хотелось бы услышать его еще раз. Только не это.
– Да? – терпеливо переспрашивает голос в трубке.
– Я… дело в том…
Мозг мечется в поисках компромиссного решения – честного и позволяющего выиграть немного времени на поиски ожерелья. Но выхода я найти не в силах. Его просто не существует. А женщине сейчас надоест ждать, и она положит трубку… Надо сказать хоть что-то…
Кинуть наживку. Чтобы отвлечь их на время. Нужное на поиски ожерелья.
– Это был некто другой. Мужчина. Его голос я подслушала в пабе. А раньше я все перепутала. У него была козлиная бородка, – зачем-то добавляю я, – и шрам на щеке. Теперь я точно все вспомнила.
Им никогда не найти мужчину с козлиной бородкой и шрамом. Теперь все хорошо.
– Мужчина с козьей бородкой… – Женщина записывает мои слова.
– И шрам.
– Извините, а что этот мужчина сделал?
– Убил мою двоюродную бабушку! Ей было сто пять лет! Я дала показания, но они были неточные. Их следует отправить в корзину для мусора.
Повисает пауза, потом женщина говорит:
– Милая, мы просто так не уничтожаем показания. Возможно, инспектор Джеймс захочет переговорить с вами лично.
О нет. Я совсем, совсем не хочу разговаривать с инспектором Джеймсом.
– Прекрасно! – изображаю я воодушевление. – Без проблем. Главное, сообщите ему, что медсестры здесь абсолютно ни при чем. Вы же ему передадите? «Медсестры этого не делали».
– Медсестры этого не делали, – повторяет она с сомнением.
– Вот именно. Запишите большими буквами. И положите записку ему на стол.
Долгая-долгая пауза. Наконец женщина говорит:
– Еще раз ваше имя, пожалуйста.
– Лара Лингтон. Он знает, кто это.
– Не сомневаюсь. Как я уже сказала, мисс Лингтон, я уверена, что инспектор обязательно с вами свяжется.
Я отсоединяюсь и бреду к станции. Кажется, удалось исправить допущенную ошибку. Но далось мне это дорого.

Два часа спустя я чувствую себя еще хуже. Просто отвратительно.
Мое мнение о жителях страны изменилось самым радикальным образом. Чего, казалось бы, проще – звонишь человеку и спрашиваешь: вы не покупали ожерелье? Но это так только кажется.
Я вполне созрела, чтобы написать трактат о человеческой низости под названием «Ни за что не помогу ближнему!». Для начала каждый хочет узнать, откуда у вас его телефонный номер. Потом, услышав слово «лотерея», спрашивает о выигрыше и, не дослушав ответ, кричит домочадцам: «Эй, мы выиграли в лотерею!» А когда вы сообщаете, что выигрыша не будет, обижается.
Ваши расспросы о совершенных на благотворительной лотерее покупках кажутся всем очень подозрительными. Они решают, что вы пытаетесь что-то им впарить или выведать номер их кредитной карты при помощи телепатии. Когда я звонила по третьему номеру, то услышала, как какой-то мужчина говорит моей собеседнице: «Меня предупреждали о таком. Тебе звонят и долго-долго разговаривают. Это интернет-разводка. Положи трубку, Тина».
«Как это может быть интернет-разводкой? – чуть не заорала я. – Мы же не в Интернете!»
Желание помочь выразила только одна женщина, Эйлин Робертс, но лучше бы она этого не делала. Целых десять минут она подробно описывала свои покупки, причитала «какая жалость» и интересовалась, не хочу ли я изготовить новое ожерелье из продающихся в Бромли бусин.
А-а-а!
Я потираю саднящее ухо и считаю обработанные номера. Двадцать три. Осталось еще сорок четыре. Это была идиотская идея. Мне никогда не найти дурацкое ожерелье. Потягиваюсь, складываю листок и прячу его в сумку. С остальными поговорю завтра. Может быть.
Иду на кухню, наливаю бокал вина, сую в духовку лазанью и тут слышу знакомый голос:
– Ты нашла ожерелье?
От неожиданности я стукаюсь головой о дверцу духовки. Сэди, собственной персоной, сидит на подоконнике открытого окна.
– Предупреждай меня заранее о своем появлении! – ору я. – И вообще, где тебя носило? С какой стати ты меня бросила?
– В том месте пахнет смертью. Там полным-полно стариков. Мне надо было скрыться.
Сэди старается держаться непринужденно, но возвращение в дом престарелых явно вывело ее из равновесия.
– Тебе ли бояться стариков? – пробую пошутить я. – Ты же была самой старой среди них. Посмотри на себя! – Я достаю из кармана пиджака ее фотографию.
Сэди едва заметно хмурится и бросает на фотографию короткий презрительный взгляд.
– Это не я.
– Ты! Мне дала снимок медсестра из дома престарелых. И сказала, что эту фотографию сделали в твой сто пятый день рождения. Ты должна гордиться: ведь тебе прислала телеграмму сама королева.
– И все-таки это не я. Если хочешь знать, какая я, то вот такая, – она раскидывает руки, – двадцатилетняя девушка. И такой оставалась всю жизнь. А внешнее – лишь оболочка.
– Все равно, можно было предупредить, прежде чем исчезать.
– Так ты забрала ожерелье? – Лицо Сэди озаряется надеждой, и я морщусь.
– Прости. Они отдали мне коробку с твоими вещами, но ожерелья со стрекозой там не оказалось. Никто не знает, куда оно делось. Мне очень жаль, Сэди.
Я готова к истерике, к пронзительному визгу… Но ничего подобного не происходит. Она только моргает, как будто кто-то резко включил свет.
– Но надо верить в лучшее, – добавляю я. – Вот обзваниваю участников благотворительной распродажи и спрашиваю, не купил ли кто его. Провисела на телефоне всю вторую половину дня. Между прочим, работа не из легких.
Я ожидаю от Сэди хоть какой-то благодарности. Сдержанной, но прочувствованной речи о том, какая я замечательная и как она ценит мои старания. Но она только нетерпеливо вздыхает и растворяется в стене.
– Пожалуйста, – шепчу я ей вслед.
Но стоит мне расположиться перед телевизором в гостиной, как она появляется снова. И выглядит при этом очень обрадованной.
– Ты живешь с очень странными людьми! Там, наверху, мужик лежит на машине и хрюкает.
– Что? Сэди, ты не имеешь права шпионить за моими соседями.
– Что значит «Шевели трофеем?»  – спрашивает она, игнорируя мои протесты. – Я слышала, как девица по радио поет, что нужно шевелить трофеем. Ерунда какая-то.
– Это значит… танцуй. Расслабься.
– Но при чем тут какие-то трофеи? – недоумевает она. – И зачем ими нужно шевелить?
– Это не трофеи. Это значит… – я вскакиваю и начиная похлопывать себя по заднице, – танцуй вот так.
Сэди заходится от хохота.
– У тебя конвульсии? Разве это похоже на танцы?!
– Теперь так танцуют, – гордо заявляю я и плюхаюсь обратно на диван.
Ненавижу, когда кто-то сомневается в моих танцевальных способностях. Отхлебывая вино, наблюдаю за Сэди. А она с изумлением пялится в телевизор, где идут «Жители Ист-Энда».
– Что это?
– Сериал.
– Почему они такие злые?
– Понятия не имею. Они всегда такие.
Поверить не могу, что я обсуждаю «Жителей Ист-Энда» и поп-песенки с моей двоюродной бабушкой. Наверное, нам нужно поговорить о чем-нибудь более важном?
– Послушай, Сэди… а кто ты такая? – спрашиваю я, выключая телевизор.
– Что значит – кто я такая? – оскорбляется она. – Я девушка. Как и ты.
– Мертвая девушка, – уточняю я. – Так что не совсем такая.
– Не обязательно постоянно напоминать об этом, – обливает она меня холодным презрением.
Я наблюдаю, как ее невесомая фигура пытается непринужденно разместиться на краешке софы.
– Ты обладаешь сверхъестественными способностями? – захожу я с другой стороны. – Можешь высекать огонь? Или стать длинной и тонкой как макаронина?
– Нет. (Кажется, она обиделась.) К тому же я и так худая.
– У тебя есть непримиримый враг? Как у Баффи?
– У какой Баффи?
– Истребительницы вампиров. Ее показывают по телевизору. Она борется с демонами и вампирами.
– Что ты несешь! Вампиров не существует.
– Привидений тоже! – парирую я. – Но ты же здесь. И я догадываюсь зачем. Большинство привидений возвращается на землю бороться с темными силами зла, вести людей к свету и все такое. Они делают что-то позитивное. А не сидят, вперившись в телевизор.
Сэди пожимает плечами: мол, а мне-то какое дело?
Она явно не собирается спасать мир от темных сил. Возможно, она облагодетельствует человечество, прольет свет на смысл жизни, что-то вроде того. Возможно, я смогу чему-то научиться у нее.
– Итак, весь двадцатый век прошел перед твоими глазами, – снова начинаю я. – Это же так здорово. Каким был… хм… Уинстон Черчилль? Или президент Кеннеди? Думаешь, его действительно убил Ли Харви Освальд?
– Ты что, с луны свалилась? Мне-то откуда знать?
– Кому же еще! – возмущаюсь я. – Ты же прожила целый век! Например, каково это было, жить во время Второй мировой? (Похоже, Сэди вообще не понимает, о чем речь.) Ты что, совсем ничего не помнишь? – недоверчиво спрашиваю я.
– Разумеется, помню, – самоуверенно заявляет она. – Было холодно, тоскливо, так что не хочу об этом вспоминать.
Я смотрю на нее с подозрением.
– Ты помнишь всю свою жизнь?
Она прожила уйму лет. Разве возможно удержать все в памяти?
– Она как… сон. Некоторые годы словно в тумане. – Она рассеянно накручивает юбку на палец. – Но все, что я должна помнить, я помню!
– То есть ты сама выбираешь, что помнить, а что забыть, – подсказываю я.
– А вот этого я не говорила. – Я не успеваю уловить ее настроение, а она уже отворачивается, как будто наш разговор окончен.
Подплыв к камину, Сэди рассматривает мои фотографии. Главным образом ту, где я обнимаю воскового Брэда Питта в Музее мадам Тюссо. Потом оборачивается ко мне:
– Твой поклонник?
– Если бы, – сардонически усмехаюсь я.
– У тебя что, вообще нет поклонников? – спрашивает она с такой неприкрытой жалостью, что я чувствую себя уязвленной.
– У меня был парень, Джош. Но несколько недель назад мы расстались. Так что… теперь я абсолютно свободна.
Сэди воодушевляется:
– Почему бы тебе не завести себе нового кавалера?
– Потому что другой мне не нужен, – взрываюсь я. – Я не готова!
– Почему? – удивляется она.
– Но ведь я его любила! И разрыв стал для меня травмой. Джош был моей половинкой, мы абсолютно подходили друг другу…
– Тогда почему он тебя бросил?
– Не знаю. Не знаю, и все тут! Но у меня есть теория… – Мне так больно, что я не могу говорить. С другой стороны, у меня появился благодарный слушатель. – Ладно… Мы любили друг друга, все шло просто прекрасно…
– Он симпатичный? – прерывает она.
– А ты как думаешь! – Я достаю мобильный телефон, выбираю лучшую его фотографию и протягиваю ей: – Вот, смотри.
– Хм…
Хм? И это все, что она может сказать? Разумеется, Джош настоящий красавец, и я говорю это не потому, что пристрастна.
– Мы встретились на вечеринке по случаю Дня Гая Фокса. Он интернет-рекламщик. – Я прокручиваю фотографии для Сэди. – Нас сразу потянуло друг к другу, знаешь, как это бывает? Мы говорили буквально ночи напролет.
– Скучища какая! – Сэди морщит носик. – Лучше уж всю ночь играть в казино.
– Мы познавали друг друга, – обиженно возражаю я. – Это же серьезные отношения.
– А на танцы вы ходили?
– Иногда! – отмахиваюсь я. – Дело не в этом! Дело в том, что мы были идеальной парой. Мы говорили обо всем на свете. Мы не замечали никого вокруг. Но потом… В общем, кое-что случилось. Я… допустила ошибку. Когда мы проходили мимо ювелирного магазина, я сказала: «Ты мог бы подарить мне вон то колечко!» Естественно, я пошутила. Но Джошу мои слова совсем не понравились. А пару недель спустя один из его приятелей порвал со своей старой подружкой. И это вызвало цепную реакцию. Все они испугались ответственности, психанули и сбежали от своих девушек. Джош вдруг совсем… отдалился. И вскоре порвал со мной без всяких объяснений.
Я зажмуриваюсь от болезненных воспоминаний. Какой же это был удар. Бросить меня по электронной почте. По электронной почте.
– Но я уверена: он до сих пор любит меня. Разве он отказывался бы говорить со мной, будь это не так? А я чувствую себя такой беспомощной. – Глаза мои наполняются слезами. – Как я могу все поправить, если он даже не желает меня слушать? Как я могу помочь ему, если он не делится своими мыслями? А ты что думаешь?
Сэди сидит с закрытыми глазами и что-то бормочет себе под нос.
– Сэди? Сэди?
– О, – щурится она. – Прости, но я впадаю в транс от глупых чужих стенаний.
Глупых стенаний?
– Я не стенала! Я рассказывала о наших отношениях!
Сэди с любопытством смотрит на меня.
– Я догадалась. Ты ужасно серьезная, да? В мое время имя молодого человека, который вел себя неподобающим образом, просто вычеркивали из списка партнеров для танцев.
– Ну, знаешь ли! Наши отношения намного серьезнее, и мы занимаемся гораздо более важными вещами, чем какие-то танцы.
– Однажды в новогоднюю ночь один юноша по имени Кристофер ужасно обошелся с моей подругой Банти. Дело было в таксомоторе, – Сэди расширяет глаза от ужаса. – Она немного поплакала, напудрила носик и – вперед. Уже к Пасхе она была помолвлена.
– Вперед? – презрительно восклицаю я. – Вот, значит, как ты относишься к мужчинам. Вперед?
– А что такого?
– А как насчет откровенных гармоничных отношений? Как насчет ответственности?
Сэди озадачена:
– Что это еще за «ответственность»? Неужели теперь призывают к ответу за отношения с мужчинами?
– Да нет! Я имею в виду… Слушай, ты когда-нибудь была замужем?
Сэди пожимает плечами:
– Однажды была, и очень недолго. Мы слишком много спорили. Это так скучно. Поневоле задумаешься, что ты делаешь с этим мужчиной. И я его бросила. Уехала за границу, на Восток. Это произошло в тридцать третьем. Он развелся со мной во время войны. Обвинил в измене, – хихикает она. – Но все тогда были заняты войной, так что скандал прошел незамеченным.
Звонок духовки. Ага, лазанья готова. Я иду на кухню, голова разрывается от избытка новой информации. Сэди разведена. У нее были интрижки на стороне. Она жила «на Востоке», что бы это ни значило.
– Ты имеешь в виду Азию? – Я достаю лазанью и добавляю на тарелку немного листьев салата. – Именно ее мы называем Востоком в наши дни. Кстати, теперь принято работать над отношениями.
– Работать? – Сэди вырастает возле меня и морщит носик. – Это не слишком-то приятно. Может, поэтому вы и расстались.
– Ничего подобного! – Она так меня раздражает, что я готова оттаскать ее за волосы. Ничего она не понимает.
– «Ничего лишнего!» – читает она надпись на упаковке из-под лазаньи. – Что это значит?
– Это значит, что в ней низкое содержание жиров, – недовольно бурчу я и ожидаю услышать нечто вроде маминой лекции о том, что диеты вредны, девушки в наши дни слишком озабочены проблемой лишнего веса, а мне вовсе ни к чему худеть.
– О, так ты на диете. – Сэди радостно потирает руки. – Самая лучшая диета – голливудская. Целый день ничего не ешь, кроме восьми грейпфрутов, черного кофе и одного крутого яйца. Курить можешь сколько хочешь. Я так делала целый месяц, и в результате одежда просто сваливалась с меня. А девушка из нашего городка клялась, что ела таблетки с солитерами, – вспоминает она. – Но не признавалась, где она их раздобыла.
Меня сейчас вырвет.
– Солитеры?
– Ага, они пожирают все! Превосходная идея.
Я с отвращением смотрю на лазанью. Как представлю себе этих солитеров… Да и нахлынувшие воспоминания о Джоше отбили аппетит. Меня словно пропустили через мясорубку.
– Если бы я могла просто поговорить с ним… – Накалываю на вилку листок салата. – Если бы я могла прочитать его мысли. Но он не отвечает на мои звонки, не хочет встречаться…
– Сколько можно разговаривать? – изумляется Сэди. – Как ты сможешь его забыть, если ты все время его вспоминаешь? Дорогуша, когда все в жизни идет наперекосяк, поднимаешь подбородок, сладко улыбаешься, смешиваешь себе коктейль и идешь веселиться, – самоуверенно заявляет она.
– Все не так просто. Я не хочу забывать его. Знаешь ли, у некоторых все же есть сердце. Некоторые верят в настоящую любовь. Некоторые…
Глаза Сэди снова закрываются, и она мурлычет что-то себе под нос.
Надо же было связаться с самым невыносимым привидением на свете. То она вопит мне в ухо, то учит жить, а то и вовсе шпионит за моими соседями. Я все-таки отправляю в рот кусок лазаньи и сердито жую. Интересно, что она еще видела у моих соседей? Хорошо бы последить за тем вечно грохочущим парнем наверху, чтобы узнать, чем он там занимается.
Стоп. Стоп. Стоп.
Я чуть не подавилась. У меня рождается готовый, абсолютно восхитительный план. План, который разрешит все проблемы.
Сэди могла бы шпионить за Джошем.
Она может проникнуть в его квартиру. Подслушивать его разговоры. Может узнать, что он думает о нашей истории, и рассказать мне, а я уж соображу, как разрешить наши проблемы…
Вот решение. Вот оно. Вот зачем ее послали ко мне.
– Сэди! Я придумала! Я знаю, зачем ты здесь! Чтобы мы с Джошем воссоединились!
– Вовсе нет, – тут же возражает Сэди. – Я здесь, чтобы найти мое ожерелье.
– Какой смысл искать это старье? – протестую я. – Ты здесь, чтобы помочь мне! Вот зачем тебя послали сюда!
– Никто меня не посылал! – Сэди, кажется, смертельно обижена подобным предположением. – И мое ожерелье не старье. Не буду я тебе помогать! Это ты должна помогать мне.
– С какой радости? Готова спорить, ты – мой ангел-хранитель. Готова спорить, тебя послали на землю убедить меня, что жизнь прекрасна, как в том фильме.
Сэди молча смотрит на меня, потом оглядывает кухню.
– Я не думаю, что твоя жизнь прекрасна. Наоборот, она довольно скучная и однообразная. И прическа у тебя просто чудовищная.
Я готова испепелить ее взглядом.
– Дерьмовый из тебя ангел-хранитель.
– Никакой я тебе не ангел-хранитель! – вопит она в ответ.
– Откуда ты знаешь? Лично у меня сильнейшее чувство, что ты должна помирить нас с Джошем. Так говорят мне духи.
– А у меня сильнейшее чувство, что я не должна мирить вас с Джошем! Так говорят мне духи.
Вот нахалка. Что она вообще знает про духов? Разве ей являются привидения?
– Поскольку живая здесь я, то и командовать парадом буду я. Иначе я не стану тратить время на поиски твоего ожерелья.
Я не собиралась шантажировать ее. Но она вынудила, эгоистка проклятая. Разве нет? Любой человек хотел бы помочь собственной внучатой племяннице.
Сэди явно злится, но выбора у нее нет.
– Очень хорошо, – тяжело вздыхает она после долгого молчания. – Это ужасная идея, но ты поймала меня в ловушку. Так чего ты от меня хочешь?

0

7

Глава шестая

Проснувшись на следующее утро в восемь утра, я ощутила себя заново родившейся. Долой депрессию, фотографию Джоша, зажатую в мокрой от слез руке, бутылку водки на полу и беспрерывно крутящийся диск Аланис Моррисетт…
Ну, ладно, ладно. До такого состояния я скатывалась лишь раз.
Зато посмотрите на меня сегодня! Энергичная. Бодрая. Глаза подведены безупречно. Блузка хрустит от свежести. А я готова вступить в новый день, выследить Джоша и вернуть его обратно. На всякий случай я даже заказала такси.
Сэди в кухне. Сидит себе за столом, в очередном сногсшибательном платье. На сей раз платье розовато-лиловое, с кружевными вставками, эффектно ниспадающее с плеч.
– Ух ты! – не могу я сдержать восхищения. – Откуда у тебя все эти наряды?
– Разве оно не прекрасно? – Сэди очень довольна собой. – Знаешь, это очень просто. Стоит мне представить определенное платье, как оно тут же появляется на мне.
– Это, наверное, одно из твоих любимых?
– Нет. Но я всегда о нем мечтала. Оно принадлежало одной знакомой по имени Сесили.
– Ты стащила ее платье? – прыскаю я. – Попросту украла?
– Ничего я не украла. Что за чушь.
– Откуда ты знаешь, – подкалываю я ее, – возможно, она тоже стала привидением, хотела сегодня надеть это платье, а теперь сидит где-нибудь и рыдает.
– Все устроено по-другому, – ледяным тоном отвечает Сэди.
– Раз так, то представь себе ожерелье! Вообрази его, и оно появится. Закрой глаза, сосредоточься…
– Ты всегда такая тупая? – обрывает меня Сэди. – Думаешь, я не пробовала? Я и свою меховую накидку с капюшоном пыталась представить, и бальные атласные туфли тоже, но все бесполезно. Понятия не имею почему.
– Наверное, ты можешь носить только призрачную одежду, – произношу я после некоторого раздумья. – Одежду, которой больше нет. Которая порвалась, истлела, что-то в этом роде.
Мы обе разглядываем розовато-лиловое платье. Даже жалко, что оно истлело. Зачем я только заговорила об этом?
– Итак, ты готова? – меняю я тему разговора. – Если поторопимся, то застанем Джоша дома. Ну давай же. Поехали! – Я хватаю ключи и нетерпеливо поворачиваюсь к Сэди.
– Господи! Какие у тебя мощные руки, – бормочет она. – Я раньше не замечала.
– Ничего подобного, – обижаюсь я и демонстрирую ей бицепсы. – Мускулы как мускулы.
Сэди испуганно отскакивает.
– Даже хуже, чем я думала. – Она самодовольно смотрит на свои тощие белые ручонки. – А вот я всегда могла похвастаться изящными руками.
– В наши дни, знаешь ли, другие каноны красоты, – сообщаю я. – Мы ходим в тренажерные залы. Ты готова? Такси прибудет через минуту.
Раздается звонок. Я снимаю трубку домофона.
– Привет! Я уже спускаюсь.
– Лара, дорогая, это папа. И мама. Просто решили навестить тебя. Подумали, что как раз успеем застать тебя до работы.
Папа с мамой? И что значит «решили навестить»? Мама с папой никогда не навещают меня просто так.
– О… прекрасно! – вымученно восклицаю я. – Как раз собралась выходить.
Я выскакиваю из дома и натыкаюсь на родителей. Мама прижимает к груди цветочный горшок, у папы в руках огромный пакет из магазина «Холланд энд Барретт».  Заметив меня, предки расплываются в фальшивых улыбках, как будто встречают чокнутую, сбежавшую из дурдома.
– Лара, дорогая, – папа пристально вглядывается в меня, – ты не отвечала ни на звонки, ни на сообщения. Мы так волновались!
– Ох. Простите меня. Столько дел навалилось.
– Как все прошло в полицейском участке? – Мама пытается скрыть панику.
– Отлично. Они записали мои показания.
– О, Майкл! – Мама зажмуривает глаза.
Папа обеспокоен ничуть не меньше маминого.
– Ты действительно думаешь, что двоюродную бабушку Сэди убили?
– Послушай, папа, все это ерунда, – убеждаю я. – Не надо переживать.
Мамины глаза расширяются.
– Витамины, – говорит она и начинает рыться в пакете. – Я спросила в аптеке насчет… отклонений… и лавандовое масло… а еще от стрессов помогают зеленые растения… ты можешь с ним разговаривать! – Она пытается всунуть мне горшок.
– Не нужно мне никакого растения! Я забываю их поливать, и они дохнут.
– Ладно, обойдемся без растения. – Папа многозначительно глядит на маму. – Но конечно, у тебя стресс, а тут еще и твой бизнес, и этот Не-будем-говорить-кто…
Скоро они запоют совсем по-другому. Когда мы с Джошем поженимся, они поймут, что все это время я была права. Но пока лучше попридержать язык.
– Папочка, – я терпеливо улыбаюсь, – я же говорила тебе, что и думать о нем забыла. Это ты постоянно поминаешь его всуе.
Ха. Хороший ход. Только я собираюсь добавить, что это, похоже, папа одержим Джошем, как к дому подкатывает такси и водитель высовывается в окно:
– Бикенхолл, тридцать два?
Черт. Не стану обращать на него внимания.
Мама с папой переглядываются.
– Это же адрес Джоша, – бросает мама пробный камень.
– Не помню, – беззаботно восклицаю я. – В любом случае, туда едет кто-то другой.
– Бикенхолл, тридцать два? – Водитель почти выпадает из окна и орет на всю улицу. – Лара Лингтон? Вы заказывали такси?
Ублюдок.
– Зачем ты собралась к Джошу? – вопрошает мама.
– Кто тебе сказал, что я туда собралась? – вру я на голубом глазу. – Это наверняка машина, которую я заказала много месяцев назад! Они всегда опаздывают. Вы опоздали на полгода! Уезжайте! К-ш-ш! – шикаю я на ошалевшего таксиста, после чего он тут же заводит мотор и исчезает.
Наступает напряженная тишина. Папа так растерян, что хочется его приголубить. Он жаждет поверить мне. Но все улики против.
– Лара, ты клянешься, что не вызывала такси? – выдавливает он наконец.
– Клянусь, – киваю я. – Жизнью… двоюродной бабушки Сэди.
Оборачиваюсь на вздох за спиной и вижу злобно сверкающую глазами Сэди.
– Я ничего другого не могла придумать!
Сэди игнорирует мои оправдания и подплывает к папе.
– Вы идиоты, – произносит она участливо. – Ваша дочурка до сих пор по уши влюблена в Джоша. И собирается за ним шпионить. И меня заставляет участвовать в грязных делишках.
– Ты, ябеда, заткнись! – вырывается у меня.
– Что? – Папины глаза округляются.
– Ничего. – Я прочищаю горло. – Ничего! Все хорошо.
– Ты сумасшедшая, – приплясывает Сэди.
– По крайней мере, я не преследую людей, – продолжаю я препираться.
– Преследуешь? – удивленно переспрашивает папа. – Лара, да что же, черт возьми…
– Прости. Просто задумалась. Вообще-то я думала о бедной двоюродной бабушке Сэди, – вздыхаю я, скорбно покачивая головой, – точнее, об ее жалких тощих ручках.
– Никакие они не тощие! – заявляет Сэди.
– Она наверняка думала, что они очень привлекательные. Какой самообман! – заразительно смеюсь я. – Кому понравится девушка с шомполами для чистки труб вместо рук?
– Подушки вместо рук, конечно, лучше! – язвит Сэди.
Ее удар попадает в цель.
– При чем здесь подушки?
– Лара… – едва слышно произносит папа, – какие подушки?
Мама уже готова заплакать. Она все еще прижимает к груди фикус и книгу «Жизнь без стресса: как этого добиться».
– По-любому, мне пора на работу. – Я крепко обнимаю маму. – Так приятно было вас повидать. Обязательно прочитаю книжку и витамины приму. Скоро увидимся, папочка. – Я обнимаю и его. – Не волнуйтесь!
Посылаю родителям воздушные поцелуи и спешу прочь. На углу поворачиваюсь и машу им – они по-прежнему неподвижно стоят посреди улицы.
Мне очень жаль родителей, честное слово. Надо купить им коробку шоколадных конфет.

Спустя двадцать минут я, переполненная восторгом, словно мыльный пузырь, оказываюсь у дома Джоша. Все идет по плану. Я показала Сэди его окно и объяснила, где что находится. Теперь дело за ней.
– Давай же! – призываю я. – Пройди сквозь стену! Это так круто!
– Стану я проходить сквозь стену, – морщится она. – Достаточно представить себя внутри квартиры.
– Ладно. Тогда удачи. Попытайся разнюхать побольше. И не попадись!
Сэди растворяется в воздухе. Я вытягиваю шею изо всех сил и разглядываю окно Джоша, но не вижу никаких изменений. Меня подташнивает от любопытства. За последние несколько недель я не подходила к нему так близко. Он там, прямо сейчас. Под присмотром Сэди. В любую минуту она может вернуться…
– Его там нет, – возникает передо мной Сэди.
– Нет? – Я не верю своим ушам. – Тогда где же он? Он обычно не уходит на работу раньше девяти.
– Мне-то откуда знать. – В ее голосе сплошное равнодушие.
– Как там вообще? – продолжаю я расспросы. – Жуткий бардак? Куча коробок из-под пиццы и горы пивных бутылок повсюду? Он совсем опустился? Махнул на все рукой?
– Напротив, там очень чисто. В кухне полно фруктов, – добавляет она.
– О-о-о, похоже, он следит за собой… – Не то чтобы я надеялась увидеть опустившегося типа на грани нервного срыва, но…
Ну. Сами понимаете. Мне бы это польстило.
– Пойдем же, – зевает Сэди.
– Как я могу просто так уйти? Давай, наведайся туда еще разок. Поищи улики! Может, там мои фотографии остались или еще что?
– Нет, – тут же отвечает Сэди, – ни единой.
– Ты даже не посмотрела как следует! – возмущаюсь я. – Поищи на его рабочем столе. Может, он начал писать мне письмо или… Ну, давай же!
Забывшись, я пытаюсь подтолкнуть ее, но руки мои проходят сквозь ее тело.
– Ой! – Я в панике отскакиваю.
– Не делай этого! – вопит она.
– Тебе… больно? – Я удивленно смотрю на свои руки – все-таки они, можно сказать, рылись в чужих кишках.
– Не слишком, – неохотно признается она. – Но не очень-то приятно, когда кто-то копается у тебя в животе.
Она снова испаряется, и я терпеливо жду. Все бы сейчас отдала, чтобы оказаться внутри. Если бы это я искала, то обязательно что-нибудь нашла. Например, дневник с размышлениями Джоша. Или недописанное и неотправленное электронное письмо. Или… стихи. Вот было бы здорово.
Я так и представляю стихотворение, нацарапанное на клочке бумаги. Такое же простое и честное, как сам Джош.

Это была ошибка.

Как же я грущу по Ларе.
Я люблю ее как…

Не могу придумать никакой рифмы к «Ларе».
– Проснись! Лара?
Я вздрагиваю и открываю глаза.
– Что-нибудь обнаружила?
– Да. В том-то и дело, что обнаружила! – торжествующе провозглашает она. – Нечто в высшей степени интересное и невероятно важное.
– Что же? – У меня аж дух захватывает. – Мою фотографию под подушкой? Запись в дневнике «Я решил вернуться к Ларе»?
– В субботу он идет обедать с девушкой.
– Что? С какой еще девушкой?
– В кухне записка: «12.30 – ланч с Мэри».
Знать не знаю никакой Мэри. У него не было такой знакомой.
– Кто такая Мэри?
Сэди пожимает плечами:
– Думаю, его новая подружка.
– Что ты несешь? – в ужасе кричу я. – Нет у него никакой новой подружки! И не может быть! Он сказал, что у него нет никого другого. Он сказал…
Сердце готово выскочить из груди. Мне и в голову не приходило, что Джош начнет встречаться с другой.
Он написал мне, что не собирается торопиться и заводить новые отношения. Что ему нужно время поразмыслить над собственной жизнью. Недолго же он думал! Если бы я размышляла над своей жизнью, мне бы точно понадобилось больше шести недель. На это бы ушло… не меньше года! А то и больше! Два или три.
Парням все одно, что секс, что смысл жизни. Двадцать минут – и все кончено, и не о чем больше говорить. Ничего они не понимают.
– И куда же они идут обедать?
Сэди усмехается:
– Бистро «Мартин».
– Бистро «Мартин»? – Я готова грохнуться в обморок. – Это место нашего первого свидания! Мы всегда туда ходили!
Джош ведет девушку в бистро «Мартин». Какую-то Мэри.
– Возвращайся, – приказываю я. – Посмотри как следует! Собери весь компромат!
– Никуда я не пойду, – артачится Сэди. – Ты и так уже все знаешь.
– Ты права. – Я разворачиваюсь, кидаюсь, не разбирая дороги, и чуть не врезаюсь в какого-то старика. – Да, ты права. Теперь я знаю, где их искать. Пойду туда и сама все увижу…
– Нет! – Сэди вырастает передо мной, и я замираю на месте. – Я не это имела в виду! Хватит шпионить за ними!
– Но я должна! Надо же мне выяснить, кто такая эта Мэри.
– Зачем? Скажи себе «тем лучше», купи новое платье и заведи нового кавалера. Или нескольких.
– Зачем мне несколько? Я Джоша хочу.
– Он тебе все равно не достанется. Смирись!
Как же меня достали все эти люди, предлагающие забыть про Джоша! Мои родители, Натали, пожилая женщина, с которой я однажды разговорилась в автобусе.
– Почему я должна смириться? – протестую я. – Почему все призывают меня сдаться? Что плохого в стремлении к одной-единственной цели? Во всех остальных сферах жизни настойчивость поощряется! И вознаграждается! Почему никто не убеждал Эдисона плюнуть на лампочку? И Скотту никто не предлагал забыть про Южный полюс. Ему не говорили: «Да брось ты, Скотти, вокруг и так полным-полно снега». Он продолжал искать. Он не сдавался, хотя ему приходилось нелегко. И он добился своего!
Выдав этот спич, я чувствую огромное воодушевление, но Сэди взирает на меня как на слабоумную.
– Скотт ничего не добился, – замечает она. – Он замерз по дороге.
Я обиженно поджимаю губы. Некоторые все умеют испортить.
– Я все равно пойду туда. – Я разворачиваюсь и гордо удаляюсь.
– После того как любовь прошла, только дурочки преследуют мужчин! – кричит мне вслед Сэди, и легко нагоняет, когда я ускоряю шаг. – В нашем городке жила Полли, ужасная прилипала. Она уверяла, что ее бывший, Десмонд, до сих пор от нее без ума, и всюду за ним таскалась. Как же мы великолепно подшутили над ней! Мы сказали, что Десмонд стесняется говорить с ней прямо, поэтому прячется в саду. Когда она пришла, один из молодых людей засел под кустом и прочитал ей любовное письмо. Мы сами его написали. И умирали от хохота.
Ее история меня почему-то очень занимает.
– Неужели она не узнала голос другого парня?
– Он сказал, что очень нервничает и от этого голос изменился. Мол, дрожит в ее присутствии. Полли ответила: понимаю, сама трясусь как заливное. – Сэди хохочет. – После это мы так и звали ее – Заливное.
– Фу, как грубо! Она так и не узнала, как вы над ней посмеялись?
– Догадалась, когда кусты стали шевелиться по всему саду. Потом моя подруга Банти выкатилась на траву, содрогаясь от смеха, и представление закончилось. Бедняжка Полли! Она так злилась. Все лето не разговаривала с нами.
– И я ее понимаю! Вы так мерзко обошлись с ней! А если их страсть еще не угасла? Может, вы лишили ее шанса на истинную любовь!
– Истинная любовь! – тянет Сэди насмешливо. – Ты такая старомодная!
– Старомодная!
– Ты вылитая моя бабушка с ее песнями о любви и вздохами. Наверняка таскаешь с собой маленькое изображение своего дружка. Даже не отпирайся! Я видела, как ты на него смотрела.
Проходит некоторое время, прежде чем я догадываюсь, о чем идет речь.
– Вообще-то это не миниатюра, а мобильный телефон.
– Какая разница. Ты все равно томно пялишься на него, достаешь маленькую бутылочку нюхательной соли…
– Это гомеопатическое средство! – сердито сообщаю я. – Похоже, ты никогда не влюблялась. Зачем же ты вышла замуж?
Проходящий мимо почтальон кидает на меня заинтересованный взгляд, и я поспешно подношу руку к уху, как будто поправляю наушник. Пора обзавестись им для прикрытия.
В молчании мы доходим до станции метро, я замираю, глядя на нее в упор, и требую ответа:
– Неужели ты ничего не знаешь о любви?
Сэди молчит, потом откидывает голову назад и выдает:
– Любовь – это удовольствие. Так я это понимаю. Удовольствие, флирт, пузырьки…
– Какие еще пузырьки?
– Мы с Банти так это называли, – улыбается она мечтательно. – Ты видишь интересного мужчину и чувствуешь легкую дрожь. Потом он встречается с тобой глазами, дрожь пробегает по спине, а в тебе словно пузырьки поднимаются, как в шампанском. И ты думаешь: «Я хочу с ним потанцевать!»
– Ну а потом?
– Вы танцуете, пьете коктейль или даже два, флиртуете… – Глаза ее сияют.
– А как…
Я хочу спросить: «А как насчет секса?» – но не уверена, что это подобающий вопрос для стопятилетней двоюродной бабушки. И вдруг вспоминаю о посетителе в доме престарелых.
– Эй, не пудри мне мозги, я знаю, что в твоей жизни был некто особенный.
– О ком это ты? – напряженно спрашивает она. – Что ты имеешь в виду?
– О некоем джентльмене по имени… Чарльз Риз.
Я надеялась услышать охи и вздохи, но ничего подобного.
– Никогда о таком не слышала.
– Чарльз Риз. Он навещал тебя в доме престарелых. Несколько недель назад.
Сэди качает головой:
– Не помню такого. – Блеск в ее глазах гаснет, когда она добавляет: – Я плохо помню то место.
– Вот, значит, как. – Я смущенно замолкаю. – Это, наверное, из-за того удара много лет назад.
– А то как же, – хмыкает она.
Тут в сумочке вибрирует телефон.
– Привет, Кейт!
– Лара? Привет. Э-э-э, я только хотела узнать… ты придешь сегодня на работу? Или нет? – поспешно добавляет она, словно боится показаться невежливой. – В общем, поступай как тебе удобно.
Черт. Я так увлеклась выслеживанием Джоша, что совсем забыла про работу.
– Уже в пути, – поспешно говорю я. – Проводила кое-какое… исследование. Что-то случилось?
– Звонила Ширин. Спрашивала, что там насчет ее собаки. Голос ужасно расстроенный. И снова грозилась отказаться от работы.
О боже. Только Ширин и ее собаки мне и не хватало.
– Перезвони и скажи, что я как раз занимаюсь ее делом и свяжусь с ней очень скоро. Спасибо, Кейт.
Я убираю телефон и массирую виски. Дело дрянь. Бегаю тут по улицам, выслеживаю своего бывшего и совсем не думаю о работе. Пора пересмотреть приоритеты. Выбрать в жизни главное. Отложим Джоша до выходных.
– Пора идти. – Я достаю проездной и торопливо захожу в метро. – У меня проблемы.
– Еще один кавалер? – интересуется Сэди, весело порхая вокруг меня.
– Нет, собака.
– Собака?
– У моей клиентки, – объясняю я, сбегая по ступенькам. – Она хотела брать собаку с собой на работу, ей отказали, но она уверена, что в здании есть другая собака.
– С чего она взяла?
– Слышала лай несколько раз. А мне-то что со всем этим делать? – бормочу я себе под нос. – Я в полном отчаянии. В отделе кадров отрицают наличие собаки, и нет никакого способа прищучить их. Не могу же я пойти и обыскать каждый кабинет…
Сэди возникает прямо передо мной, и я резко останавливаюсь.
– Ты – нет. – Глаза ее блестят. – Но я могу!

0

8

Глава седьмая

«Макросант» располагается на Кингс-вэй, в огромном здании с массивными ступенями, металлическим глобусом и зеркальными окнами. Я сижу в «Коста-кафе» напротив, и мне оттуда все прекрасно видно.
– Интересует все, что хотя бы напоминает о собаке, – инструктирую я Сэди, спрятавшись за номером вечерней газеты. – Лай, корзинки для животных, собачьи игрушки. – Я отпиваю капучино. – А я подожду тебя здесь.
На осмотр такого громадного здания она потратит уйму времени. Я успеваю пролистать газету, не спеша расправиться с шоколадным пирожным и заказать очередную чашку капучино, прежде чем Сэди возвращается. Щеки ее пылают, глаза сверкают, она не на шутку взволнована. Я достаю мобильник, улыбаюсь девушке за соседним столиком и притворяюсь, что набираю номер.
– Ну, – говорю я в трубку, – ты нашла собаку?
– Ах, ты про это. – Сэди, кажется, только сейчас вспомнила, зачем ее посылали. – Конечно, я ее нашла, но только представь себе…
– Где? – нетерпеливо прерываю я. – Где эта собака?
– Там, наверху, – машет рукой она, – в корзинке под рабочим столом. Очаровательный маленький пекинес.
– Как его зовут? Номер кабинета? Ты хоть что-нибудь узнала? Мне нужны подробности!
Она растворяется в воздухе, а я продолжаю потягивать капучино. Значит, Ширин не ошиблась! Джин солгала мне. Ну, погоди, теперь ты заговоришь по-другому! Я до тебя доберусь. Тебе придется извиниться, предоставить песику Флашу все права, да еще подарить ему в качестве компенсации новую собачью корзинку.
От дум меня отвлекает Сэди, танцующей походкой возвращающаяся в кафе. Не слишком-то она торопится. Неужели не понимает, как это важно?
Не успевает она войти, а мой мобильник уже наготове.
– Все в порядке? – спрашиваю я. – Что с собакой?
– О-о-о, – лениво тянет она, – опять ты про собаку. Она на четырнадцатом этаже, в комнате четырнадцать-шестнадцать, хозяйку зовут Джейн Френшу. Но какого мужчину я только что встретила!
– Что значит встретила мужчину? – Я быстро записываю информацию на клочке бумаги. – Как ты могла его встретить? Ты же мерт… Если только… Ух ты! Ты что, встретила другое привидение?
– При чем здесь привидение? – Она мечтательно улыбается. – Он потрясающий. С таким чувственным голосом. Вылитый Рудольфо Валентино.
– Кто?
– Кинозвезда! Высокий брюнет, просто ослепительный. Я уже чувствую пузырьки.
– Звучит неплохо, – равнодушно замечаю я.
– И он как раз нужного роста, – продолжает Сэди, устроившись на барном стуле и болтая ногами. – Я измерила его. Когда мы будем танцевать, я как раз смогу положить голову ему на плечо.
– Вот и славно, – я хватаю сумку и встаю, – а теперь мне нужно в офис, разобраться с этой псиной.
Я спешу к метро, но Сэди не отстает.
– Я хочу его! Того мужчину. Я сразу почувствовала это. Пузырьки, – она похлопывает себя по впалому животу, – и теперь мечтаю потанцевать с ним.
Совсем, что ли, рехнулась?
– Я очень рада за тебя, но я действительно спешу на работу.
– Ты представляешь, когда я танцевала в последний раз? – Вот уж не ожидала услышать столько страсти в ее голосе. – Знаешь, сколько лет прошло с тех пор, как я «шевелила попой»? Долгие-долгие годы я провела в теле старухи. В мертвом безмолвном доме…
Я вспоминаю древнюю морщинистую Сэди в розовой шали, и мне становится ее жалко.
– Я тебя понимаю. Потанцуем дома. Включим музыку, притушим свет, устроим небольшую вечеринку…
– Я не хочу танцевать дома под радио! – презрительно фыркает она. – Я хочу танцевать с мужчиной и наслаждаться!
– Собираешься пойти на свидание? – не верю я своим ушам.
Ее глаза зажигаются.
– Вот именно! Так и есть! На свидание с мужчиной. С этим! – Она указывает на здание.
Похоже, она не чувствует себя привидением.
– Сэди, ты мертва.
– А то я не знаю! – раздраженно бросает она. – И необязательно напоминать!
– Значит, ты не можешь пойти на свидание. Что поделать. Так устроен мир. – И я продолжаю путь.
Но Сэди снова вырастает передо мной.
– Пригласи его вместо меня!
– Как это?
– Не могу же я сама это сделать, – быстро объясняет она. – Мне нужен посредник. Ты пойдешь с ним на свидание, а я буду рядом. А потом мы все потанцуем.
Она серьезна. А я готова расхохотаться.
– Выходит, я пойду на свидание вместо тебя, – уточняю я. – С первым встречным. Только ради того, чтобы ты потанцевала.
– Могу же я напоследок поразвлечься с мужчиной, раз уж выпала такая возможность. – Голова Сэди печально склоняется, уголки губ скорбно опускаются. – Всего один танец. Больше я ни о чем не прошу, – жалобно шепчет она. – Это моя последняя воля.
– Последняя воля? – ехидно переспрашиваю я. – Кажется, раньше ты просила о чем-то другом. Найти ожерелье.
Я приперла ее к стенке.
– Это еще одна последняя воля.
– Послушай, Сэди. Как я могу пригласить незнакомца на свидание? Извини, но тебе придется выкручиваться самой.
Сэди смотрит на меня с укором.
– Неужели ты не поможешь мне? Бросишь меня? Наплюешь на последнее невинное желание? Откажешь в крошечной просьбе?
– Послушай…
– Я провела в доме престарелых целую вечность. Ни посетителей. Ни смеха и веселья. Разве это жизнь? Это старость, одиночество, уныние.
Зачем она меня мучает? Чем я это заслужила?
– Рождество за Рождеством в полном одиночестве. Ни друзей, ни подарков.
– Я в этом не виновата, – слабо защищаюсь я, но Сэди не остановить.
– И вот жизнь улыбнулась мне. Посулила капельку удовольствия. Но моя эгоистичная и бессердечная внучатая племянница…
– Черт с тобой! Чтоб тебе провалиться! Ты ведь не отцепишься, правда?
Ладно, все и так думают, что я сумасшедшая. Так что пригласить незнакомца на свидание мне раз плюнуть. И папочка наконец-то будет доволен.
– Ты ангел! – Настроение Сэди моментально взлетает. Она кружится над тротуаром, подол платья развевается. – Я покажу тебе его. Пойдем!
Я едва поспеваю за ней и вскоре оказываюсь в огромном холле с высоченными потолками. Раз уж согласилась, надо покончить со всем этим как можно быстрее, пока не передумала.
– Так где он? – Я озираюсь, а эхо подхватывает мои слова.
– В комнате наверху! Идем! – Она тащит меня за собой, как нетерпеливый щенок.
– Я не могу просто так войти в чужой офис! – шепчу я и показываю на электронные турникеты. – Мне нужен пропуск. Или объяснение. А впрочем…
В углу стенд «Семинар по глобальным стратегиям». Две скучающие девицы сидят за стойкой с никому не нужными бейджами. Удача так и плывет в руки.
– Привет! Извините, что опоздала.
– Ничего страшного. Они только начали. – Одна из девиц заглядывает в список, вторая продолжает безучастно глазеть в пространство. – Ваше имя…
– Сара Конной, – читаю я надпись на ближайшем бейдже. – Спасибо. Уже бегу.
Подлетаю к турникету, сую охраннику бейдж и оказываюсь в широком коридоре с недешевыми картинами на стенах. Интересно, где я? В здании офисы двадцати компаний, а я была только в «Макросанте», который занимает этажи с одиннадцатого по семнадцатый.
– Так где мне его искать? – шепчу я Сэди уголком рта.
– На двадцатом этаже.
Влетаю в лифт, киваю попутчикам. На двадцатом этаже выхожу и попадаю в огромную приемную. В двадцати футах от меня высится гранитная плита, а за ней – грозная мегера в сером костюме. Табличка на стене гласит: «Тернер Мюррей Консалтинг».
Ух ты, «Тернер Мюррей» имеют дело только с солидными компаниями. Кто бы ни был парень Сэди, он – крупная шишка.
– Идем же! – Сэди приплясывает от нетерпения у двери с кодовым замком.
Мимо проходят двое мужчин в костюмах, смотря на меня с любопытством. Я привычно достаю телефон и следую за ними. Когда мы подходим к заветной двери, один из них набирает код.
– Спасибо, – деловито благодарю я и продолжаю держаться у них за спиной. – Гэвин, я же говорила, что в показатели по Европе вкралась ошибка, – бормочу я в трубку.
Высокий мужчина оглядывается на меня с сомнением, будто собираясь спросить, что я здесь делаю. Я ускоряю шаг и обгоняю их.
– У меня встреча через две минуты, – громко говорю я. – Скинь мне обновленные показатели поскорее. Все, пошла обсуждать… э-э-э… проценты.
Слева женский туалет. Я стремительно ныряю туда и запираюсь в выложенной мрамором кабинке.
– Что ты делаешь? – возмущается Сэди, материализуясь в кабинке прямо передо мной. Кажется, она не в курсе, что такое личное пространство.
– А ты как думаешь? – шепчу я. – Надо выждать удобный момент.
Три минуты спустя я выхожу из туалета. Мужиков нигде не видно. Коридор пуст. Бледно-серый ковер утекает вдаль, автоматы с водой и светлые деревянные двери без конца и без края. Из-за них доносятся голоса и тихое жужжание компьютеров.
– Ну и где он? – поворачиваюсь я к Сэди.
– Ну… – она оглядывается вокруг, – за одной из этих дверей.
Она плывет по коридору, то исчезая, то появляясь, я крадусь следом. Словно в ночном бреду. Надо же, блуждаю по чужому офису в поисках незнакомца.
– Вот! – Сэди возникает передо мной. – Здесь! У него такой пронзительный взгляд.
Мы перед дверью с номером 20–19. Ума не приложу, что там за ней.
– Ты уверена?
– Я только что оттуда! Он там! Пойдем же! Пригласи его!
– Погоди! – я пячусь. – Не могу же я просто вломиться. Надо составить план действий.
1. Постучать и войти в кабинет незнакомого мужчины.
2. Легко и непринужденно поздороваться.
3. Пригласить его на свидание.
4. Сгореть со стыда, когда он вызовет охрану.
5. Поспешно откланяться.
6. Ни за что не называть свое имя. Тогда я смогу спокойно жить дальше, и никто не узнает, что я выкинула. Если повезет, он примет это за дурной сон.
Полминуты позора, – и я избавлюсь от нытья Сэди. А теперь за дело.
Не обращая внимания на рвущееся из груди сердце, подхожу к двери. Глубоко вдыхаю, поднимаю руку и стучу.
– Ничего не слышно! – вопит Сэди у меня за спиной. – Стучи как следует. И заходи. Он там! Давай же!
Зажмурившись, барабаню изо всех сил, поворачиваю дверную ручку и захожу.
Двадцать человек, сидящих вокруг круглого стола, поднимают на меня глаза. Мужчина на другом конце комнаты прерывает показ слайдов.
Я замираю, как вор, застигнутый на месте преступления.
Это не кабинет. Это конференц-зал. Я попала на важное заседание в чужой, абсолютно незнакомой фирме, и теперь все ждут моих объяснений.
– Простите, – лепечу я. – Не хотела вам мешать. Продолжайте.
Краем глаза замечаю пару пустых стульев и быстро занимаю один из них. Сидящая рядом женщина бросает на меня взгляд, протягивает блокнот и ручку.
– Спасибо, – благодарно бормочу я.
Странно. Никто меня не гонит. Неужели не понимают, что я самозванка? Мужчина во главе стола продолжает доклад, остальные записывают. Украдкой озираюсь. В комнате человек пятнадцать мужчин. Сэди мог понравиться любой из них. Например, симпатичный рыжий парень напротив. Или вполне презентабельный докладчик. У него темные кудри, голубые глаза и галстук в точности такой, как я подарила Джошу на день рождения. Он энергично тычет в график:
–…рейтинги удовлетворенности клиентов растут из года в год…
– Стоп, – прерывает его стоящий у окна мужчина, на которого я не обратила внимания. У него американский акцент, темный костюм и темно-русые волосы, зачесанные назад. Между бровей глубокая складка в форме буквы W, и взгляд, адресованный кудрявому парню, выражает глубочайшее разочарование. – Мы говорим здесь не о рейтингах удовлетворенности клиентов. Меня вообще не интересует реакция клиентов. Я хочу сам оценивать свою работу по высшему баллу.
Кудрявый морально раздавлен, мне его даже жалко.
– Я понимаю, – мямлит он.
– Вы совершенно неправильно расставляете приоритеты. – Американец смотрит на всех укоризненно. – Наша задача не в том, чтобы принимать скоропалительные решения. Мы должны выработать стратегию. Которая все изменит. С тех пор, как я здесь…
Сэди опускается на соседний стул. Я пишу в блокноте: «КАКОЙ ИЗ НИХ?»
– Тот, который похож на Рудольфо Валентино, – отвечает она, как будто это само собой разумеется.
Господи боже мой.
«ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ, КАК ВЫГЛЯДИТ ЭТОТ ЧЕРТОВ РУДОЛЬФО? КОТОРЫЙ из них?»
Готова биться об заклад, это кудрявый. Или вон тот симпатичный блондин. Или вон тот, со стильной бородкой.
– Он! – Сэди указывает на противоположный конец комнаты.
«ДОКЛАДЧИК?» – на всякий случай спрашиваю я.
– Дурочка, как ты могла подумать! – хохочет она. – Вот он. – Она вырастает рядом с нахмуренным американцем и пожирает его взглядом. – Ну, разве не душечка?
– Он?
Ох. Я произношу это вслух. Все оборачиваются, и я торопливо делаю вид, что откашливаюсь.
«ПРИЗНАЙСЯ, ТЫ МЕНЯ РАЗЫГРЫВАЕШЬ», – пишу я в блокноте, как только она возвращается.
– Он восхитителен, – обиженно шипит она мне в ухо.
Я придирчиво изучаю американца. Типичный выпускник дорогой частной школы. Широкий квадратный лоб, легкий загар, темные волоски на запястьях и безупречно белые манжеты. Взгляд у него и на самом деле пронзительный. А харизма, присущая прирожденным лидерам, так и прет. Сильные руки, широкие жесты. Стоит ему открыть рот, все внимание тут же переключается на него.
Но я не Сэди. И мне он абсолютно не нравится. Слишком самоуверенный. Слишком хмурый. И любит подавлять окружающих.
– Кстати, – он достает пластиковую папку и ловко швыряет через стол мужчине с бородкой, – вчера вечером набросал кое-какие идеи для «Моррис Фаркухар». Просто мои наблюдения. Думаю, вам пригодится.
– Э-э-э, – блеет бородатый. – Спасибо, конечно… за помощь. – Он утыкается в бумаги. – Я могу это использовать?
– Это всего лишь наброски. – Только влюбленная идиотка приняла бы его гримасу за улыбку. – Итак, что касается последнего пункта…
Мне прекрасно видно, как бородатый перелистывает страницы.
– Когда, черт возьми, он успел это сделать? – пихает он своего соседа, который только недоуменно пожимает плечами в ответ.
– Мне пора, – смотрит на часы американец. – Извините за вторжение, Саймон. Продолжайте.
– Последний вопрос, – вскидывает руку рыжеватый. – Что вы имеете в виду, когда говорите о нововведениях?
– Быстро! – Сэди снова пугает меня своим неожиданным появлением. – Пригласи его на свидание! Он уходит! А ты обещала! Сделай же это! Сделай же это! Сделай же это…
«ЛАДНО!!! – пишу я. – ДАЙ МНЕ НАСТРОИТЬСЯ».
Сэди перелетает на другую сторону комнаты, прожигает меня оттуда умоляющими взглядами, а через минуту начинает размахивать руками, призывая: «Ну давай же!» Мистер Хмурый Американец ответил на вопрос рыжеватого и теперь заталкивает бумаги в портфель.
Я не могу это сделать. Что за бред.
– Давай же! Давай! – понукает меня Сэди. – Приглашай!
Кровь пульсирует у меня в висках. Ноги подкашиваются, хоть я и сижу. Как во сне я поднимаю руку.
– Простите, – стыдливо пищу я.
Мистер Нахмуренные Брови озадаченно смотрит на меня.
– Мы знакомы? Простите, я очень тороплюсь.
– Я хочу спросить.
Все взгляды устремлены на меня. Слышу тихий вопрос: «Кто это?»
– Хорошо, – вздыхает американец. – Только быстро. Так что вы хотели узнать?
– Я… хм… Просто… Хотела спросить… – Голос у меня срывается, я прочищаю горло. – Мы могли бы встретиться?
Мертвую тишину нарушает только неприличное бульканье – кто-то подавился кофе. Я делаю вид, что ничего страшного не произошло, хотя готова умереть на месте. Несколько потрясенных взглядов я как-нибудь переживу.
– Что? – Американец в недоумении.
– Ну… я предлагаю вам встретиться, – выдавливаю я улыбку.
Рядом с ним появляется Сэди.
– Соглашайся! – орет она ему прямо в ухо – как бы барабанные перепонки не лопнули. – Соглашайся! Соглашайся!
Как ни странно, американец не остается безучастным к ее воплям. Он поводит головой, будто ловит далекий радиосигнал. Неужели он тоже может ее слышать?
– Дорогая, – подает голос седовласый тип. – Вы выбрали не лучшее время и место…
– Я вам не помешаю, – робко возражаю я. – Это не займет много времени. Меня устроит любой ответ. – Я поворачиваюсь к американцу: – Где бы мы могли с вами встретиться?
– Соглашайся! Соглашайся! – И как только от Сэдиных воплей все стекла не повылетали.
Не может быть. Американец явно что-то слышит. Он трясет головой, пятится, но Сэди не сдается. Глаза его стекленеют, можно подумать, он впадает в транс. Остальные участники сцены замерли в ожидании. Они явно шокированы, а одна из женщин и вовсе прижала руку к приоткрытому рту, словно наблюдает крушение поезда.
– Соглашайся! – Сэди переходит на хрип. – Немедленно! Соглашайся! СОГЛАШАЙСЯ!
Меня забавляет несоответствие между ее оглушительным криком и его вялой реакцией. Мне даже ее немного жаль. Она кажется такой беспомощной. Кричит, будто сквозь стекло, и лишь я ее слышу. А ведь жить в ее мире, наверное, не слишком-то весело. Ни до чего не дотронешься, ни с кем не пообщаешься, даже понравившийся мужчина на тебя не реагирует…
– Где хотите, – американец кивает.
Мою жалость как корова языком слизала.
Где хотите?
Все облегченно переводят дыхание. Их взгляды снова устремлены на меня, но мне совершенно не до них.
Он согласился. И что же… мне теперь действительно идти с ним на свидание?
– Отлично! – восклицаю я. – Значит… договоримся по электронной почте? Кстати, меня зовут Лара Лингтон. Вот визитка. – Я роюсь в сумке.
– А я Эд. – Он, кажется, еще не пришел в себя. – Эд Харрисон. – Он достает визитку из внутреннего кармана.
– Ну… тогда до встречи, Эд! – Я подхватываю сумку и неторопливо удаляюсь, слыша за спиной гул голосов.
Кто-то произносит: «Кто, черт возьми, это такая?» Женский голос вторит полушепотом: «Видишь, просто надо быть смелее. Мужчины любят настойчивых. Какой смысл заигрывать с ними? Надо просто переть напролом. Жаль, я не знала этого в ее возрасте».
А что я, собственно, знаю?
Ничего, кроме того, что надо как можно быстрее убираться отсюда.

0

9

Глава восьмая

Когда Сэди догоняет меня на первом этаже, я все еще в невменяемом состоянии. Прокручиваю сцену в голове снова и снова. Сэди установила контакт с мужчиной. Он и вправду ее слышал. Не знаю, что именно, но ему хватило.
– Какой же он милый, – мечтательно курлычет Сэди. – Я так и знала, что он согласится.
– Как тебе это удалось? – недоумеваю я. – Он тебя услышал? А уверяла, что тебя никто не слышит, кроме меня.
– Я же кричала ему прямо в ухо, и он смог кое-что расслышать. Но мне пришлось постараться!
– Ты и раньше это проделывала? С кем-нибудь еще?
Конечно, это глупо, но мне бы не хотелось, чтоб она запросто общалась с другими людьми. Сэди – мое привидение.
– Ага, перекинулась парой слов с королевой, – легкомысленно щебечет она. – Ради смеха.
– Что, серьезно?!
– Почему бы и нет? – хитро улыбается она. – Но эта такая нагрузка для связок! Долго не поорешь. – Она кашляет и растирает горло.
– Значит, я не единственная, кого ты преследуешь, – обиженно констатирую я. – Не такая уж я и особенная.
– Зато с тобой я могу болтать все время, – утешает меня Сэди. – Достаточно мне вспомнить о тебе, и я уже рядом.
– О-о-о. – Я польщена.
– Как думаешь, куда он нас пригласит? – Сэди мечтательно закатывает глаза. – В «Савой»? Обожаю «Савой»!
Я спускаюсь с небес на землю. Вот так и пойдем втроем на свидание? Очаровательное свидание на троих с привидением.
Так, Лapa. Не сходи с ума. Этот парень не позвонит. Он выкинет твою визитку, свалит все на похмелье-наркотики-переутомление, и ты больше никогда его не увидишь. Приободрясь, я шагаю к дверям. Хватит выходок на сегодня. Пора подумать о работе.

В нашем офисе набираю номер Джин, откидываюсь на спинку стула и готовлюсь насладиться моментом.
– Джин Сэвилл.
– Привет, Джин, – я сама любезность, – это Лара. Мне так нравится ваш девиз «собакам не место на работе». Я полностью согласна, нечего им делать на рабочем месте. Но хотелось бы мне знать, почему для Джейн Френшу из кабинета четырнадцать-шестнадцать сделано исключение?
– То есть?
Джин не знает куда деваться от смущения. Сначала она все отрицает. Потом ссылается на особый случай, который не может стать общим правилом. Но стоит мне заикнуться об адвокатах и европейских правах человека, она сдается.
– Хорошо-хорошо, пусть Ширин приводит Флаша на работу. Завтра мы внесем этот пункт в контракт.
Я тут же перезваниваю Ширин. Она сама не своя от радости. В кои-то веки получаешь удовольствие от работы.
Ширин рассыпается в благодарностях:
– Уж конечно, в «Стерджис Кертис» не стали бы так ради меня убиваться. Вот в чем прелесть маленьких компаний.
– С человеческим лицом, – добавляю я. – Для нас важны доверительные отношения с клиентами. Так и передай всем своим друзьям!
– Конечно! Я под впечатлением! А как же ты узнала про собаку?
Что бы ей соврать?
– У меня свои источники информации, – напускаю тумана я.
– В любом случае, ты молодчина!
Страшно довольная собой, я кладу трубку и перехватываю недоуменный взгляд Кейт.
– Так как же ты узнала про собаку?
– Интуиция, – пожимаю плечами я.
– Интуиция? – насмешливо повторяет порхающая по кабинету Сэди. – Откуда ей у тебя взяться? Это я, а не интуиция. Надо было ответить: «Моя великолепная двоюродная бабушка Сэди мне помогла, за что я ей очень благодарна».
– Знаешь, Натали никогда не стала бы лезть из кожи вон из-за какой-то там собаки, – неожиданно говорит Кейт. – Никогда. Ни за что на свете.
Настроение мое тут же дает сбой. Если взглянуть на ситуацию глазами деловой женщины, я жалкая дилетантка. Стоило ли тратить столько времени и усилий на жалкую шавку?
– Я просто хотела разрулить ситуацию. А других способов не видела…
– Ты не понимаешь, – прерывает меня смущенная Кейт. – Это же здорово.
Ну что на это скажешь? Прежде никто и никогда не ставил меня выше Натали.
– Сейчас принесу кофе и отпразднуем, – предлагает Кейт. – Что-нибудь еще хочешь?
– Да нет. Спасибо за поддержку.
– А я, – признается Кейт, – здорово проголодалась. Сижу тут без обеденного перерыва.
– Да ты что! – ужасаюсь я. – Сейчас же иди обедать.
Кейт вскакивает, ударяется головой о дверцу шкафчика с папками и стаскивает сумку с верхней полки. Как только дверь за ней закрывается, Сэди подлетает к моему рабочему столу.
– Итак! – Она ждет от меня решительных действий.
– Что?
– Когда ты ему позвонишь?
– Кому?
– Ему! – Она заслоняет от меня экран. – Ему!
– В смысле, Эду… как его там? Я ему еще и звонить должна? – Да она совсем отстала от жизни. – Вообще-то это парни звонят девушкам. Вот пусть сам и звонит. «Надеюсь, до этого дело не дойдет», – добавляю я про себя.
Удалив пару писем, отвечаю еще на одно и проверяю, чем занята Сэди. Сидит на краю шкафчика с папками и гипнотизирует взглядом телефон. Заметив, что я на нее смотрю, Сэди хмурится и гордо отворачивается.
– Так кто из нас жить не может без мужчин? – подкалываю я ее.
– Я лично могу, – надменно отвечает она.
– Телефон просто так не зазвонит. Даже не старайся.
Сэди сердито отворачивается и переключает внимание на телефонный шнур. Потом улетает к соседнему окну. И буравит взглядом аппарат оттуда.
Только пылко влюбленного привидения, шастающего по кабинету и отвлекающего от работы, мне и не хватало.
– Сходи, что ли, на экскурсию, – предлагаю я. – Полюбуйся на Геркин-билдинг.  Или в «Хэрродс»  загляни.
– Что я там не видела, – морщит нос она. – К тому же он теперь такой странный.
Я не успеваю предложить ей слетать на долгую-долгую прогулку по Гайд-парку из-за звонка мобильника. Сэди пикирует к дисплею и изучает номер.
– Это он? Он?
– Не знаю. Номер незнакомый.
– Конечно, он! – Она обхватывает себя за плечи. – Скажи, что мы хотим в «Савой» на коктейли.
– С ума сошла?
– Я устроила это свидание, и я хочу в «Савой», – упрямится она.
– Заткнись, иначе не буду отвечать!
Мы молча смотрим друг на друга, потом Сэди покорно отступает, а я нажимаю на кнопку:
– Да?
– Лара? – Незнакомый женский голос.
– Это не он, убедилась? – Я отгоняю Сэди прочь. – Да, это я.
– Нина Мартин. Вы оставили мне сообщение про ожерелье. С благотворительной распродажи.
– Ах да! – оживляюсь я. – Оно у вас?
– Целых два. Из черного жемчуга и красное. Оба в хорошем состоянии. Могу продать их вам, хотите? Вообще-то я собиралась выставить их на интернет-аукционе…
– Нет, – горестно вздыхаю я. – Я ищу другое. Спасибо за хлопоты.
Я вычеркиваю из списка имя Нины Мартин, а Сэди недовольно хмурится:
– Почему ты всех не обзвонила?
– Сегодня вечером продолжу. Сейчас мне надо работать, – отрезаю я.
Сэди снова зависает над телефоном и протяжно вздыхает.
– Я не могу больше ждать.
– Послушай, Сэди, – взываю я, – забудь ты об этом. Пойми, он не позвонит. С чего он станет звонить какой-то сумасшедшей, выставившей его полным дураком? Порвет мою карточку, и все.
Сэди смотрит на меня так, будто я повергла в прах ее самые заветные мечты.
– Я-то тут при чем! – оправдываюсь я. – Я просто тебя предупреждаю.
– Позвонит! И мы пойдем на свидание!
– Что ж, обольщайся дальше.
Я утыкаюсь в компьютер, а когда поднимаю голову, ее и след простыл. Вот так сюрприз. Долгожданная свобода. Желанная тишина.
Я пишу письмо Джин, указываю тему «Флаш», и тут телефон снова оживает. Машинально поднимаю трубку и прижимаю ухом к плечу.
– Лара на проводе.
– Привет, – произносит нерешительный мужской голос. – Это Эд Харрисон.
Я холодею. Эд Харрисон?
– О… Привет!
– Так где и когда мы встречаемся? – торопливо спрашивает он.
– А… вы что предлагаете?
Вот счастливая парочка, выигравшая романтическое путешествие, которое им на фиг не нужно.
– В баре «Кроу» на площади Святого Кристофера. Не против?
Знаю, что у него на уме. Быстро пропустить по паре бокалов и разбежаться. Нужна я ему как собаке пятая нога. Тогда зачем звонить? Не может отказать даме, даже если она серийная убийца?
– Отличная идея.
– Тогда в семь тридцать?
– Почему бы и нет.
Донельзя удивленная, я кладу трубку. Кажется, я и в самом деле иду на свидание с мистером Нахмуренные Брови. А Сэди даже не догадывается.
– Сэди, – зову я ее. – Сэ-ди! Ты меня слышишь? Вот так дела! Он позвонил!
– А я что говорила. – Оборачиваюсь и вижу невозмутимую Сэди, оседлавшую подоконник.
– Ты пропустила самое интересное! – пытаюсь расшевелить ее я. – Твой кавалер звонил! Мы идем на… – И тут до меня доходит. – Все ясно! Это ты постаралась! Напела ему в уши.
– А то кто же, – гордо заявляет она. – Не ждать же его звонка до посинения. Кстати, ты была права. Он выбросил карточку. Я видела обрывки в мусорном ведре. И он не собирался тебе звонить.
Она просто в ярости, а я ухмыляюсь:
– Вот так ведут себя мужчины в двадцать первом веке. И как же ты с ним справилась?
– Пришлось потрудиться, – фыркает Сэди. – Сначала он меня полностью игнорировал. Только печатал все быстрее. Пришлось подлететь к самому уху и гаркнуть: «Немедленно звони Лape и приглашай ее на свидание, если не хочешь получить страшную болезнь от бога Ахава».
– От кого? – чуть не падаю я.
– Ну, я читала о нем в каком-то дешевом романе, – самодовольно ухмыляется Сэди. – Я посулила ему отсохшие конечности и омерзительные бородавки в придачу. Тут он задрожал, но еще пытался сопротивляться. Тогда я посмотрела на его пишущую машинку…
– Ты хотела сказать – компьютер? – уточняю я.
– Какая разница, – отмахивается она. – В общем, я пообещала, что если он тут же не позвонит, то его машинка сломается и он останется без работы. – Она потирает руки. – Что ему оставалось? Хоть он и бормотал: «Зачем я это делаю? На что мне сдалась эта девица?» – а пришлось достать клочки из ведра и набрать твой номер. Я же кричала ему в ухо: «Ты мечтаешь с ней встретиться! Она просто прелесть!» – Сэди вскидывает голову с видом победительницы. – Вот он и позвонил. Ты рада?
Да уж, просто не знаю куда деваться от радости. Впереди бессмысленное свидание. Заработанное шантажом. И ненужные отношения.
Но я никогда еще не встречала женщину, которая могла бы заставить мужчину позвонить. Никогда.
И пусть она пустила в ход сверхъестественные способности, главное – результат.
– Двоюродная бабушка Сэди, – торжественно объявляю я. – Ну ты и стерва!

0

10

Глава девятая

Если я не могу заснуть, то представляю, как был бы устроен мир, если бы за дело взялась я. Несколько заповедей касаются бывших бойфрендов, и теперь к ним прибавилась еще одна:
Бойфренды должны менять любимый ресторан в тот самый момент, когда меняют подружку.
Все еще не могу поверить, что Джош идет со своей новой в бистро «Мартин». Как он посмел? Это наше место. Здесь состоялось наше первое свидание, черт возьми. Разве можно предавать прошлое? Все равно что поверх прекрасного шедевра намалевать модную картинку, а о подлиннике забыть. Мы же только-только расстались! Прошло всего шесть недель. Новые отношения не могут перечеркнуть старые.
Спешка хороша при ловле блох. Так бы ему и сказала, если бы он спросил.
Суббота, полпервого дня, я на посту уже двадцать минут. Слава богу, я прекрасно знаю здесь все закутки. В одном из них я и разместилась, на всякий случай прикрывшись бейсбольной кепкой. В бистро полно народу, место популярное, столики стоят почти впритык, тут и там вешалки и кадки с растениями, так что спрятаться от посторонних глаз проще простого.
Джош заказал один из больших деревянных столиков у окна – я подглядела в списке брони. С моего места все видно как на ладони, так что ни один их жест не ускользнет от меня. И ни одно слово.
Да-да, я поставила на их столик жучок. Три дня назад купила по Интернету «Набор начинающего шпиона» с крошечным беспроводным микрофоном. К нему прилагался «Вахтенный журнал шпиона» и «Крутой взломщик кодов», из чего я сделала вывод, что обычно этими штуками интересуются десятилетние балбесы, а не отвергнутые взрослые женщины.
Ну и что? Главное, работает. Охват всего двадцать футов, но мне вполне достаточно. Десять минут назад я с безразличным видом прошла мимо столика, сделала вид, будто что-то уронила, и ловко прицепила микрофон под столешницу. Наушник спрятан под моей бейсболкой. Надо только вовремя включить его.
Конечно, нельзя шпионить за людьми. Это безнравственно. Я сама распекала Сэди за подобное поведение. А теперь она в отместку заявила, что мне здесь нечего делать. И если мне так уж хочется узнать, о чем они болтают, честнее притаиться за соседним столиком, а не прибегать к помощи техники. Не вижу разницы. Если ты подслушиваешь, ты все равно подслушиваешь, где бы ни сидела.
А если дело касается любви, то обычные правила не действуют. Как говорится, на войне и в любви все средства хороши. Раз уж цель благородная. Взять, к примеру, английских военных разведчиков, которые взломали немецкие шифры. Тоже в некотором роде вмешательство в частную жизнь. Но они об этом не беспокоились.
Я рисую в голове идиллическую картинку: сидя за воскресным обедом, я говорю нашим с Джошем детям: «Если бы я не стала подслушивать, никто из вас не появился бы на свет!»
– Идет! – объявляет Сэди. Она удосужилась прийти со мной и все это время шастала между столиками, отпуская колкие замечания о нарядах присутствующих.
Я бросаю короткий взгляд на дверь, и в животе все сжимается. Сэди права – вот и он. И она. Они вместе.
Стараюсь не представлять, как они проснулись вместе, такие довольные и умиротворенные. Может, все объясняется проще. Может, они просто случайно встретились в метро. Глотнув вина, я снова поднимаю глаза. На ком сосредоточиться, на нем или на ней?
Ладно, она важней.
Блондинка. Довольно худая, в оранжевых бриджах и белоснежном топе без рукавов – вечно вижу их в рекламе низкокалорийного йогурта и зубной пасты. Отгладить такой топ – сплошная мука, так что сразу понятно, какая она зануда. Волосы у нее выгоревшие, а сама загорелая, не иначе только что из отпуска.
На Джоша лучше не смотреть, потому что в желудке начинается настоящая буря. Милый, милый Джош. Небрежно свисающие белокурые прядки, глуповатая кривая ухмылка, когда он приветствует метрдотеля, линялые джинсы, парусиновые туфли (модной японской фирмы, название которой я так и Не научилась выговаривать), знакомая рубашка…
Постойте-ка. Что ж это такое? Я подарила ему эту рубашку на день рождения. Да как он посмел! Какой ужас. Надеть мою рубашку и явиться в наше место. И улыбаться чужой девице, как будто она единственная на свете. Брать ее за руку, шептать на ухо шуточки, так что она откидывает голову и демонстрирует безупречные, ослепительные, рекламные зубы.
– Как они подходят друг другу! – радостно шепчет Сэди мне в ухо.
– Вовсе нет, – бормочу я. – И вообще заткнись.
Метрдотель провожает их к столику у окна. Я пригибаюсь и незаметно включаю дистанционный микрофон. Звук слабый и прерывистый, но это лучше, чем ничего.
–…Вообще не обратил внимания. И что ты думаешь, этот идиот послал меня в противоположную от Нотр-Дама сторону. – Он очаровательно улыбается, а она так и заливается смехом.
Со зла я едва не опрокидываю столик. Наш старый анекдот! Это же с нами было! Нас послали не к тому Нотр-Даму, а настоящего мы так и не увидели. А теперь меня словно и не существует. Я растворилась.
– Смотри, как ему хорошо, – радуется Сэди.
– Ничего подобного, – отрицаю очевидное я. – Даже очень плохо.
Они заказывают бутылку вина. Отлично. Я сую в рот оливку и с отвращением жую. Сэди взирает на меня с нескрываемой жалостью.
– Я предупреждала, оставь его в покое.
– Никто его не трогает. Просто… пытаюсь разобраться. Мы расстались так внезапно. Как будто ничего и не было. Я хотела проработать наши отношения. Хотела все с ним обсудить. В чем причина? Может, он ответственности испугался? Он просто сбежал. Спрятался от меня.
Официант приносит вино, а Джош не отрывает глаз от Мэри. Все как на нашем первом свидании. Улыбки, вино, милые забавные истории. Что же случилось? Почему все кончилось сегодняшним шпионажем?
И тут меня осеняет. Я решительно наклоняюсь к Сэди:
– Иди и спроси его!
– Спросить о чем? – ухмыляется она.
– Почему у нас не вышло? Чем я его не устраиваю? Ори громко, как на Эда Харрисона. Тогда он точно расколется.
– Не могу.
– Можешь! Твоего крика никто не выдержит. Он тут же все выложит. И я наконец пойму. – Быстренько умолкаю, поскольку к моему столику приближается официантка. – О, привет. Я бы хотела заказать… суп. Спасибо.
Официантка уходит, я умоляюще гляжу на Сэди:
– Пожалуйста. Очень прошу тебя.
Сэди молчит, потом сдается.
– Ладно.
Она растворяется в воздухе и тут же материализуется у столика Джоша. Я наблюдаю, едва живая от волнения. Поправив наушник, слышу, как Мэри рассказывает о своем увлечении верховой ездой. У нее легкий ирландский акцент. Джош подливает и подливает ей вина.
– У тебя было такое интересное детство, – льстит он. – Расскажи что-нибудь еще.
– О чем, например? – Она отламывает кусочек хлеба и улыбается.
– Обо всем. – Он тоже улыбается.
– В двух предложениях не получится.
– А я не тороплюсь.
Я в ужасе. Слепой увидит, что они строят друг другу глазки. Того и гляди он возьмет ее за руку или еще чего хуже. Почему Сэди молчит?
– Ну, я родилась в Дублине. У меня два старших брата.
– Почему ты бросил Лару?!
Кажется, наушник у меня в ухе расплавится от этого крика. Я и не заметила, как Сэди оказалась у него за спиной.
Ручаюсь, Джош ее слышал. Он замер с бутылкой газировки в руке.
– Братья отравили мне все детство. (А вот до Мэри явно не долетает ни звука.) Мальчишки такие злые…
– Почему ты бросил Лару? Что случилось? Расскажи-ка об этом Мэри. Давай, говори.
–…Находила лягушек у себя в кровати, в ранце, однажды даже в тарелке для мюсли!
Мэри все еще смеется, ожидая реакции Джоша. Но он не шевелится, потому что Сэди не отлипает от него:
– Говори. Говори. Говори!
– Джош, – Мэри машет ладонью перед его глазами, – ты меня слышишь?
– Извини. – Он потирает лицо. – Не понимаю, что на меня нашло. Так о чем ты?..
– Пустяки, – она пожимает плечами, – просто рассказывала о братьях.
– О братьях! Точно! – Он с трудом сосредотачивается на ней и заставляет себя улыбнуться. – Значит, они тебя чересчур опекают.
– Что есть, то есть. – Она улыбается и подносит к губам бокал. – А у тебя есть братья или сестры?
– Признавайся, почему ты бросил Лару? Чем она нехороша?
Джош снова замирает. Вид у него такой, будто он пытается расслышать вдали нежное пение соловья.
– Джош? – наклоняется к нему Мэри. – Джош!
– Прости! – Он трясет головой, приходя в себя. – Прости. Глупость какая. Вспомнил вдруг свою бывшую девушку, Лару.
– Да? – Улыбка Мэри застывает. – И что же ты вспомнил?
– Да так, – Джош болезненно морщится, – просто подумал, почему мы все-таки расстались.
– Все когда-то кончается, – легкомысленно заявляет Мэри. – Кто знает почему? Кончается, и все тут.
– Ты права.
Джош отвечает растерянно, потому что Сэди продолжает надрываться:
– Почему все пошло не так? Признавайся сейчас же!
– Ну как прошла твоя неделя? У меня в последние дни такая запарка с клиентами. Особенно с тем, о котором я тебе говорила.
– Пожалуй, она была слишком впечатлительной.
– О ком ты?
– О Ларе.
– В самом деле? – Мэри вяло изображает интерес.
– Читала мне статьи «про отношения» из дурацких журналов и хотела, чтоб мы сравнили себя с их героями. Часами. Как меня это доставало! Зачем все анализировать? Возвращаться к старым ссорам, придираться к каждому слову? – Он залпом вливает в себя вино, а я сижу как громом пораженная.
– Меня бы тоже достало, – кивает Мэри. – А как прошло совещание? Ты говорил, босс хотел сообщить что-то важное.
– И это все? – упорствует Сэди.
– Она всю полку в ванной завалила кремом и прочей ерундой. Каждый раз, когда я хотел побриться, мне приходилось разгребать эту груду. С ума можно сойти!
– Какой ужас! – громко восклицает Мэри. – В любом случае…
– И это еще не все. Например, она поет в душе. Представляешь, одну и ту же песню каждый день. И вообще она жутко ограниченная. Не интересуется путешествиями… Я как-то подарил ей альбом фотографий Уильяма Эгглстона,  там есть что обсудить. Но она пролистала его без малейшего интереса. – Джош вдруг замечает, что Мэри нелегко дается ее спокойствие. – О черт, Мэри, извини. Не знаю, что на меня нашло. Давай о чем-нибудь другом.
– С удовольствием, – соглашается Мэри. – Я начала тебе рассказывать о своем очень, очень требовательном клиенте из Сиэтла. Помнишь?
– Ну разумеется! – Он тянется к бутылке вина, но отдергивает руку и наливает газировку.
– Суп? Простите, мисс. Вы заказывали суп?
Прямо передо мной стоит официантка с тарелкой супа и хлебом на подносе. Не представляю, давно ли она тут околачивается.
– Конечно, – быстро говорю я. – Спасибо.
Официантка ставит тарелки на стол. Я опускаю ложку в суп, но есть не могу. Меня всю колотит от услышанного. Как можно было держать в себе такое и молчать? Даже не заикнулся про мое пение. А про альбом с фотографиями я вообще думала, что он купил себе! Как я могла догадаться, что ему хочется услышать мое мнение?
– Вот так! – Сэди приземляется напротив. – Столько интересного узнала. Теперь ты поняла, в чем проблема? Насчет пения я, кстати, согласна. Тебе медведь на ухо наступил.
Ни капли сочувствия!
– Ну спасибо, – угрюмо бормочу я, уткнувшись в тарелку. – Он ни разу даже не намекнул мне ни о чем таком. Ни разу! Я могла исправиться! Но он не дал мне шанса…
– Пошли отсюда? – перебивает меня Сэди.
– Нет! Еще не все! Спроси, что ему нравилось во мне.
– Спросить, что ему в тебе нравилось? – недоверчиво смотрит на меня Сэди. – А ты уверена, что ему что-то нравилось?
– Конечно, – негодую я. – Конечно, уверена. Ну все, иди.
Сэди открывает было рот, качает головой и плавно летит к Джошу. Я вжимаю наушник в ухо и с надеждой смотрю на Джоша. Он потягивает вино, слушает Мэри и ковыряется металлической палочкой в оливках.
–…Три года – большой срок. – Ее бодрый голосок пробивается сквозь шипение и треск. – Расставаться всегда непросто, но уж если человек тебе не подходит, лучше забыть и не оглядываться назад. Ну, то есть… не надо зацикливаться на прошлом. Ты согласен?
Джош автоматически кивает, но я понимаю, что он не слышал ни слова. С отсутствующим видом он тщетно пытается уклониться от вопящей Сэди.
– А что тебе нравилось в Ларе? Ну-ка, признавайся! Признавайся!
– Она была такой энергичной, – торопливо бормочет он. – И не похожей на других. Всякие там необычные бусы, заколки… И она ценила меня. Знаешь, некоторые девушки считают, что ты им что-то должен, но она другая. Такая добрая. И энергичная.
– Ты что, опять завел песню о своей бывшей?
Металлические нотки в голосе Мэри хорошо слышны даже через наушник. Джош тоже их уловил.
– Черт! Мэри, не понимаю, что со мной. Она словно преследует меня. – Он потирает бровь и выглядит при этом довольно жалко.
– Кажется, ты до сих пор неровно к ней дышишь, – злобно заявляет Мэри.
– Я? – Джош пытается рассмеяться. – Что за чушь. Она меня больше не интересует.
– Тогда почему ты твердишь о ней не переставая? – К моей радости, Мэри отбрасывает салфетку, отодвигает стул и встает. – Когда забудешь о ней, звони.
– Я уже забыл, – парирует Джош сердито. – И вообще, что за бред. Я не собирался о ней говорить. – Он вскакивает, пытаясь задержать ее. – Мэри, послушай меня. У меня был роман с Ларой. Это было неплохо, но не более того. Теперь все в прошлом. Финита ля комедия.
Мэри отмахивается.
– Но ты только о ней и способен говорить!
– Вовсе нет! – Джош почти кричит, и посетители за соседними столиками удивленно оглядываются. – Это не так. Я не хотел вспоминать о ней! Просто что-то заклинило в мозгу.
– Разберись с собой, – качает головой Мэри. – Еще увидимся.
Лавируя между столиками, она идет к двери. Джош падает на стул. Он абсолютно раздавлен. Несчастный он еще милее, чем в радости. Больше всего мне хочется сейчас кинуться к нему, обнять и объяснить, что я гораздо лучше этой нудной девицы с рекламной обложки.
– Ну что, довольна? – вопрошает Сэди. – Ты растоптала зарождавшееся чувство. Кажется, ты против таких вещей?
– Никакое это не чувство! – фыркаю я.
– С чего ты взяла?
– Да вот знаю. И вообще, отстань.
Мы наблюдаем, как Джош встает, расплачивается и надевает куртку. Губы его плотно сжаты, глаза потухли, мне его жалко до слез. Но что делать. Это для его же блага. Наша любовь должна воскреснуть, иначе и быть не может.
– Доедай скорее. Сколько тебя ждать! – торопит меня Сэди. – Еще подготовиться надо.
– К чему? – не понимаю я.
– К нашему свиданию!
Господи. Только не это.
– Впереди еще шесть часов, – стучу я по часам. – И мы просто выпьем по бокалу вина. Куда торопиться?
– Приличной девушке и дня мало, чтобы привести себя в порядок к свиданию, – важно говорит Сэди. – Я приличная девушка. А ты представляешь меня. И должна выглядеть восхитительно.
– Позволь мне самой решать, как выглядеть.
– Ты даже не подумала, что наденешь! – Сэди подпрыгивает от нетерпения. – А уже два часа! Пора домой!
И как тут поешь?
– Решила измором меня взять? – Впрочем, суп все равно уже холодный. – Ладно, пошли.

По дороге я обдумываю случившееся. Джош расстроен. Смущен. Самое время возобновить отношения. Как хорошо, что Сэди заставила его говорить. Теперь я смогу измениться.
Раз за разом прокручиваю его слова, стараясь не упустить ни малейшей детали. Одна его фраза никак не дает мне покоя. Это было неплохо, но не более того.
Теперь мне все ясно. Наши отношения не сложились, потому что он не был со мною честен. Он никогда не признавался, что мои привычки его раздражают. А потом терпение его иссякло и он сбежал.
Но теперь это неважно. Когда знаешь, в чем проблема, несложно ее разрешить! Я составляю план, первым пунктом значится уборка ванной комнаты. Туда я и бросаюсь, едва переступив порог, но Сэди преграждает мне путь.
– Что ты собираешься надеть вечером? – требовательно спрашивает она. – Ну-ка, покажи.
– Не сейчас, – пытаюсь я протиснуться мимо нее.
– Нет, сейчас! Немедленно! Слышишь!
Зануда!
– Ладно. – Я прохожу в спальню, открываю шкаф и вытаскиваю первую попавшуюся длинную юбку, затем облегающую блузку со шнуровкой из эксклюзивной коллекции «Топшоп». – Как насчет этого? И какие-нибудь танкетки.
– Корсет?! – Возмущению Сэди нет предела. – С длинной юбкой?
– Ты ничего не понимаешь. Это последний писк моды. И никакой это не корсет, а шнуровка.
Сэди брезгливо рассматривает блузку:
– Мать пыталась нацепить на меня корсет, когда мы собирались на венчание тетки. Но я швырнула его в камин, и тогда она посадила меня под замок, запретив слугам выпускать.
– Правда? – Мне становится любопытно. – И ты пропустила венчание?
– Нет. Я выбралась через окно, доехала на машине до Лондона, а в церковь заявилась после парикмахерской, где ужасно коротко подстриглась. Мама два дня потом не могла подняться с кровати!
– Вот это да! – Я с уважением смотрю на Сэди. – Ты была та еще штучка. И часто такое выкидывала?
– Да, моим родителям доставалось. Но они были такие зануды! Настоящие викторианцы. И дом наш походил на музей. Папа презирал граммофонную музыку, чарльстон, коктейли… в общем, все. Девушки, говорил он, должны разводить цветы и вышивать. Моя сестричка Вирджиния так и поступала.
– Ты имеешь в виду… бабушку? – Мне все интереснее. Я плохо помню бабушку, но знаю, что она обожала возиться в саду. Сложно представить ее юной девушкой. – А какая она была?
– Сама добродетель, – морщится Сэди. – Такие носят корсет. Даже когда все остальные выкинули их, она продолжала себя шнуровать, делать высокую прическу и украшать церковь цветами каждую неделю. Самая скучная девица во всем Арчбери. И вышла замуж за самого скучного кавалера во всем Арчбери. Родители ликовали.
– А где это, Арчбери?
– Там, где мы жили. Небольшой городок в Хертфордшире.
Какие-то смутные ассоциации. Арчбери. Определенно, я слышала это название…
– Постой-ка! – вспоминаю вдруг я. – Арчбери-хаус. Дом, сгоревший в шестидесятые. Это тот самый дом?
Наверняка. Когда-то папа рассказывал о фамильном гнезде Арчбери-хаус и даже показывал черно-белую фотографию позапрошлого века. В детстве они с дядей Биллом проводили там лето, а после смерти прабабушки с прадедушкой и вовсе переехали туда. Чудесное, должно быть, место было: мрачные коридоры, огромные погреба, величественная парадная лестница. Но после того, как дом сгорел, землю распродали отдельными участками, и теперь там стоят новые постройки.
– В шестидесятых Вирджиния жила там с семьей. Пожар случился как раз из-за нее. Кто же оставляет зажженную свечу? – Сэди ядовито усмехается. – Только мисс Совершенство.
– Однажды мы поехали посмотреть, что там стало. Теперь там новые дома, вполне приличные.
Но Сэди не слушает.
– Я потеряла все свои вещи во время пожара, – вздыхает она. – Все, что хранилось там, пока я была за границей. Все исчезло в огне.
– Это ужасно. – Мне действительно ее жаль.
– Ничего страшного! – Она встряхивает головой, словно прогоняя горькие воспоминания. – Все это ерунда.
Сэди внимательно изучает мою одежду и приказывает вынуть из гардероба все.
Я вытаскиваю из шкафа груду тряпья и кидаю на кровать:
– Вот. Смотри, если хочешь. Но ты ничего не рассказываешь о своем муже. Какой он был?
– В день нашей свадьбы на нем была алая жилетка. А больше я почти ничего не помню.
– Как не помнишь? Только жилетку?
– Ну, еще усы.
– Да как так можно! Выйти замуж без любви!
– А что мне оставалось? – искренне удивляется Сэди. – Я рассорилась с родителями. Отец перестал выдавать мне деньги, викарий звонил через день, а по ночам меня запирали в спальне.
– И за что они так на тебя ополчились? Тебя опять арестовали?
– Какая разница, – отвечает Сэди после заминки и отворачивается к окну. – Но так не могло продолжаться, а замужество казалось выходом из положения. Родители уже приискали мне подходящего молодого человека. Им пришлось изрядно попотеть.
– Кому ты говоришь, – киваю я. – Попробуй найди нормального одинокого парня. Их нет. Просто перевелись.
Во взгляде Сэди изумление.
– Наши все погибли на войне.
– Ах… да, – сглатываю я. – На войне.
На Первой мировой. Как же я сразу не догадалась.
– А те, кто вернулся, сильно изменились. Израненные. Морально сломленные. Полные чувства вины за то, что выжили… – Она необычайно серьезна. – Мой старший брат погиб. Эдвин. А ведь ему едва стукнуло девятнадцать. Родители едва пережили его смерть.
Вот так так. Оказывается, мой двоюродный дедушка Эдвин погиб в Первую мировую. Почему я ничего не знаю об этом?
– Расскажи мне о нем, – робко прошу я. – Об Эдвине.
– Он был такой забавный. Ему всегда удавалось меня рассмешить. Пока он был жив, наши родители не вели себя так ужасно. В общем, с ним было хорошо.
Мы молчим, у соседей сверху орет телевизор. Сэди погрузилась в невеселые воспоминания. На меня она не смотрит.
– И все-таки не понимаю, – пытаюсь растормошить ее я, – зачем непременно было выходить замуж? Практически за первого встречного. Ведь наверняка где-то ждал тот, единственный. Как же любовь?
– Как же любовь? – передразнивает она, выходя из транса. – Как же любовь! Тебя заело, точно исцарапанную пластинку?
Она изучает гору одежды на кровати.
– Разложи как следует. Я хочу выбрать приличное платье. А не жуткую юбку до пола.
Ну вот, вечер воспоминаний закончен.
– Пожалуйста. – Я раскладываю одежду на кровати. – Выбирай.
– Прическа и косметика тоже на моей совести, – предупреждает Сэди. – Я в этом лучше разбираюсь.
– Да ради бога.
Я направляюсь в ванную, обдумывая услышанное. Никогда прежде семейные предания не вызывали у меня интереса. А зря. Надо попросить папу отыскать старые фотографии фамильного гнезда. То-то он обрадуется.
Закрываю дверь и изучаю баночки и тюбики на полочках. Хм. Пожалуй, Джош прав. К чему мне абрикосовый скраб, овсяный скраб и скраб с морской солью – одновременно? Что станет с кожей, если пользоваться всеми тремя сразу?
Через полчаса косметика выстраивается в два аккуратных ряда, а гора полупустых тюбиков с засохшим содержимым сгружена в большой пластиковый пакет. Первый пункт плана выполнен! Жаль, что Джош не видит мою образцовую ванную сейчас. Так и подмывает послать ему фотку на мобильник. Страшно довольная собой, я заглядываю в спальню, но Сэди и след простыл.
Надеюсь, все в порядке и воспоминания ее не слишком расстроили. Наверно, ей просто надо побыть одной.
Оставляю мешок около двери – не к спеху – и наливаю чашку чая. Пункт второй: альбом с фотографиями, подаренный Джошем. Наверняка где-то валяется. Не под диваном ли?
– Нашла! – Голос Сэди дрожит от восторга, но самой ее не видно.
– Где ты? – Я подскакиваю от неожиданности. – Послушай, Сэди, я только хотела сказать… С тобой все в порядке? Ты можешь смело рассказать мне. Я понимаю, это непросто…
– Еще бы! Конечно, непросто – с твоим-то гардеробом.
– Да я не об этом! Я о чувствах. Ты многое пережила, это так волнительно…
Но Сэди не до чувств. Или она просто притворяется.
– Я нашла тебе наряд! – объявляет она. – Пойдем посмотрим. Нечего рассиживаться.
На нет и суда нет. Не клещами же мне из нее тянуть.
– Ну хорошо. Что ты выбрала?
Я встаю и иду в комнату.
– Не туда, – преграждает мне дорогу Сэди. – Это снаружи! В магазине!
– В каком магазине? – рассеянно переспрашиваю я. – Что значит «в магазине»?
– В обычном! – Она дерзко вздергивает подбородок. – Раз у тебя нет ничего подходящего. Это же какие-то обноски!
– Вовсе не обноски!
– Пришлось поискать в магазине, и я нашла ангельское платье! Ты просто обязана его купить!
– Где именно? Здесь или в центре?
– Я тебе покажу… Пошли. Кошелек не забудь!
Я польщена: Сэди как пчелка порхала по Н&М или где-то там еще в поисках наряда.
– Пошли, – соглашаюсь я. – Если только оно не стоит целое состояние. – Я беру сумку и проверяю, на месте ли ключи. – Что же это за магазин?
Я надеюсь, что мы отправимся на Оксфорд-Серкус, но вместо этого она поворачивает за угол, на абсолютно неизвестную мне улочку.
– Ты уверена, что нам туда? – говорю я с большим сомнением.
– Абсолютно. Иди-иди! – подгоняет она.
Мы минуем ряды домов, маленький парк и колледж. Ничего похожего на магазин. Я уже собираюсь возмутиться и сказать Сэди, что та все перепутала, когда она поворачивает за угол и оглядывается на меня с победной улыбкой.
– Здесь!
Газетный киоск, химчистка, а чуть дальше – замызганная деревянная дверь с вывеской «Империя винтажной моды». В окне стоит манекен: длинное атласное платье, перчатки до локтя, шляпа с вуалью и целая россыпь брошек. У ног манекена груда шляпных коробок, рядом туалетный столик, заваленный инкрустированными расческами.
– Уверена, это лучший магазин в твоем районе, – наставляет меня Сэди. – Здесь есть все, что нам нужно. Сама увидишь!
И она вплывает в магазин, прежде чем я успеваю возразить. Остается только следовать за ней. Звякает колокольчик, и немолодая женщина улыбается мне из-за небольшого прилавка. Немыслимый, скроенный по моде семидесятых кардиган с ослепительно-зелеными кругами и несколько янтарных ожерелий, намотанных вокруг шеи, и выкрашенная во все оттенки желтого шевелюра.
– Добро пожаловать, – любезно улыбается она. – Проходите. Я Нора. Вы у нас уже бывали?
– Здравствуйте, – послушно киваю я. – Нет, я здесь впервые.
– Ищете конкретную вещь или увлекаетесь каким-то периодом?
– Нет… сначала просто хочу немного осмотреться, – улыбаюсь я в ответ. – Спасибо.
Сэди нигде не видно, и я начинаю разглядывать представленные вещи. Я не большая специалистка по винтажу, но коллекция производит впечатление. Розовое кислотное платье шестидесятых соседствует с потрепанным париком. От обилия костяных корсетов и нижних юбок рябит в глазах. Еще один манекен облачен в кремовое кружевное свадебное платье и шляпку с вуалькой и сухим букетиком. Старые коньки с ботинками из ссохшейся кожи выставлены в стеклянной витрине. Дополняют это великолепие веера, сумочки и пустые патроны из-под помады…
– Ты где? – раздается голос Сэди. – Иди сюда!
Она парит у самого дальнего стеллажа и призывно машет рукой. Полная недобрых предчувствий, я двигаюсь к ней.
– Сэди, – шепчу я, – все это, конечно, круто, но… Мы же просто собирались пропустить пару бокалов. Ты же не надеешься…
– Смотри! – Она чуть не пляшет от восторга. – Потрясающе!
Никогда не позволяйте привидениям выступать экспертами в области моды.
Она предлагает мне купить шелковое платье с бронзовым отливом, заниженной талией, расшитыми бисером крошечными рукавами и накидкой. Я читаю: «Настоящее платье двадцатых годов, изготовлено в Париже».
– Прелесть, правда? Почти как у моей подруги Банти, только то было серебряное.
– Сэди! Я не надену это на свидание. Не будь идиоткой.
– Даже не спорь! Лучше примерь. Конечно, тебе придется подстричься…
– Даже не надейся! И мерить ничего не буду!
– Я и туфельки присмотрела. – Она перемещается к обувному стеллажу и демонстрирует бронзовые бальные туфельки. – И самую лучшую косметику.
Призрачный палец тычет в стеклянную витрину, где выставлена бакелитовая коробочка; табличка рядом гласит: «Подлинный набор для макияжа двадцатых годов, очень редкий».
– У меня был точно такой же. – Сэди пожирает его глазами. – Лучше помады еще не придумали. Я научу тебя правильно красить губы.
Господи помилуй.
– Это я и без тебя умею, уж как-нибудь…
– Оставь эти глупости, – обрывает она. – Ты мне еще спасибо скажешь. И мы завьем твои волосы. Тут есть отличные щипцы.
В картонной коробке с истертыми углами лежит непонятное металлическое приспособление.
– Если постараться, из тебя еще можно сделать человека. Особенно если подобрать подходящие чулки.
– Сэди, немедленно прекрати. Ты совсем с катушек съехала? Не нужно мне все это барахло…
– Ты знаешь, меня всегда пьянил особый аромат, предшествующий вечеринкам. – Она прикрывает глаза, как будто переносится в то время. – Помада, запах паленых волос…
– Паленых волос?! – Вот этого мне не хватало. – Оставь в покое мои волосы!
– У вас все в порядке? – Нора появляется, постукивая янтарем. – Интересуетесь двадцатыми годами? У нас есть несколько потрясающих экземпляров той эпохи. Только-только с аукциона.
– Да, я как раз их изучала.
– Не знаю, что это такое. – Она достает из стеклянной витрины маленькую разноцветную коробочку на изогнутом кольце. – Выглядит довольно странно. Может, медальон?
– Обычное кольцо с помадой. – В голосе Сэди презрение. – Вы тут о самых элементарных вещах не имеете ни малейшего представления.
– Думаю, это кольцо с помадой.
– В самом деле? – Мои познания производят впечатление. – Вы и вправду разбираетесь. Тогда оцените эти прекрасные щипцы для завивки волос. – Он достает хитроумное приспособление и осторожно взвешивает в руке. – Когда-то они были очень популярны. До нашего рождения.
– Очень удобные, – соглашается Сэди. – Я тебе покажу.
Раздается звяканье дверного колокольчика, в магазин впархивают две девушки и с порога принимаются охать и ахать.
– Извините, – улыбается Нора, – думаю, вы и без меня разберетесь. Если захотите что-нибудь примерить, зовите.
– Непременно.
– Скажи, что хочешь померить бронзовое платье, – требует Сэди. – Пока она еще здесь.
– Отвяжись! – шиплю я, когда хозяйка отходит на безопасное расстояние. – Зачем?
Сэди ничего не понимает.
– Ты собираешься покупать вещь без примерки? А если оно не подойдет?
– Я его не покупаю! – я в полном отчаянии. – На дворе двадцать первый век! И просроченной помадой пользоваться не буду, тем более щипцами! Ты только посмотри на эти фалды! Хочешь, носи сама. А я не желаю быть посмешищем!
Сэди оглушена и раздавлена.
– Ты же мне обещала, – умоляет она со слезами на глазах. – Ты сама хотела, чтобы я выбрала платье.
– Я имела в виду обычную одежду! – возмущаюсь я. – Модную и современную! А не всякое старье. – Я хватаю платье и трясу перед ней. – Это ужас какой-то! Маскарадный костюм!
– Раз не хочешь надевать нормальное платье, на мою помощь не рассчитывай. Выкручивайся сама. – Голос Сэди набирает обороты, чувствую, сейчас она заорет. – А я остаюсь дома! Мне он не нужен!
– Послушай, Сэди…
– Он мой! Я хочу на свидание! – страстно кричит она. – И чтоб все было по правилам. Это мой последний шанс, и я не позволю тебе нацепить всякую дрянь…
– Но иду-то на свидание я…
– Ты обещала слушаться! Обещала!
– Хватит на меня орать! – Я отступаю, потирая ухо.
– Как дела? – подозрительно спрашивает появившаяся вновь Нора.
– Все нормально. Телефон…
– А-а-а… – Ее лицо проясняется. Она кивает на бронзовое платье у меня в руках: – Хотите примерить? Прекрасный экземпляр. Получили на днях прямо из Франции. Как вам перламутровые пуговицы? Хороши, правда?
– Я… хм…
– Держи слово! – Сэди скачет рядом, зло сверкая глазами. – Держи слово! Я хочу на свидание!
Голос ее хуже сигнализации. Голова вот-вот взорвется. К тому же Эд Харрисон и так думает, что я сумасшедшая. Одной дурацкой выходкой больше, одной меньше.
Надо уважить Сэди. Бабушка как-никак. Придется подчиниться.
– Великолепное платье, – поспешно произношу я, лишь бы она заткнулась. – Я его примерю.

0


Вы здесь » Наш мир » Зарубежные книги » Софи Кинселла - Девушка и призрак